Ньевес Эрреро - Чужая жизнь
— Лукас! Лукас!
Юноша услышал голоса, звучавшие где-то очень далеко. У него почти нет сил. Он вот-вот упадет…
«Что происходит? — мысленно спрашивает он себя. — Держись!»
— Лукас! Проснись!
Голоса звучат все громче и отчетливее.
«Замолчите! Оставьте меня в покое! Я должен продолжать сражение!» — говорит он сам себе, в то время как его ноги двигаются, хотя юноша их не чувствует.
— Он бредит. Не открывает глаз. Не отвечает. Позовите врача! Срочно!
«Никого не зовите! — кричит про себя Лукас. — Мне хорошо! Я ничего не чувствую! Оставьте меня-я-я!»
В отделении интенсивной терапии все забегали. Что-то пошло не так, как должно было идти. Лукас не отвечал. Сердечный ритм юноши начал изменяться. Его новое сердце билось все медленнее.
— Пожалуйста! Пусть вернется кардиолог! — прокричала в телефонную трубку одна из медсестер.
В этот момент Пилар входила в отделение интенсивной терапии. По поведению медсестер она поняла, что случилось что-то непредвиденное.
— Что происходит?..
— Сеньора! Будет лучше, если вы уйдете и дадите нам работать.
— Нет, я не сдвинусь с этого места. Лукас! — Она подбежала к кровати. — Это я, твоя мама… Лукас! Не делай этого, Лукас! — Она начала гладить его лицо. — Мой сын весь горит! — закричала Пилар и снова дотронулась до юноши.
Лукас ощутил ласковое прикосновение, расплывшееся по телу. Эта рука вытаскивала его из круга, в котором юноша безостановочно вращался. Прикосновение материнской руки облегчало страдания…
«Мне хорошо. Оставьте меня…» — думал Лукас.
Врач и еще двое из его команды вбежали в отделение интенсивной терапии.
— Мы ведь только что были здесь, и все было хорошо. Что произошло? — воскликнула медсестра.
— Доктор, все это случилось в считаные секунды. Он начал бредить. Затем последовали конвульсии и сильный жар.
— Организм начинает отторгать новый орган. Мы должны этому помешать. Первое, что необходимо сделать, — сбить температуру.
Пилар не могла это выдерживать. Ее сын снова оказался в тяжелом положении. Похоже, все начиналось заново. У женщины на глазах выступили слезы. Она была уверена, что врачи, заметив присутствие матери, немедленно выгонят ее отсюда. В действительности все были так озабочены состоянием Лукаса, что никто не обратил на нее внимания. Облаченная в зеленый больничный костюм и маску, женщина не отличалась от тех, кто находился сейчас в отделении.
Врачи начали делать Лукасу уколы и вводить внутривенно лекарства. Чтобы вытащить пациента из состояния, в котором он оказался, им нужно было действовать, не медля ни секунды.
Пилар вспомнила о том, что, по словам врачей, первые сорок восемь часов являются самыми опасными.
Доктор Аметльер руководил возвращением Лукаса в реальный мир. Быстро и энергично он указывал, что следовало сделать. Помимо матери пациента, другим свидетелем того, что происходило, был больной, который лежал на кровати напротив Лукаса и наблюдал за действиями медперсонала. В течение нескольких минут отделение интенсивной терапии стало тем местом, куда постоянно входили и откуда быстро выходили медсестры и другие работники больницы. К счастью, температура начала быстро снижаться, сердечный ритм восстановился. Медики немного расслабились.
— Ну, парень, не пугай нас больше… Лукас, я знаю, что ты меня слышишь, попытайся открыть глаза. Сделай над собой усилие, — говорил доктор Аметльер, а затем спросил: — Нет ли здесь его матери?
Пилар подняла руку. Она не осмеливалась даже пошевелиться и произнести хотя бы слово.
— Все в вашей власти, поговорите с ним!
— Любимый, просыпайся! Открой глаза! — Она вспомнила, что сын испытывал чувство голода. — Скоро ты сможешь поесть, вот увидишь. Ну, чего бы тебе хотелось? Тальярины[9] с помидорами? Гамбургер? Или ты предпочитаешь омлет с картошкой?
Лукас открыл глаза. Оглядел всех, пытаясь вспомнить, что он здесь делает. У юноши не было сил двигаться. Он был измотан и, когда попробовал подняться, ощутил сильную боль в области груди. Несмотря на боль, Лукас действительно чувствовал голод. Не иметь возможности поесть было для него пыткой.
Врачи сняли кардиограмму. Все было хорошо. Сильная боль являлась результатом операции. Организм приспосабливался к новому органу.
— Когда я смогу перекусить, доктор? — спросил Лукас, далекий от всего, что минуту назад происходило в отделении интенсивной терапии.
— Скоро. Завтра мы дадим тебе поесть, но ты же знаешь, что больничная пища не самая лучшая. Хотя ты в это и не веришь, еду, которая тебе нужна, ты получаешь через зонд. Ну ладно, Лукас, теперь позаботься о том, чтобы поскорее поправиться. Не пугай нас больше! Идет?
Покрывшийся потом врач ушел, и Пилар начала разговаривать с сыном, во второй раз вернувшимся к жизни.
— Постарайся поскорее поправиться, потому что иначе ты сведешь в могилу и меня, и врача. Он повел себя очень хорошо, Лукас. Здесь очень много людей, которые борются за твое выздоровление. Из всего этого тебе следует извлечь урок, чтобы правильно оценить происходящее. Не теряй времени даром, используй каждую минуту своей жизни, чтобы ставить перед собой цели. Ты всегда хотел быть врачом. Думаю, что теперь, после того, что случилось, у тебя гораздо больше оснований для этого.
— Да, я хочу учиться. И я также думаю о том, чтобы поскорее встать на ноги. Мне очень хочется поехать в поле. Пройтись по траве. Сесть на лошадь. Оказаться наедине с собой. Докопаться до своей сути. Узнать, чего же именно я хочу. Авария перевернула с ног на голову всю мою жизнь.
— Тебя никогда не тянуло на природу. Скорее напротив.
— Да… Но теперь я не перестаю думать о зеленых лугах, лошадях, солнце на моей коже, ветре… Я вижу незнакомые мне картины и воспринимаю их как пережитое. Это что-то странное. Я хочу побыть на вольном воздухе. Побегать босиком по песку. Закрываю глаза и вижу, что делаю то, чего никогда не делал.
Мать молча слушала Лукаса. «Как может измениться человек за столь короткое время?» — думала она. Все это женщина связывала с шоком, который пережил ее сын.
Ориана пришла в зал ожидания, чтобы поговорить с Хавьером. Отец и сын находились там, надеясь узнать какие-либо новости о состоянии Лукаса.
— Как там мой брат? — поспешил с вопросом Луис.
— Я пришла, чтобы проинформировать вас. Он только что перенес кризис.
Услышав слова Орианы, Хавьер побледнел, кровь отлила от его лица. Он не мог представить себе, что у старшего сына могут возникнуть еще какие-то проблемы после всего, что он уже пережил.
— Что случилось? — спросил Хавьер, немного отстранив Луиса.
