Яцек Пекара - Молот ведьм
Она слегка улыбнулась. Её глаза блестели, а бледные щёки порозовели от вина.
— И слабая женщина может на что-нибудь пригодится, магистр Мордимер, — ответила она.
— Как видно, не слабая, ибо кто может о себе сказать, что спас спокойствие города и много человеческих жизней? — спросил я учтиво.
Она улыбнулась ещё больше, явно довольная собой. Как видно, немного надо, чтобы приятно польстить её тщеславию. Приблизилась ко мне, и я почувствовал тяжёлый запах её духов.
— Я заметила, что вы тогда тоже встали, магистр, — сказала она. — Не будет ли невежливо с моей стороны спросить, что вы собирались сделать?
Она стояла боком ко мне, и я видел в профиль её красивую мордашку и смелые очертания груди. Но вашего покорного слугу обучали открывать то, что скрыто, и доходить до сути вещей, не обманываясь неискренней двойной игрой. Поэтому я в душе улыбнулся, думая над женским тщеславием, а вслух сказал:
— Собирался принять власть над городом, именем Святой Службы.
— У вас есть такое право? — её глаза блеснули.
— Мы не дерзаем им пользоваться без особой нужды, — серьёзно ответил я.
— Вы одни, без стражи, без армии… — она явно не могла поверить.
— Такова мощь Господа, которую он обрёл, сходя с Креста муки своей и неся врагам железо и огонь, — произнёс я и отнюдь не разминулся с истиной, поскольку в сердцах многих людей имя Инквизиции звучало как тревожный набат.
Наш разговор прервал молодой подвыпивший дворянин, который бесцеремонно меня толкнул и начал распространяться о красоте и уме Риты.
— Позвольте вас представлю друг другу, — она мягко его прервала. — Магистр Мордимер Маддердин, инквизитор из Хеза.
Молодой дворянин побледнел, пробормотал слова извинения и постарался быстро исчезнуть в толпе. Я улыбнулся, а певица презрительно надула губы.
— Что за трус, — сказала она.
— Вы позволите задать вам вопрос?
Она смотрела на меня какое-то время, а потом кивнула проходящему мимо юноше.
— Вы не против наполнить мой бокал? — спросила с ослепительной улыбкой.
Юноша вспыхнул как барышня и чуть ли не вырвал бокал из руки Риты.
— Возможно, — ответила она, глядя мне в глаза. — Всё зависит от сути этого вопроса.
— Почему вы приговорили его к смерти? — спросил я. — Также легко вы ведь могли спасти ему жизнь.
Она звонко рассмеялась.
— А я уж подумала, что вы захотите изучить мои самые сладостные секреты и самые тёмные тайны, — сказала она, кокетливо обмахиваясь шёлковым платочком. — Обманули мои надежды!
— Молю о прощении, — я склонил голову.
— Благородная госпожа. — Юноша с бокалом в руке появился около Риты. — Позвольте…
Она взяла сосуд из его руки и снова одарила его улыбкой.
— Когда начнутся танцы, вы не откажете… — начал молодой человек со щеками, покрытыми пунцовым румянцем.
— Простите, — прервала она его мягко, но категорично. — Я сейчас разговариваю об очень важных делах с почтенным магистром Инквизиции.
Юноша бросил на меня взгляд, скорее с ревностью, чем со страхом, а потом низко поклонился Рите и отошёл пятясь, всё время оставаясь в поклоне.
— Позволю всё же надеяться… — запинаясь, сказал он на прощанье.
Она кивнула ему, а потом снова обратила свой взор на меня.
— Даже странно, что вы не догадываетесь, — сказала она. — Я сделала это, по крайней мере, по трём причинам.
— Благодарность бургграфа, поскольку освобождение приговорённого, вызвано ли оно чудом или же нет, уронило бы его престиж. Благодарность семей убитых, а это значит людей, здесь в Биаррице. — произнёс я. — Но третьей причины не знаю.
