Роберт Стайн - Шкура оборотня
Оба в один голос завопили, побросали свои мешки и припустили что есть духу, крича «Караул!».
Мы с Ханной остановились на обочине подъездной дорожки, с недоумением глядя им след.
— Мы, похоже, напугали их, — со смехом бросила она.
— Есть немного, — весело подхватил я.
И мы от души расхохотались.
Только недолго мы веселились.
Я услышал тяжелый топот у нас за спиной.
Я обернулся и невольно охнул: по тротуару, не чуя под собой ног, неслись мои тетя и дядя.
— Вон они! — закричал дядя Колин, показывая рукой на нас. — Хватай их!
33
Я оцепенел от ужаса при виде тети и дяди, несущихся в нашу сторону, словно за ними гналась стая собак.
— Стойте! — взывала к нам тетя Марта. — Отдайте наши шкуры!
Я не мог сдвинуться с места. Но тут Ханна дала мне хорошего пинка, и мы помчались прочь.
Мы не бежали — летели через лужайки, не разбирая дороги. Мы пробегали через дворики у домов и ныряли в окна живых изгородей.
Дядя и тетя не отставали от нас и непрерывно взывали в один голос:
— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!
Их отчаянные вопли звенели у меня в ушах, словно заклятие.
— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!
Мы бежали и бежали. Мимо домов, дворов и лужаек. Все стало сливаться в сплошное неразличимое пятно. Мои тяжелые волчьи задниe лапы колотили по земле. Я с трудом сохранял равновесие. Под жаркой шерстью по моему лицу струился пот.
Еще поворот. Снова темные задние дворы. А потом над нашей головой сомкнулись извивающиеся ветви деревьев. Мы бежали по лесу, лавируя между вздымающимися стволами деревьев, продираясь сквозь непролазный бурьян и кустарник. А тетя и дядя не отставали от нас ни на шаг и жалобным голосом скандировали одну и ту же фразу:
— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!
Мы стали взбираться на невысокий холм, окаймленный вечнозеленым кустарником. Под ногами хрустели и катились в разные стороны сосновые шишки. Ханна вдруг остановилась, рухнула на колени и на четвереньках продолжала карабкаться на вершину холма.
— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!
Голоса становились все тоньше и все пронзительнее.
И вдруг все смолкло.
Будто земля внезапно остановилась.
Будто все застыло на вершине холма, и даже ветер перестал дуть.
Тишина была физически ощутима.
Дядя Колин и тетя Марта прекратили свою несмолкаемую молитву.
Тяжело дыша, мы с Ханной обернулись и взглянули на них.
— Луна… — еле слышно прошептала Ханна и показала рукой наверх. — Полная луна, Алекс. Она так высоко. Она, очевидно, в апогее.
Она еще шептала эти слова, а тетя и дядя рухнули на колени. Головы у них запрокинулись. На освещенных лунным светом лицах читались скорбь и отчаяние.
Они раскрыли рты и завыли — печально и пронзительно.
Вой перешел в отвратительные вопли. Они обоими руками рвали волосы на голове. Глаза у них были закрыты. Они вопили, будто их разрывала невыносимая боль.
— Ханна, — в ужасе вскрикнул я, — что мы наделали, Ханна?
Вцепившись обеими руками в волосы, тетя и дядя кричали.
И вдруг руки опустились. Рты закрылись. И покой снизошел на них.
Мы с Ханной смотрели на них, не в силах оторвать взгляд. Дядя Колин и тетя Марта, помогая друг другу, поднялись с земли. Отряхнули друг друга. Пригладили растрепанные волосы.
Они подняли на нас глаза, и я увидел в них слезы.
— Спасибо, — в один голос закричали они.
— Спасибо за то, что спасли нас! — воскликнул дядя Колин.
И они вместе побежали на вершину холма и стали радостно обнимать и целовать нас.
— Вы избавили нас от проклятия! — проговорила тетя Марта, и слезы ручьями бежали у нее из глаз. — Луна достигла апогея, а мы не превратились в волков. Мы с Колином больше не оборотни!
— Как нам отблагодарить вас? — воскликнул дядя Колин. — Какие же вы молодцы. И такие храбрецы!
— А уж как запарились! — присоединился к ним я. — Я просто жду не дождусь, когда сброшу наконец эту душную шкуру.
Все засмеялись.
— Пойдемте домой! — крикнула тетя Марта. — Нам надо отпраздновать это.
И мы все вчетвером поспешили домой. И всю дорогу смеялись и шутили.
Колин и тетя Марта сразу направились через заднюю дверь.
— Домашние пирожки! Что может быть лучше? — воскликнула тетя Марта. — И по кружке горячего шоколада. Как вы на это смотрите?
— Звучит заманчиво. Слюнки изо рта текут! — в один голос ответили мы с Ханной.
Ханна пошла следом за ними в дом, но я остановил ее.
— Давай сбросим шкуры в доме Марлингов. Больше они никому не понадобятся. Давай оставим их в заброшенном доме.
Ханна на миг замешкалась, будто ее привела в ужас одна мысль о том, что надо идти в темный пустой дом.
Но я побежал к дому Марлингов. Мне не терпелось отделаться от жаркой и душной волчьей шкуры.
Подтянувшись на подоконник, я спрыгнул в спальню и шагнул в глубь комнаты. Бледная луна изливала свет на голые доски пола.
Ханна спрыгнула вниз вслед за мной.
— Алекс?.. — позвала она.
Я начал стягивать тяжелую волчью шкуру.
И вдруг что-то около дверцы стенного шкафа привлекло мое внимание.
Я остановился и потом направился в ту сторону.
У стены лежала развернутая волчья шкура. Невольный крик вырвался из моего горла. Я обернулся к Ханне.
— Как могла здесь очутиться волчья шкура? — спросил я. — Ведь их было только две, так ведь? Одну ты надела, а вторую принесла мне.
Ханна сделала шаг ко мне, пристально глядя мне в глаза.
— На мне другая шкура, не из этого дома, — негромко произнесла она. — Это моя собственная. Я получила ее в прошлую ночь.
— Что-что? — вскрикнул я. — Не понимаю.
— Сейчас поймешь, — прошептала она.
Тяжелой лапой она швырнула меня на пол, и ее острые зубы впились мне в грудь.
