Алексей Тарасенко - Бедный Енох
А дальше было вот что — как бы быстро я не шел, мне казалось, что Сестра идет быстрее меня, притом не быстро идет, и отнюдь на бежит, нет, а именно идет. Я же еще немного — и перехожу на полубег, но это ничего не меняет, ближе к ней я не становлюсь…
И вдруг она оборачивается! Не зная, как отреагировать, я сначала было хотел помахать ей рукой, но затем лишь сделал вид, что не вижу ее, прикрыв лицо воротником плаща:
— Зачем? Зачем я это сделал? — укоряю я сам себя, когда она вновь отворачивается и идет к Арбату — все еще далеко от меня, настолько, что кажется будто она вот-вот исчезнет из вида, и я ее уже не догоню.
Я с большим трудом подавляю в себе желание крикнуть ей, в моей голове смешиваясь борются мысли, что вот, дескать, это и не она вовсе, и напрасно я преследую не известную мне девушку, но потом, другие мысли одерживают верх:
«Как же так? Да это же она! Она! По-другому и быть не может!».
* * *Уже на Арбате я пару раз теряю ее из вида в толпе, после чего вновь нахожу, перехожу набег, и затем — еще пару раз было догнав ее, после вновь заплутав среди идущих мне на встречу людей начинаю отставать.
Перейдя Арбат я оказываюсь справа от Сестры метров на пять, вижу ее профиль, но меня вновь обуревают сомнения: в полумраке, лицо Сестры кажется мне то знакомым, то нет.
«Но это же не она! — говорю я себе — не она!» — но проходит всего несколько секунд, и уже другие мысли одерживают верх: «Она! Она! Она!».
Уже на проулке, ведущем от Арбата к Новому Арбату мои рискованные пируэты перед едущими мне на встречу автомобилями и расчет на внимательность водителей меня подводят — громко взвизгнув тормозами, меня наконец сбивает машина — микроавтобус. Сколько веревочке не виться!
* * *Отлетев немного в сторону я грузно шлепаюсь на бордюр, перед этим опрокинув пару металлических столбов с натянутой между ними цепью.
Из машины, меня сбившей, вначале испуганный, а потом, завидев, что я жив (а я сам встаю) — громко ругаясь вываливается водитель. Откуда-то со стороны, медленно и вальяжно подходят «дорожные» полицейские, очень уж не спеша, так что становится ясно, что все это надолго, и спешить мне вроде больше некуда…
У меня же все те же мысли — я смотрю туда, где только что, несколько секунд назад была Сестра, как я думал, что это она, но сейчас она уже исчезла из вида.
* * *Дорожные полицейские, вразвалочку подойдя ко мне, начинают мне задавать какие-то вопросы, после — подзывают водителя, а я не обращаю на них внимания, потому что там, у самого Нового Арбата, метрах в ста от нас — вдруг, обернувшись на гвалт, на собравшуюся небольшую толпу прохожих, где-то там, немного в стороне от того места, где я в последний раз видел Сестру — показывается ее лицо.
И тут я наконец уверяюсь в том, что это — точно она!!
Она смотрит прямо на меня, но, как мне кажется, почему-то не узнает. Ее лицо неестественно бледно, а взгляд пуст, как у незнакомого прохожего на улице. Секунду посмотрев в мою сторону — она, будто очнувшись, спохватывается и тут же направляется к подземному переходу через Новый Арбат, и после уже идет, больше ко мне не оборачиваясь.
— Сестра! — не выдержав, ору я тогда во всю глотку — Сестра! — но она ускользает, так тень, еще пару секунд — и мне ее уже не видно.
* * *Тогда я уже было порываюсь побежать за ней, но меня, резко дернувшись, останавливают полицейские. Вскоре подходит с еще одним полицейским, громко обвиняя меня во всех смертных грехах («вот из-за таких, как он, чудиков») водитель сбившего меня микроавтобуса. Я, нервничая, достаю из пачки сигарету, но меня просят не курить. Я бросаю сигарету в уже лежащий тонким слоем на газоне снег, и тогда меня просят не сорить. Я обвожу взглядом окружающие меня дома, лица людей, собравшихся поглазеть на происшествие, и уже расходящихся, как вдруг вспоминаю о своей бумажке, которая мне временно заменяет удостоверение КГБ-шника — до тех пор пока удостоверение не будет изготовлено.
И Бумажка как раз меня выручает! Выбрав повелительно-снисходительный тон общения с полицейскими, я быстро, неожиданно даже для себя самого, разрешаю эту ситуацию:
— Хочу, — обращаюсь я к главному в компании полицейских — чтобы все быстро успокоилось — никого не нужно наказывать! Я виноват, признаю свою вину, но наказать вам меня вряд ли получиться — в принципе я ничего такого и не сотворил, и, скажу честно — никаких бумаг-протоколов подписывать не собираюсь. Просто не буду этого делать — и все!
* * *В принципе, как показалось, полицейские были довольны такой развязкой, и, зачем-то мне отдав честь, пошли к собравшейся толпе — объяснять людям что все в порядке и не надо скапливаться.
Я извинился за беспокойство перед водителем, и даже предложил ему сигарету, но он, ответив что не курит, пошел к своей машине. Тогда я было продолжил рассыпаться перед ним в извинениях, но он, лишь как-то отчаянно взмахнув рукой залез в машину и завел мотор.
Наваждение бега за Сестрой как рукой сняло. Я как будто проснулся, и уже спокойно, без беспокойства перешел по подземному переходу на другую сторону Нового Арбата, точно зная, что ее не больше не увижу.
На той стороне улицы, посмотрев по сторонам я направился к большому книжному магазину, в котором, впрочем, провел немного времени — лишь зайдя и увидев, как там на стенах развешаны в огромном количестве рекламные плакаты с выставки, только что мною посещенной в ЦДХ, чертыхнувшись, я вновь вышел на улицу.
— Вот так вот я и дошел почти до того места, — говорю я сам себе тихо — куда и без того собирался.
Уже в самом начале Нового Арбата (на пересечении его с Никитским бульваром) купил себе хот-дог — и по подземному переходу пошел в сторону Александровского Сада.
У касс Кремлевского Дворца съездов вдруг встретился с теми самыми ребятами, с которыми виделся на Крымском мосту — порезавшийся с ними девушки уже не было, и эта компания радостно и пьяно гоготала о чем-то своем, а кто-то из них под гитару, на высоких тонах, беря аккорды почти у самой деки пел странную, натужно-веселую песенку:
И я не могу сказать музыке — стоп!
И я не могу сказать музыке — стоп!
И я не могу сказать музыке — стоп!
Молодые люди, все, и даже те, что не пели, совершали разные движения в ритм, а одна девушка, улыбаясь и радостно оглядывая проходящих мимо людей своими большими, чрезмерно блестящими глазами — танцевала вполуприсяда, двигаясь вокруг своих друзей, руками изображая движения крыльев птицы. Ее руки то вздымались вверх на всю длину, то опускались до талии. И она тоже пела:
