Елена Блонди - Хаидэ
— Мне их дали, уже таких. Я не носил, в закут не, не!
И добавил упавшим голосом, чтоб уж совсем правдиво:
— Варак я сам боюсь.
Пастух покачнулся и сделал шаг назад, маленький, но назад. Наткнулся спиной на кого-то из жрецов, но тут же ощутил пустоту на том месте, где только что был помощник. Поворачивая обвисшее лицо, переводил взгляд с одного на другого. А жрецы молчали, глядя на стены и в пол. И только женщина смотрела прямо и спокойно. Не понимая, что делает, Пастух обратился к ней, потому что не к кому было больше:
— Довольна, змея? И что теперь? У них же ни разума, ни устремлений. Ты виновата, тварь!
Она кивнула. Ступила вперед, оглядывая толпу чуть хмельным от напряжения взглядом.
— Тойры! Я спала половину своей жизни. И вы спали до этого дня. Вот тут у вас, — постучала кулаком по своему лбу, — есть, чем думать. А тут, — рука опустилась к груди, — у вас есть сердца. Верить? Да, вы должны верить. Но верьте себе, своим богам и своей крови. Настанет день и вы вспомните, какие вы на самом деле. А вождь? Да вы уже говорите с ним…
Улыбаясь, она смотрела в напряженные лица, и видела, будто корка отваливается с заросших щек и наморщенных лбов.
— Замахнулась на нашу власть, — прошипел Пастух, — думаешь, сейчас пойдут за тобой?
Она засмеялась. И оглянулась, блестя глазами.
— Ты так умен, что давно уже глуп, старик. Смотри и запоминай, что бывает, когда приходит свет, на место темноты.
— Нартуз! — заревел Топтун, прижимая к груди Лойку, — Нарт пусть вождем! Чего ждать?
— О-о-оеее! — заорала толпа, ритмично топая и потрясая кулаками.
Лбы разглаживались, оскаливались зубы в улыбках, уверенность принятого решения освещала грубые лица.
— Нарт нам вождь! И давно уже! Пусть он, да!
Нартуз замер с раскрытым ртом. Важно кивнул, нашел глазами княгиню и посмотрел пристально, но не улыбнулся ей и не подмигнул в ответ на шальной летящий взгляд. И она не заговорила с ним глазами через головы его людей, его тойров. Потому что сейчас — они были важнее любого союза.
— Детишков тащите к умелицам, — распорядился Нартуз, — там уже травы варят, Хлет побежал, сказал. Топтун, бери парней, идите с малыми. Да женкам скажите, чтоб не кидались и не голосили. Скажи, вождь Нартуз справится сам. Без баб.
— Отдашь их нам, а вождь? — закричал дюжий тойр, тыча пальцем в шестерку жрецов, что молча стояли на платформе, — давай, мы с них за варак-то спросим!
— И вина! Отметить жеж надо!
Радостные голоса запрыгали над головами. Нартуз покачал головой.
— Напьетесь и станете как те малые. Погодим праздновать. Идите к бабам, парни. Бииви, останься тута и вы, эти вот, семь парней. Думать будем. Кто в дозор, быстро к щелям.
— У-у-у… — мужчины переглядывались, разочарованно крутя головами.
Хотелось боя, драки, хотелось шумного праздника или опасностей, чтоб сразу славные, сразу те самые тойры. А их отправляют в семьи, будто ничего и не случилось.
— Не пойдем, — строптиво отрубил кто-то, — чего мы там забыли, сидеть-то.
— Давай вина, вождь, — заорал другой, — да еще скажи, чего теперь с повелителями делать? Может, скормим их мутам? Пока те еще в яме.
Хаидэ внимательно разглядывала толпу, разыскивая вновь исчезнувшего Убога. И не находила его. Вдруг чья-то холодная рука мягко прикоснулась к запястью, взялась, пробегая пальцами выше, под рукав рубахи к локтю.
— Они не знают, что делать с нами, — прошептал Целитель, прижимая ее ближе к себе и в ребра ей ткнулась жесткая грань, — скажи им. Скажи верно, княгиня. Иначе варака попробует твоей крови.
Хаидэ медленно опустила голову. Другой рукой жрец прижимал к ее груди небольшую коробку из прутьев. И в ней металась серо-зеленая скользкая тушка, издавая скрипучие звуки. Палец жреца, просунутый в железную петлю, напрягся, готовый сдвинуть крышку.
— Скажи, мы уходим в медовую пещеру, с тобой. И пусть ставят охрану на трех ее входах.
— Вождь Нартуз! Позволь мне уйти вместе с белыми владыками в пещеру старого меда!
Головы повернулись к женщине, стоящей в окружении жрецов.
— Они расскажут мне, как вылечить сына. Там крепко запираются выходы, так?
Нартуз оглядел ее горящее лицо, с подозрением уставился на Целителя и хмурого Жнеца.
— Ну, верно. Пусть сидят там, пока не решим, что сделать. Парней сторожить я поставлю. Ты не врешь ли, светлая? Там не случится чего, в этой пещере с дурными цветами?
— Нет. Верь мне.
Он кивнул. Поднял руку, чтоб отпустить мужчин, но она остановила его.
— Вождь Нартуз…
Коробка больнее надавила на кожу под грудью.
— Расскажи тойрам сейчас. Пока все мужчины матери-горы собрались вместе. Расскажи, какими вы были когда-то. Еще до того, как грабили разбитые корабли и воровали стада у соседей.
Нартуз кивнул и пошел через толпу к платформе, хлопая по плечам расступающихся тойров, что скалились и тоже били его по спине, одобрительно покрикивая.
— Уведите белых, — приказал парням, — да ножи не прячьте.
И, утвердившись в центре платформы, оглядел мужчин, что садились на пол, поджимая или разбрасывая ноги, подтягивали к себе бочонки и, передавая друг другу, все-таки хлебали выкаченное жрецами пиво.
— Я расскажу вам, парни, что вспомнил, оно не из моей жизни, и было это еще до наших отцов и до отцов их отцов. Пень, чужак, помог мне вспомнить. А вы не хлебайте пиво, как щельные пиявки росу! Запоминайте и после расскажете дальним, к кому пойдете с вестями.
… - Когда горы по весне закрывали цветущие амигдалы, племя тойров владело лучшими пастбищами и стадами…
Хаидэ шла по извилистому коридору, ступая следом за Жнецом. Впереди неторопливо шел Пастух следом за парой тойров, что освещали дорогу факелами, держа в руках широкие ножи. Целитель отставал всего на шаг, ступая с ней в ногу, и при каждом их общем шаге коробка с тварью плотнее прижималась к рубахе на спине.
Ткач и Охотник двигались следом за ними, и замыкал шествие Видящий, погруженный в свои мысли. Позади мерно топали парни Бииви, гордые заданием, несли факелы, держали наготове ножи и взблескивающие лезвиями топорики.
А за спиной стихал мерный голос Нартуза, повествующий о прошлом.
Глава 53
В углу капало и Тека, сидя на маленьком табурете, время от времени поднимала голову и морщилась. Звуки были привычными и обычно она их не слышала. Но сейчас, когда тяжелые занавеси тщательно укрывали вход, а за ними — она знала, накрепко заперта сырая деревянная дверь, капель мешала слушать, что делается там, в лабиринтах и переходах, куда ушел Кос и куда уже дважды уходил люб Ахатты. Второй раз ушел давно и все не возвращался, велев никому не открывать, только ему или Косу на условный стук.