— Благодарность. Красиво вы это называете, — она подкупающе улыбнулась. — Подумайте, чего бы я добилась, спасая ему жизнь? Гнева одних, озабоченности других, и, кто знает, даже пролития крови? А это был человек, никому неизвестный. Бродяга.
— Осталась третья причина, — напомнил я, лениво раздумывая, во сколько звонких крон обернулась благодарность семей убитых девушек.
— Пусть останется моей маленькой тайной, — сказала она. — Без обид, магистр.
— Конечно, без обид, — ответил я. — У каждого есть право на секреты.
— То-то и оно. — Она вежливо кивнула мне и ловко вмешалась в толпу.
Тут же около неё зароились поклонники, а мужские взгляды чуть ли не снимали с неё платье, концентрируясь главным образом на выдающейся груди. Я улыбнулся своим мыслям и протиснулся в сторону Шпрингера, который давал какие-то поручения дворецкому.
— Сейчас начнётся схватка, — сказал он, как только меня увидел. — Будете делать ставки, магистр Маддердин? Я пожал плечами.
— Даже не видел борцов. Но кто знает?
— Искренне советую поставить на Руфуса, — он понизил голос. У этого человека кувалды в кулаках.
В банкетном зале приготовили арену, на которой должны были выступить борцы. Вполне приличную, так как она насчитывала пятнадцать на пятнадцать футов, что означало: участники смогут показать несколько большее мастерство и ловкость, и всё не закончиться тем, что встанут лицом к лицу, колотя друг друга, пока один из них не упадёт. Бургграф сидел недалеко от арены на высоком кресле и грыз жирного каплуна. Увидел мой взгляд и помахал мне рукой. Я вежливо поклонился, но не пошёл. И так возле него крутилось множество людей, а Линде в основном уделял внимание некой черноволосой красотке в кармазинном платье, чья красота была в состоянии чуть ли не затмить Риту.
— Идут, — крикнул кто-то возле меня, и я обернулся в ту сторону, в которую он показывал.
Открылись двери, и в покои вступил могучий, рыжеволосый и рыжебородый мужчина с татуированным, блестящим от масла телом.
— А-ааррр! — завыл он басом, поднимая руки над головой. — Где этот, кого я должен убить, бургграф?
Линде широко улыбнулся и помахал рукой, давая знак, чтобы гигант вошёл на арену.
— Руфус, — пояснил Шпрингер с уважением в голосе. — Скотины кусок, а?
Действительно. Борец был почти семи футов роста, а его тело казалось одним узлом мускулов. Предплечья у него были примерно толщины моих бедёр. Но, видите ли, любезные мои, ваш покорный слуга справлялся уже с такими колоссами. Ибо в схватке между двумя людьми не всё зависит от веса, роста или силы. Принимаются в расчёт также смекалка и быстрота. Ну и особые умения, как хотя бы знание о том, в какое место на теле следует ударить, чтобы лишить соперника сознания, дыхания или причинить ему самую сильную боль. Не говоря уже о том, что во время обычной схватки нет нужды соблюдать спортивные правила и можно, например, сыпануть противнику в глаза шерскен. А человек, с которым таким образом обошлись, думает только о том, чтобы тереть, тереть и тереть ужасно жгущие глаза. Вот только, если он вотрёт шерскен под веки, то последнее, что увидит, будут его пальцы. Руфус встал на арене и напрягся, демонстрируя мускулы толпящимся вокруг гостям бургграфа. Через минуту однако внимание толпы сконцентрировалось на персоне, которая второй вошла в покои. Этот человек также был полуголым и также намазан маслом, но фигурой и весом не дотягивал до Руфуса. У него были чёрные, коротко обрезанные волосы и скверный шрам, тянущийся от уголка правого глаза аж до левой части верхней губы. Не был это, правда, шрам столь же отвратительный, как у моего приятеля — Смертуха, тем не менее и так производил впечатление.
