Кристофер Мур - Грязная работа
Телефон зазвонил снова, и Чарли схватил трубку с кухонной стойки так свирепо, что чуть не выбил себе зуб.
— Безжалостный ублюдок! — заорал Чарли в трубку.
— Вы вообще отдаете себе отчет, чего мне все это стоит, бессердечное вы чудовище?
— Сам иди на хуй, Ашер, — ответила Лили.
— Если я ребенок, это не значит, что у меня нет чувств. — И повесила трубку.
Чарли перезвонил.
— «Ашеровское старье», — ответила Лили.
— Семейное предприятие буржуазных штопаных гондонов вот уже тридцать лет.
— Лили, прости меня — я обознался. Ты чего звонила?
— Moi? — переспросила Лили.
— Je me fous de ta gueule, espece de gaufre de douche.[21]
— Лили, прекрати говорить по-французски. Я же извинился.
— С полицией будешь разговаривать. Тут тебя ждут.
Перед нисхождением в лавку Чарли пристегнул Софи к груди, как террорист — бомбу-младенца. Малютка только что перебралась через новый рубеж и научилась держать головку, поэтому пристегнул он ее лицом вперед, чтобы она могла озираться.
Пока Чарли шел, ручки и ножки у Софи болтались по сторонам, будто она прыгала с парашютом (в роли парашюта выступал щупленький ботаник).
Полицейский стоял у кассы против Лили и выглядел при этом как реклама коньяка: двубортный костюм цвета индиго — итальянского пошива, шелк-сырец, — льняная сорочка оттенка буйволовой кожи и ослепительно желтый галстук. Лет пятидесяти, латинос, поджарый, с резкими чертами, напоминающими хищную птицу. Волосы гладко зачесаны назад, и седые пряди у висков наводили на мысль, что он летит, хотя с места он не двигался.
— Инспектор Альфонс Ривера, — сказал полицейский, протягивая руку.
— Спасибо, что спустились. Эта девушка сообщила мне, что в понедельник вечером работали вы.
Понедельник. Тогда он отбивался в переулке от воронов, тогда в лавку зашла бледная рыжая красавица.
— Ты имеешь право ничего ему не сообщать, Ашер, — сказала Лили, очевидно вспомнив о лояльности, невзирая на штопаную гондонность Чарли.
— Спасибо, Лили, но можешь сделать перерыв — сходи посмотри, как там в Бездне дело обстоит.
Лили что-то буркнула, затем извлекла нечто из ящика под кассой — предположительно, сигареты — и удалилась посредством черного хода.
— Почему этот ребенок не в школе? — спросил Ривера.
— Она особенная, — ответил Чарли.
— Знаете, домашнее образование.
— Она поэтому такая жизнерадостная?
— В этом месяце изучает экзистенциалистов. На той неделе попросила творческий день — убить араба на пляже.[22]
Ривера улыбнулся, и у Чарли отлегло от души. Инспектор извлек из нагрудного кармана фотографию и протянул Чарли. Софи потянулась ее цапнуть.
На снимке был пожилой господин в воскресном костюме — он стоял на ступенях церкви. Чарли узнал Собор святых Петра и Павла всего в нескольких кварталах от лавки, на Вашингтон-сквер.
— Вы видели этого человека вечером в понедельник? На нем были темно-серое пальто и шляпа.
— Нет. Извините, не видел, — ответил Чарли.
Он правда не видел.
— Я пробыл в лавке часов до десяти. Заходили несколько покупателей, но такого не было.
— Уверены? Его зовут Джеймс О'Мэйлли. Он нездоров. Рак. Его жена говорит, где-то в сумерках в понедельник вышел прогуляться и домой не вернулся.
— Нет, простите, — сказал Чарли.
— Вы спрашивали у вагоновожатого с канатной дороги?
— С той сменой я уже побеседовал. Мы думаем, он мог где-нибудь здесь потерять сознание, и мы его не нашли. Столько времени прошло — надежды почти нет.
Чарли кивнул, стараясь выглядеть при этом глубокомысленно. Хорошо, что полицейский не спрашивает о нем самом, — до того хорошо, что у Чарли почти кружилась голова.
— Может, стоит спросить Императора, — вы же с ним знакомы, правда? Он город знает от и до, лучше нас с вами.
При упоминании об Императоре Риверу несколько повело, но затем он расслабился и снова улыбнулся.
— А это неплохая мысль, мистер Ашер. Попробую выследить Императора. — Он протянул Чарли визитку.
— Если что-нибудь вспомните, позвоните мне, хорошо?
— Позвоню. Э-э, инспектор… — промолвил Чарли, и Ривера, отойдя от прилавка на несколько шагов, остановился.
— А разве инспекторы обычно такие дела расследуют?
— Да, обычно подобным занимается рядовой состав, но это может быть связано с тем, чем сейчас занимаюсь я, потому я вам и достался.
— А, тогда ладно, — сказал Чарли.
— Красивый костюм у вас, кстати. Не мог не отметить. Я ими занимаюсь.
— Спасибо, — ответил Ривера, с легкой тоской оглядев рукава.
— Некоторое время назад мне выпал короткий отрезок удачи.
— Это здорово.
— А потом закончился, — сказал Ривера.
— Миленькая малютка. Вы с ней берегите себя. — И он вышел за дверь.
Чарли повернулся к лестнице и чуть не врезался в Лили. Руки ее были скрещены под надписью «Ад — это другие»[23] на черной майке, и выглядела Лили еще субъективнее обычного.
— Ну, Ашер? Тебе есть что мне сказать?
— Лили, у меня нет времени на…
Она протянула ему серебряный портсигар, оставленный рыжей. Тот по-прежнему красно светился. Софи потянулась к нему.
— Что? — спросил Чарли. Неужто Лили видит? Неужто она тоже принимает зловещее свечение?
Лили открыла портсигар и сунула Чарли под нос:
— Прочти гравировку.
«Джеймс О'Мэйлли», — гласил витиеватый шрифт.
Чарли отступил на шаг.
— Лили, я не могу… я ничего не знаю про этого старика. Послушай, мне нужно попросить миссис Лин присмотреть за Софи и быстро смотаться на Кастро. Потом объясню, ладно? Честно.
Лили мгновенье подумала, осуждающе глядя на Чарли так, словно застала его за кормлением собственного bete noire[24] сухим завтраком «Фруктовые петельки», затем смягчилась.
— Иди, — сказала она.
8
Трамвай «Смятение»
И вот в брешь Кастро кинулся Чарли Ашер: антикварная трость со шпагой — под рукой на сиденье фургона, челюсть выпячена штыком и вся физиономия — воплощенный этюд ужасающей решимости. Полквартала, еще пол квартал а и еще половинку вперед — так в Долину Безалкогольных Баров С Заоблачными Ценами и Вообще Внеземных Причесок нахлестывал своего железного коня праведный бета-самец. И горе тому никчемному глупцу, кто осмелился возжелать смерти смертоносного старьевщика, ибо за смертную жизнь его наш герой не даст и ломаного гроша. «В Голубятне будет дан бой, — думал Чарли, — и я палю за справедливость».[25]
