Кристофер Мур - Грязная работа
— Нас? В каком это смысле — «нас»?
Она отступила на шаг.
— Нет. Вы не просто берете слабых и больных, да? Вы берете любых.
— Берем? В каком это смысле — «берем»?
— Вы даже не знаете, да?
— Чего не знаю? — Чарли стало очень нервно.
Ему, бета-самцу, было очень трудно функционировать, оказавшись объектом внимания красивой женщины вообще, но эта его пугала.
— Секундочку. Вы видите, как эта штука светится? — Он протянул ей портсигар.
— Она не светится. Я просто почувствовала, что место ей здесь, — ответила женщина.
— Как вас зовут?
— Чарли Ашер. Написано же — «Ашеровское».
— Чарли, вы, похоже, славный парень, и я точно не знаю, что вы такое, — да вы и сами, судя по всему, не знаете. Правда?
— В моей жизни случились кое-какие перемены, — ответил Чарли, не понимая, зачем вообще с нею этим делиться.
Рыжая кивнула — мол, я так и думала.
— Ладно. Я знаю, как бывает, если… э… вдруг понимаешь, что неподконтрольные тебе силы превращают тебя в такое, к чему нет инструкции пользователя. Я понимаю, что значит не знать. Но кто-то же где-то знает. Кто-то может вам рассказать, что происходит.
— О чем вы? — Но он знал, о чем она.
Не знал он другого: как она сумела узнать.
— От вас умирают люди, правда, Чарли? — Произнесла она это так, будто собрала все мужество и сообщила, что у него между зубов остался шпинат. Скорее услуга, нежели обвинение.
— Откуда вы?..
— Откуда она…
— Потому что я это делаю. Не как вы, но тем не менее. Найдите их, Чарли. Пройдите по своим следам и отыщите того, кто был рядом, когда ваш мир изменился.
Чарли посмотрел на рыжую, затем на портсигар, затем снова на рыжую — та больше не улыбалась, уже пятилась к дверям. Пытаясь не упустить из рук нормальную реальность, он сосредоточился на портсигаре и произнес:
— Наверное, я смогу произвести оценку… Колокольчик над дверью звякнул, а когда Чарли поднял голову, женщина пропала.
Он не видел, как она миновала витрины по обе стороны двери, — она просто исчезла. Он выскочил наружу, прямо на середину улицы. Канатный вагон, ходивший по Мэйсон, только переваливал гребень холма у Калифорния-стрит, и Чарли услышал звонок, жидкий туман тащился с Залива, отбрасывая радужные нимбы от неоновых вывесок прочих заведений, но нигде никакой рыжей не наблюдалось. Чарли дошел до угла и посмотрел вдоль Вальехо, но там опять никакой рыжей — только Император со свитой псовых сидел под стеной.
— Доброго вечера тебе, Чарли.
— Ваше Величество, здесь только что рыжая не проходила?
— О да. Я с ней поговорил. Думаю, у тебя нет ни шанса, Чарли, — мне представляется, она уже кому-то суждена. И она предупредила, чтоб я держался от тебя подальше.
— Почему? Она не сказала?
— Она сказала, что ты — Смерть.
— Я — Смерть? — переспросил Чарли.
— Смерть — я? — Дыхание в гортани замерло.
В голове он воспроизвел весь прошедший день.
— А если и Смерть?
— Знаешь, сынок, — сказал Император, — я не дока в прекрасном поле, но эту информацию, наверное, имело бы смысл придержать свиданья до третьего, когда они узнают тебя чуть получше.
7
Танатост
Хотя воображение бета-самца часто повергало Чарли Ашера в робость и даже паранойю, если дело доходило до приятия неприемлемого, оно же ему служило, как туалетная бумага из кевлара — пуленепробиваемая, чуть противная в применении. Погибнет он не от собственного неумения верить в невероятное. Чарли Ашер никогда не станет жучком, размазанным по затуманенному ветровому стеклу тусклого воображения.
Он знал: все, что с ним случилось за последний день, — вне пределов возможного для большинства людей, а поскольку единственным свидетелем, способным эти события подтвердить, был человек, полагавший себя Императором Сан-Франциско, Чарли, конечно, никому не сумеет доказать, что за ним гонялись гигантские вороны-сквернословы, а затем оракул в блядских «лодочках» объявил его экскурсоводом в неоткрытую страну.
Даже Джейн ему такого не спустит. Понять его захотел бы — смог бы — всего один человек, и в десятитысячный раз Чарли ощутил, как отсутствие Рэчел коллапсирует в груди миниатюрной черной дырой. Так его соучастником стала Софи.
Крохотный ребенок в комбинезончике с Элмо [19]и младенческих «док-мартенсах» (подарок тети Джейн) сидел в своем автомобильном стульчике на кухонной стойке рядом с аквариумом.
(Чарли купил ей шесть больших золотых рыбок, примерно когда она стала различать движение. Девочке нужны домашние животные. Рыбок он назвал в честь адвокатов из телевизора. В данный момент Мэтлок шел по пятам Перри Мэйсона, [20]стараясь сожрать длинную струйку рыбьих какашек, что тянулась у Перри из кормового слипа.)
У Софи уже пробились материнские темные волосы и, если Чарли не ошибался, та же потрясенная нежность к нему на лице (плюс разлив слюней).
— Значит, я Смерть, — произнес Чарли, пытаясь сконструировать сэндвич с тунцом.
— Папа у тебя Смерть, золотко. — Он проверил, как там тост — механизмам выброса тостов он не доверял, ибо производители тостеров иногда желали его смерти.
— Смерть, — повторил он; тут консервный нож скользнул, и Чарли ударился о стойку перевязанной рукой.
— Черт!
Софи забулькала и выпустила очередь счастливого детского лепета, который Чарли принял за «Ну расскажи, папуля? Пожалуйста, ну прошу тебя — расскажи».
— Я даже из дому выйти не могу — боюсь, кто-нибудь замертво падет к моим ногам. Я — Смерть, солнышко. Сейчас тебе, конечно, смешно, но ты никогда не попадешь в приличный детский садик, если папа у тебя укладывает людей поспать в ямку.
Софи выдула пузырь слюнявого сочувствия. Чарли извлек тост из аппарата вручную. Сыроват, но впихнешь его туда еще раз — непременно подгорит, если не следить за тостом ежесекундно и не выковырять вручную опять. Поэтому теперь Чарли, вероятно, подхватит какой-нибудь редкий и вредный для здоровья патоген недожаренного тоста. Тостовое бешенство! Ешь тостерных производителей.
— Это смертельный тост, барышня. — Он показал Софи кусок недожаренного хлеба.
— Тост Смерти.
Он положил хлеб на стойку и снова пошел на банку тунца приступом.
— Может, она выражалась фигурально? В смысле, может, рыжая просто имела в виду, что я… ну, понимаешь, смертельный зануда? — Это, конечно, не очень объясняло всю остальную происшедшую жуть.
— Как ты считаешь? — обратился он к Софи.
В лице ее он искал ответа, а малютка сияла ему типичной рэчелианской улыбкой умника (минус зубы). Она неприкрыто наслаждалась его мучениями, и, странное дело, Чарли от этого стало легче.
