Грэхэм Мастертон - Пария
— Дэвид Дарк…
С минуту царила тишина, были слышны лишь шум дождя и треск огня в камине. А потом раздался еле уловимый звук, тот самый звук, которого я так опасался. Невольно у меня вырвался сдавленный крик страха, как будто я очутился в самолете, который неожиданно начинает падать. Я весь оледенел, и даже если бы захотел убежать куда-то, то все равно не смог бы сдвинуться с места.
Это скрипели садовые качели. Ритмично и размеренно, то же самое скрип-скрип, скрип-скрип, которое я слышал прошлой ночью. Теперь не могло быть никакой ошибки.
Я встал и на ватных ногах вышел в холл. Двери библиотеки, которые я закрыл, выходя, теперь были открыты. Не держит ручка? Я же запер двери, а теперь они открыты! Кто-то или что-то их открыло. Ветер? Невозможно. Перестань сваливать все на ветер! Ветер может только шептать, шуметь, реветь, свистеть и хлопать ставнями, но он не может открыть запертых дверей, он не может переставлять предметы на фотографиях, он не может раскачивать садовые качели так сильно, чтобы они начали скрипеть. Кто-то есть в саду. Ты должен посмотреть правде в глаза: в твоем доме творятся чертовски удивительные вещи, творимые какой-то человеческой или нечеловеческой силой. Кто-то качается в саду, так, ради Бога, сходи и посмотри. Иди и убедись сам, чего ты так боишься. Посмотри этому в глаза!
Я вошел в кухню, спотыкаясь, как калека — мои ноги совершенно затекли, неизвестно от чего, от страха ли или от стояния на коленях. Я доковылял до задних дверей. Заперты. Ключ на холодильнике. Я неуклюже потянулся за ключом и уронил его на пол. Умышленно? Да, ты не удержал ключ умышленно. Правда-то в том, что ты не хочешь туда выйти. Правда в том, что ты обгаживаешь от страха свои штаны, пока какой-то малолетний мерзавец, прокравшийся в твой сад, качается на этих дурацких качелях.
Опустившись на четвереньки, я нашел ключ. Встал, вставил его в замок, повернул и нажал на ручку.
А если это она?
Волны ледяного страха прокатывались через меня одна за другой, как будто кто-то непрерывно выплескивал на меня ведра ледяной воды.
А если это Джейн?
Не помню, как я открыл дверь. Помню только ливень, хлеставший меня по лицу, когда я шел через дворик кухни. Помню, как я продирался через сорняки и высокую траву, все больше ускоряя шаг от страха и из боязни, что не успею поймать с поличным того, кто качался. Однако еще больше я боялся того, что успею застать этого кого-то на месте преступления.
Я обошел яблоню, росшую рядом с качелями, и застыл на месте как вкопанный. Мокрые от дождя качели качались взад и вперед, высоко и ритмично. Мерно скрипели цепи, скрип-скрип, скрип-скрип, скрип-скрип, но сиденье было пустым.
Я глазел на это, тяжело дыша. Я ничего не понимал, но испытывал удивительное облегчение. Это же естественное явление, подумал я. Слава Богу! Наука, а не призраки. Какие-то магнитные колебания. Может, луна притягивает железо цепей в определенные периоды года так же, как вызывает приливы, и каким-то образом создает центробежную силу согласно закону Ньютона, инерции или чего-то в этом роде. Может, в этом месте под землей есть магнитная руда, что сказывается при такой погоде, порождая, например, чрезмерное статическое электричество в грозовых тучах. А может даже, качели раскачивает направленный поток воздуха, вихревой поток, создающийся вокруг дома, который…
И тут я увидел. Мигающий голубоватый блеск на сиденье качелей. И больше ничего, словно отдаленная молния, но этого было достаточно. Я еще больше напряг зрение. Качели качались, поскрипывая. Потом снова что-то блеснуло, немного ярче, чем в прошлый раз. Я отступил на два шага. Свет блеснул еще раз, и мне показалось, будто я увидел что-то, что мне не понравилось.
Бесконечные минуты ничего не происходило. Потом свет сверкнул снова, четыре или пять раз подряд, и в этих кратких проблесках я увидел на качелях какую-то фигуру, как будто освещенную мигающим фосфоресцирующим блеском, в одно мгновение ослепительно яркую, в следующее — негатив, отпечаток на сетчатке глаза. Еле сформированную фигуру с размытыми контурами, словно передо мной была голограмма, высланная из какого-то отдаленного во времени и пространстве места.
Это была Джейн. И всякий раз, появляясь в проблесках, она смотрела прямо на меня. Ее лицо не изменилось, просто странно удлинилось, как будто похудело. Она не улыбалась. Ее развевающиеся волосы потрескивали, словно были до предела заряжены электричеством, как лейденская банка. Одета она была в какое-то белое платье с широкими рукавами. Она то появлялась, то исчезала, но качели не переставали раскачиваться, вспыхивал свет и скрипели цепи: скрип-скрип, скрип-скрип, скрип-скрип. Но ведь, Боже Всесильный, Джейн была мертва! Она была мертва, и все же я ее видел.
Я открыл рот. Вначале я не мог выдавить из себя ни звука. Мое лицо было совершенно мокро от дождя, но в горле у меня была пустынная сухость и комок удивления. Джейн смотрела на меня, не улыбаясь, а свет начал угасать. Вскоре я ее уже почти не видел: бледное пятно ладони на цепи качелей, неясное очертание плеча, волны развевающихся волос…
— Джейн, — прошептал я. Боже, как я был перепуган. Качели замедляли свои колебания. Затем цепи неожиданно перестали скрипеть.
— Джейн! — закричал я. На секунду страх снова потерять ее победил весь накопившийся испуг. Если она была здесь на самом деле, если благодаря каким-то адским силам она все еще была здесь, если она все еще томится в чистилище или в потустороннем мире, если она все еще не совсем умерла, то, может быть…
Я не позвал ее снова. Я хотел, но что-то меня удержало. Качели качнулись еще пару раз и замерли. Я посмотрел на них, а потом медленно подошел к ним и положил руку на мокрый деревянный поручень. На нем не было ничего, никакого следа, который сказал бы мне, что там кто-то сидел. Два углубления, протертые в сиденье, были заполнены водой.
— Джейн, — выдавил я в третий раз, вполголоса, но при этом у меня уже не было чувства, что Джейн где-то близко. И я не был уверен, что действительно хочу вызвать ее сюда. Для чего ей возвращаться? Ее изуродованное тело уже больше месяца разлагается в гробу. Ей уже не вернуть себе свое прежнее земное воплощение. Так действительно ли я хотел, чтобы она посещала дом и сад, чтобы она преследовала меня своим присутствием? Когда-то она жила, но теперь она была мертва, а умершие не должны возвращаться в мир живых.
Я не позвал ее еще и по другой причине. Я припомнил, что Эдвард Уордвелл сказал мне несколько часов назад в Салеме. «Знаете ли вы, что Грейнитхед до 1703 года назывался „Восстание Из Мертвых“?»
Промокший и глубоко потрясенный, я вернулся домой. Прежде, чем войти внутрь, я посмотрел на прикрытые ставни спальни. Мне показалось, что я замечаю голубовато-белое свечение, но наверно это было иллюзией. Ведь каждый кошмар должен когда-то закончиться.
