Энн Райс - Любовь и зло
— Прости, что заставил тебя снова пережить эту боль, — проговорил я.
— Нет, тебе не за что извиняться, — возразил он. — Боль была внутри меня, боль надо было выпустить. Меня страшит мысль о его смерти. Ужасает. Меня ужасает мир без Никколо. Я боюсь того, каким станет без него отец. Боюсь того, что будет без него с Летицией, потому что она все равно никогда-никогда не станет моею.
Я не знал, как относиться к его утверждениям, но он явно верил в то, что говорит.
— Мне пора возвращаться к Виталю, — сказал я. — Он ведь позвал меня, чтобы я играл твоему брату.
— Да, конечно. Но сначала ответь мне. Это дерево… — Лодовико развернулся в кресле и посмотрел на стройное зеленое деревце. Окинул взглядом пурпурные цветки. — Ты знаешь, как его называют в джунглях Бразилии?
Я на секунду задумался, а затем ответил:
— Нет. Я просто помню, что видел его, запомнил эти цветы, их красоту и аромат. Наверняка из этих пурпурных лепестков делают краску.
В лице Лодовико что-то переменилось. Он, кажется, хладнокровно просчитывал что-то. Я мог поклясться, что челюсть у него окаменела.
Я продолжал говорить, как будто ничего не замечая, однако сам уже начинал испытывать к Лодовико антипатию.
— Эти цветки напоминают мне аметисты, а в Бразилии такие красивые аметисты.
Лодовико молчал, только немного сощурил глаза.
Я с трудом подавлял в себе раздражение и недоверие, нараставшие с каждой секундой. Разумеется, меня отправили сюда не для того, чтобы осуждать или ненавидеть, а только для того, чтобы предотвратить гибель человека.
Я поднялся с места.
— Теперь мне точно пора к Виталю, — произнес я.
— Ты был добр ко мне, — отозвался Лодовико, однако улыбнулся только губами, отчего улыбка получилась по-настоящему отвратительной. — Жалко, что ты иудей.
Меня пробрала дрожь, но я выдержал его взгляд. И снова ощутил собственную уязвимость, какую почувствовал в тот миг, когда увидел на своей одежде круглую желтую нашивку. Мы с Лодовико почти не смотрели друг на друга.
— Неужели? — отозвался я. При этом я чуть поклонился, словно говоря: «Всегда к вашим услугам».
Лодовико снова улыбнулся, так натужно, что лицо превратилось в гримасу.
Я чувствовал, как кровь шумит в ушах. И с усилием сохранял спокойствие.
— Вот ты когда-нибудь любил женщину, которая была тебе недоступна? — спросил он.
Я на мгновение задумался, не зная, как лучше ответить и стоит ли отвечать.
Я вспомнил о Лионе. Вряд ли стоит думать сейчас о ней, здесь, рядом с этим странным юношей.
— Я буду молиться за выздоровление твоего брата, — внезапно произнес я, неуверенно, с запинкой. — Буду молиться, чтобы он выздоровел прямо сегодня. Между прочим, такие чудеса иногда случаются. Он может совершенно неожиданно оправиться даже от такой тяжелой болезни.
Лодовико зловеще хмыкнул. Улыбка исчезла с его лица. Теперь он смотрел на меня с неприкрытой ненавистью. И, боюсь, я смотрел на него точно так же.
Он понял. Он понял, что я все знаю о нем и о том, что он сделал.
— Подобные выздоровления случаются, — настаивал я. Я боролся с собой. — В конце концов, Господь может все.
Лодовико снова внимательно посмотрел на меня, и на этот раз его лицо просто дышало злобой.
— Я бы не особенно надеялся, — проговорил он негромко, но твердо. Он выпрямился в кресле, как будто бы набираясь сил от своих слов. — Мне кажется, Никколо все равно умрет. И на твоем месте я ушел бы отсюда раньше, пока вас, иудеев, не обвинили в его смерти. И не возражай мне. Разумеется, я ни в чем тебя не подозреваю, однако если ты достаточно умен, то оставишь Виталя расхлебывать все одного. Ты прямо сейчас выскользнешь из дома и отправишься восвояси.
За свою жизнь я пережил немало мерзких и страшных моментов. Однако еще ни разу я не наблюдал, чтобы от человека так ощутимо веяло злобой, как веяло сейчас от Лодовико.
Чего ждет от меня в такой ситуации Малхия? Что я могу сделать для этого человека? Я тщетно пытался вспомнить, что говорил мне Малхия о трудностях, с какими я столкнусь здесь, о самой сути моего задания, — я не смог припомнить ни его слов, ни собственных целей.
На самом деле я жаждал прикончить Лодовико. Охваченный ужасом из-за подобных мыслей, я попытался скрыть их. Но мне все равно хотелось его убить. Хотелось схватить пригоршню этих смертельно опасных черных семян и силком впихнуть Лодовико в рот. Должно быть, я сейчас сгорю от стыда за собственные мысли: вместо того чтобы стать ответом на чьи-то молитвы, я сам рассуждаю как каком-нибудь диббук. Я сделал глубокий вдохи заговорил как можно спокойнее:
— Твоего брата еще возможно спасти. Он может начать поправляться с этого самого дня.
В глазах Лодовико загорелся какой-то не поддающийся наименованию огонек, а затем он снова окаменел, уже не стараясь скрыть враждебность:
— Ты просто дурак, если задержишься здесь хотя бы еще на миг, — проговорил он шепотом.
Я на секунду уставился в пол, быстро сказал про себя коротенькую молитву и проговорил вслух как можно мягче и деликатнее:
— Я буду молиться о выздоровлении твоего брата.
А затем ушел со двора.
7
Я вывел Виталя из комнаты больного в коридор.
— Твой друг действительно отравлен, и яд этот очень опасен. Попробуй скормить икру бродячей собаке, и она погибнет прямо у тебя на глазах.
— Но кто это делает?
— Мне неприятно говорить об этом, но отравитель — брат нашего пациента. Только ты не сможешь обвинить его публично. В подобное обвинение никто не поверит. А сделать нужно вот что. Немедленно прикажи, чтобы больному дали молока, и как можно больше. Настаивай на том, что только белая пища способна укрепить его дух. Ничего, кроме белой пищи, в которой сразу заметно инородное вкрапление.
— Думаешь, это поможет?
— Знаю, что поможет. Яд взят с дерева, которое растет в оранжерее внизу. Черные семена. Они пачкают все, к чему прикасаются. Черные семена от пурпурных цветков.
— О, мне знаком этот яд! — воскликнул Виталь. — Он из Бразилии. Там это дерево называют Багровой Смертью. Я читал о нем в медицинских книгах на иврите. Сомневаюсь, что доктора, читающие только на латыни, знают об этой отраве. Сам я никогда не видел яда воочию.
— А я видел! Говорю тебе, на дереве в оранжерее этого яда огромный запас. И он настолько опасен, что собрать семена без перчаток невозможно, мне потребуется для них кожаный мешочек.
Виталь поспешно вынул из кармана туники такой мешочек, вытряхнул из него золото, переложив в кошель, и отдал мешочек мне.
— Вот, держи, сумеешь теперь собрать семена? И не узнает ли наш подозреваемый, чем ты занимаешься?
