Сьюзен Хилл - Женщина в черном
Но на посыпанной гравием дорожке в свете полной луны и горевшей в прихожей лампы стоял всего один человек, и это был Кеквик. Позади него виднелась повозка, запряженная лошадью. Все выглядело реально и обыденно, и казалось, с ними ничего не произошло. Воздух стал холодным и чистым, в небе сияли звезды. Болота выглядели тихими и спокойными и блестели серебром в лунном сиянии. Туман и облака рассеялись, а сырость почти не ощущалась. Перемена была настолько разительной, словно я очутился в совершенно другом мире и все случившееся — лишь дурной сон.
— Пришлось подождать, пока туман рассеется. В такой мрак нельзя переправляться, — как ни в чем не бывало заметил Кеквик. — Вам не повезло.
Мой язык прилип к нёбу, а ноги подкосились.
— А потом мне еще пришлось ждать отлива. — Кеквик осмотрелся. — Сюда ужасно неудобно добираться. Скоро вы и сами в этом убедитесь.
В этот момент я наконец-то взглянул на часы и понял: уже два часа ночи. Как раз начался отлив, открывший дорогу Девять жизней. Я проспал почти семь часов, примерно столько же я сплю обычно по ночам, но это значило, что до рассвета еще оставалось несколько часов, а я чувствовал себя больным, усталым и измотанным, словно меня мучила бессонница.
— Я не ожидал, что вы приедете в такой час, — с трудом пробормотал я. — Это очень мило с вашей стороны…
Кеквик слегка приподнял кепку и почесал лоб. Тогда я заметил, что его нос и нижнюю часть лица покрывают шишки, бородавки и наросты, а кожа пористая и имеет багрово-синий оттенок.
— Я бы не бросил вас здесь ночью, — сказал он наконец. — Нет, не мог я так с вами поступить.
Я почувствовал легкое головокружение. Мы снова беседовали с ним как нормальные люди. Как же я был рад видеть его! Никогда в жизни я так не радовался появлению человека и маленькой, коренастой лошадки, которая молча и терпеливо стояла рядом.
Но через мгновение воспоминания вернулись ко мне, и я выпалил:
— Но что случилось с вами, как вы очутились здесь… как вы смогли выбраться?
В этот момент мое сердце дрогнуло, и я понял, что вовсе не Кеквик и не его лошадь угодили в болото. Это был кто-то другой, и он ехал с ребенком, но теперь они сгинули, погибли, болота забрали их, а вода сомкнулась над их головами, и на ее спокойной сверкающей поверхности не осталось даже ряби. Но кому пришло в голову ноябрьским вечером ехать сюда сквозь туман во время прилива, да еще взять с собой в эти опасные места ребенка? Почему они отправились именно сюда и кто ехал в той повозке? Ведь на многие мили вокруг Ил-Марш — это единственный дом, если только я не ошибался и поблизости не находился еще один дом, скрытый от посторонних глаз. Тот самый, где жила женщина в черном.
Кеквик смерил меня пристальным взглядом, и я подумал, что, вероятно, вид у меня был совершенно дикий и растрепанный. В тот момент я совсем не напоминал того уверенного в себе, модно одетого, деловитого молодого человека, которого вчера днем он привез сюда. Кеквик махнул рукой в сторону повозки.
— Садитесь-ка лучше, — сказал он.
— Да, но послушайте…
Кеквик отвернулся и забрался на место кучера. Он сел, закутался плотнее в свое пальто, поднял воротник, закрывший его шею и лицо, и стал ждать меня, глядя перед собой. Мне стало ясно, что он прекрасно видел, в каком состоянии я нахожусь, и понимал, что со мной случилось нечто страшно меня напугавшее, но его это не удивило. Тем не менее всем своим видом он давал мне понять: ему не хочется слушать меня, задавать вопросы или отвечать на них и вообще обсуждать что-либо. Кеквик был готов привозить меня сюда и отвозить обратно в любое время дня и ночи, он ответственно подходил к своей работе, но на этом его обязательства заканчивались.
Не сказав больше ни слова, я спешно вернулся в дом, погасил все лампы, потом забрался в повозку и позволил Кеквику и его лошадке увезти меня прочь через тихое, зловеще-прекрасное болото под плывущей в небе луной. Меня укачало, я впал в состояние транса или полудремы. Страшно разболелась голова, а желудок время от времени сводили спазмы, и накатывала тошнота. Я не оглядывался по сторонам, но иногда поднимал глаза к нависавшему надо мной огромному куполу ночного неба, и вид разбросанных по небу звезд и созвездий успокаивал и утешал меня. Небесные светила по-прежнему казались мне чем-то незыблемым и неизменным, и тем разительнее оказался контраст, который они составляли со всем, что меня окружало на земле, и с тем состоянием, в котором я пребывал. Теперь я уже не сомневался, что вступил в доселе не изведанное царство, которое прежде лежало за пределами моего понимания и воображения. Я и представить себе не мог, что это место раз и навсегда полностью изменит мою жизнь и я увижу и услышу нечто совершенно невероятное. Я уже не просто верил, что женщина на кладбище — призрак, я это знал. Эта убежденность зародилась и твердо обосновалась во мне во время мучительного и беспокойного сна. Теперь я стал подозревать, что лошадь и повозка, которые я услышал тогда, та самая повозка с истошно кричащим ребенком, которую засосало в трясину, когда болота, дельта реки и берег моря были окутаны неожиданно налетевшим туманом, сбившим меня с пути, — также оказались нереальными. Они были призраками, по крайней мере в тот момент, когда я столкнулся с ними. Те звуки, которые я слышал так же четко, как теперь слышал грохот колес и стук копыт лошади Кеквика, и та женщина с бледным изможденным лицом, увиденная мною на могиле миссис Драблоу, а позже на старом кладбище, — ничего этого на самом деле не существовало. Я мог в этом поклясться, мог присягнуть на Библии. Пускай я не в силах дать этому разумное объяснение, но я знал, они были нереальными, призраками давно умерших людей.
Смирившись с этой мыслью, я тут же успокоился, и мы продолжали наше тихое ночное путешествие, оставляя болота и дельту реки позади. Я надеялся, что мне удастся разбудить хозяина гостиницы «Гиффорд армс» и я смогу убедить его впустить меня, после чего поднимусь в мою комнату, лягу в уютную постель и снова усну, и это избавит меня от мыслей и переживаний по поводу случившегося. Завтра, когда снова взойдет солнце, я уже приду в себя и смогу обдумать дальнейшее. Но в тот момент я знал лишь одно — мне не нужно возвращаться в особняк Ил-Марш, и я должен найти способ отказаться от своих обязательств и не заниматься больше делами миссис Драблоу. Но пока я не решил, придумаю ли какое-то оправдание или расскажу мистеру Бентли все как было в надежде, что моя история не покажется ему нелепой.
Я уже готовился отойти ко сну — хозяин гостиницы проявил заботу и участие в моей судьбе, — когда вдруг поймал себя на мысли, каким невероятно великодушным оказался мистер Кеквик: он приехал за мной, как только туман и прилив позволили ему это. Он вполне мог махнуть на все рукой, развернуть свою двуколку и вернуться только на следующее утро. Но он, наверное, ждал и даже не распрягал лошадь, волнуясь, что мне одному придется провести всю ночь в этом доме. Я был невероятно признателен ему и напомнил себе, что он должен получить щедрую награду за доставленные неудобства.
