Грэхэм Мастертон - Дьяволы дня Д
Я достал платок и высморкался. Было так холодно, что я едва чувствовал свой нос.
– Предположим, мы спросим у Пентагона, как от этого избавиться? – сказал я. – В конце концов, они, в первую очередь, оставили это здесь.
Отец Энтон посмотрел вниз, на черный мешок, и покачал головой.
– Я не знаю. Я думаю, что самая важная вещь – изгнать зверя как можно раньше.
Со связкой ключей вернулась взбудораженная Антуанетта и, передав ее отцу Энтону, неодобрительно сморщила губы; но когда старик сказал, что с удовольствием выпил бы ее крепкого ячменного пива, она немного смягчилась и пошла на кухню готовить.
Мы с Мадлен подняли податливый мешок, и отец Энтон велел нам следовать за ним. Преодолев шаркающими шагами длинный полированный коридор, я взглянул назад, на то место, где до этого лежал мешок, – и от моих плеч, вниз по спине, пробежало чувство, словно за воротник рубашки мне положили кусок льда.
Деревянный пол был прожжен, как будто бы прибором для выжигания. Там, где только что лежал черный мешок, вырисовывался ясный контур, который нельзя было принять за что-то другое, – контур маленького, сгорбленного скелета.
– Отец Энтон, – прошептал я.
Старик развернулся и увидел выжженное пятно.
– Кладите мешок, аккуратно.
Пока мы снова опускали на пол потрепанную черную материю, он вернулся, скрипя ботинками, и болезненно опустил свое негнущееся тело на колени.
Его пальцы пробежали по обугленному паркету, прикасаясь к нему так почтительно и нежно, словно это было великолепное средневековое украшение. Я остановился у него за спиной и произнес:
– Вы знаете, что это?
– О, да, – тихо, не поднимая головы ответил он. – Я знаю, что это. Это след демона. Этот дом святой, вы понимаете. Он долгие годы был местом молитв – кости демона не могут прикоснуться к нему, не оставив следа.
– Он кажется очень маленьким. Не многим больше ребенка.
– Он не меньше тех дьяволов и горгулий, высеченных на средневековых церквях. Мы забываем, что многие из них были высечены, тайно, по настоящим телам этих врагов рода человеческого. У меня наверху есть воспоминания одного каменщика, работавшего в Шартрезе; он говорит, что монахи приносили ему черепа и кости, и ему никогда не удавалось определить, кому они принадлежали.
Мадлен шагнула вперед и взяла меня за руку.
– Что мы будем делать? – спросила она мягко. – Что если он пытается освободиться?
– Мы должны сейчас же отнести его в подвал, – сказал отец Энтон. – Я могу удержать его там силой распятия и силой, которой наделил меня Господь наш, Иисус Христос. Затем, при первой же возможности, мы должны расчленить скелет и поместить его части согласно Sepher Ha Zohar, главной кабалистической книге.
Мы вернулись к черному мешку и на этот раз все втроем взялись за него. Так быстро, как только могли, мы направились к резной дубовой двери подвала, находившейся в конце передней. Как только мы были там, отец Энтон взял из связки самый большой ключ и вставил его в замок.
За дверью пахло известкой и плесенью. Отец Энтон включил свет и сказал:
– Аккуратней на ступеньках: они очень старые и неровные.
Подобно подвалам в большинстве французских домов, независимо от их размера, подвал в доме отца Энтона был огромным и разделялся на несколько отделений. Сквозь одну приоткрытую дверь я разглядел винные ящики, за другой – садовые инструменты и куски средневековой каменной кладки. Но отец Энтон направил нас в самый дальний уголок подвала, к тяжелой двери, обитой черными металлическими гвоздями, и открыл ее еще одним сложным ключом.
В этой комнате было совершенно темно и нечем было дышать. В ней не было окон и, за исключением нескольких разбитых цветочных горшков и отжимного катка для белья, она была пуста. Полы из глиняной плитки, побеленные известью, были покрыты слоем пыли.
– Положите мешок прямо здесь, – сказал отец Энтон включив единственную, голую лампочку. – Первоначально эта комната использовалась для хранения драгоценностей и мебели. Замок очень крепкий.
Мы опустили черный мешок в центре комнаты и со значительным облегчением отошли от него в сторону. Отец Энтон залез в карман и достал потрепанный, коричневый очешник.
– Прежде всего, мы должны выяснить что это за демон, – сказал он. – Затем мы сможем приложить усилия, чтобы изгнать его. Мистер Мак-Кук, в следующей комнате вы найдете садовый серп. Может быть, вы будете так добры, что принесете его?
Я направился за серпом, а отец Энтон в это время нетерпеливо двигался вокруг обвисшего неуклюжего мешка, пристально разглядывая его сквозь очки в золотой оправе; время от времени он кашлял: в подвале было очень холодно.
Я нашел пять серпов различного размера, но, будучи уроженцем Миссисипи, выбрал наибольший. Я принес его старику, и тот, улыбнувшись, сказал:
– Вы его распорете? Или я?
Я посмотрел на Мадлен: она выглядела усталой и напряженной, но явно, – точно так же сильно, как и я сам, – хотела узнать, что за гадость находилась в этом мешке. Она кивнула.
– Хорошо, я сделаю это.
Я наклонился над мешком и ударил острием серпа его древнюю материю. Оно прошло легко. Я потянул, и мешок тут же распоролся с негромким сухим треском; его волокна, – после столетий ожидания неизвестности в местах, о которых можно было только догадываться, – разорвались.
Мешок был наполнен пылью и костями. Я отпрянул назад и напряженно, с любопытством, смешанным с ужасом, всматривался в останки, которые не могли принадлежать ни человеку, ни известным мне животным. Ребра были узкими, бедренные кости искривленные, стопы напоминали клешни. Кости были пористыми и матово-коричневыми; и казалось, что им было веков шесть-семь или даже больше. Однажды там где работал отец, в Луине, в Джаспер Каунти, я откопал скелет краснокожего, – так тот имел такой же иссохший вид.
Эти кости не принадлежали и тому телу, которое так сильно меня напугало, но они сами по себе имели достаточно гротескный вид. Что это был за череп! Нижняя челюсть отсутствовала; формой он напоминал клюв; с наклоненными глазницами и рядом маленьких, клиновидных зубов; на затылке располагались рудиментарные рога, и если бы не верхняя челюсть рептилии, я бы сказал, что это был череп козла.
Мадлен крепко сжала мою руку.
– Что это? – произнесла она дрожащим от страха голосом. – Ден, что это?
Отец Энтон снял очки и сложил их с тихим щелчком. Он смотрел на нас покрасневшими от усталости и холода глазами, но лицо его жило человеческим состраданием и религиозной силой. Он уже семьдесят лет был священником – в два раза дольше, чем каждый из нас прожил на свете, и несмотря на то что он был очень старым, за те семьдесят лет он повидал достаточно чудес и дьявольских ужасов, и это придавало ему сил, а нам тут хвалиться было нечем.