Ярослава Лазарева - Любовница лилий
– Она же считает меня своим спасителем, – ответил Виктор и сел в кресло.
Петр Иванович устроился напротив на диване. Но он сидел на краешке, сцепив руки в замок между колен. Его поза выглядела напряженной.
– Так что вы решили? – не выдержал он неприятной паузы.
– Пока не знаю, – искренне ответил Виктор.
– А надо знать! – сухо бросил сторож. – Уже сентябрь, дети учатся, Еве тоже пора на занятия. И эта неопределенность ее угнетает. Она не жалуется, но я-то чувствую! Документы все при ней. И можно начинать оформлять удочерение.
Виктор поежился, ему отчего-то при одной мысли, что они станут Еве родителями, пусть и приемными, стало неприятно. И Петр Иванович, и Серафима Павловна были, несомненно, хорошими, положительными гражданами, ничего предосудительного за свою жизнь они не сделали и, как говорится, «не нарушали, не привлекались», но это были простые и в чем-то ограниченные люди. И Виктор с трудом представлял, что такая неординарная девочка войдет в их семью и будет невольно впитывать их привычки, стереотипы, жизненные установки. Подобная жизнь не для нее, и Виктор чувствовал это кожей. И если сейчас позволить им удочерить Еву, то он вряд ли сможет участвовать в ее судьбе.
– Я должен подумать, – тихо сказал он.
– Вы ничего мне толком не объяснили, – ответил Петр Иванович. – Знаю лишь, что Ева вам какая-то дальняя родня. Все же ваша кровь?
Но Виктор не стал отвечать на этот прямо заданный вопрос. Он встал и сказал, что жутко устал и хочет спать.
– Хорошо, хорошо, – более мягким тоном ответил сторож. – Можно и завтра поговорить.
– Спокойной ночи, – пожелал Виктор и направился в свою комнату.
Но прежде чем пойти к себе, он заглянул к Еве. Девочка мирно спала, ее губы улыбались. Виктор постоял возле кровати пару минут. Он не мог оторваться от лица Евы. Оно было прекрасно, и он ощущал, как тает его заледеневшее сердце и тепло наполняет душу. Это была любовь, чистая нежная и платоническая. Ни к кому раньше он не испытывал таких чувств.
– Что же делать? – пробормотал он, поправляя сползший край одеяла. – Я не могу отпустить ее.
Виктор заметил блеснувший уголок, выглядывающий из-под подушки, и осторожно вытащил ламинированную фотографию родителей девочки. Он вгляделся в лицо мужчины, и смутное беспокойство охватило его. Ева была права, внешнее сходство имелось. И словно что-то было знакомое в этих черных волосах, рисунке бровей, взгляде. Он даже начал сканировать энергию мужчины на снимке, но, ощутив идущий от изображения холод смерти, тут же прекратил и засунул фотографию обратно под подушку. Ева шевельнулась, что-то пробормотала и повернулась на бок. Виктор еле слышно коснулся ее виска поцелуем, полюбовался чистейшим синим свечением ауры и покинул комнату.
Ему невыносимо захотелось увидеть мать. Но призрак не появлялся. Виктор остановился в коридоре. Смутная тоска заползла в душу, ему показалось, что он только что находился на солнечной лучезарной стороне жизни, но ушел в темный безрадостный мир, где отсутствует даже надежда на счастье. Виктору не хотелось оставаться в одиночестве в своей комнате, тревожные мысли одолевали. И он накинул куртку и вышел на улицу, решив пройтись, чтобы обрести ясность ума. Он не стал выходить через главные ворота и беспокоить Петра Ивановича, а покинул территорию через заднюю калитку.
Ковров – город небольшой, провинциальный, и спать в нем ложатся рано. Было уже за полночь, но темные и почти пустынные улицы не остановили Виктора. Ему хотелось прогуляться, окунуться в другую атмосферу, очистить энергетику от мучающих его мыслей. Виктор шел быстро и без всякой цели. Сырой холодный воздух бодрил, опавшая листва под ногами пахла терпко и горьковато, редкие фонари тускло горели в серо-синей мгле ночи, иногда над его головой раздавалось недовольное карканье потревоженной его шагами вороны. Виктор впитывал энергию окружающего мира с удовольствием. Его разум начал очищаться.
Он издалека увидел освещенные прожекторами стены какого-то храма и понял, что оказался у церкви Иоанна Воина. Ноги словно сами привели его в это место. И он вздрогнул от неприятного холодка, пробежавшего по позвоночнику. Сквер имени Пушкина, разбитый неподалеку от церкви, пользовался дурной славой у горожан, ведь раньше здесь находилось кладбище. И Виктор, попав сюда ночью, остро ощутил некротические потоки, исходящие от земли и подпитывающие пространство. Он остановился, идти дальше расхотелось. В сквере никого не было. В тусклом свете фонарей желтели листья кленов, они казались золотыми, и эта светлая нотка в темном пейзаже порадовала Виктора. Он приободрился и медленно двинулся к ближайшей скамье, усыпанной павшей разно-цветной листвой.
Но вдруг что-то изменилось. Он ощутил это на интуитивном уровне, словно перешел какую-то невидимую черту. В глазах резко посветлело, начало тошнить, закружилась голова. Виктор остановился и первым делом выровнял начавшее сбиваться дыхание. Сердцебиение замедлилось, он пришел в себя, посмотрел прямо перед собой и замер. Асфальтовые дорожки утратили твердость, они будто плавились от неведомой, исходящей изнутри силы и вспучивались, покрываясь трещинами. Газоны шевелились и тоже меняли форму. И скоро все видимое пространство сквера покрывали холмики. Призрачные фигуры вытягивались над ними и вставали, слегка шатаясь. Виктор вздрогнул, поняв, что невольно переступил невидимую границу и попал в зону мертвых. Он медленно двинулся между фантомами, вглядываясь в полупрозрачные лица. Никогда он не видел такого скопления привидений, но в контакт с ними вступать не стал, хотя многие пытались что-то донести до его разума. Но Виктор выставил мощную защиту от проникновения в свой мозг. Чужие истории ему нужны не были. Он понимал и принимал известное выражение Соломона: «От многой мудрости много скорби, и умножающий знание умножает печаль». Ловец и так по долгу службы часто выслушивал исповеди, и чужое страдание отягощало мозг. Недаром высшие пятерок настоятельно рекомендовали вести дневники и «сливать» туда полученную информацию, чтобы тут же забыть ее.
Виктор шел среди шевелящихся на ветерке эфемерных фигур и старался не смотреть в их размытые лица. Интуиция подсказывала, что не просто так он очутился в этой зоне, и он выискивал ответ, проходя сквозь мерзкую для него энергию. И вот мороз побежал по спине, он напрягся, словно в ожидании какого-то важного знака. Прямо перед ним возник призрак мужчины. Вглядевшись в зыбкие черты, он начал пугаться. Лицо привидения становилось все четче, и Виктору с ужасом показалось, что он смотрится в зеркало: такие же черные волосы, зачесанные с высокого лба назад, четкие выразительные брови, светлые глаза, скульптурная лепка лица, красиво очерченный рот.
«Что это? – заметались мысли. – Это пре-дупреждение? Меня ждет скорое отправление на тот свет?»
Виктор замер перед колышущимся привидением и огляделся. Но прилипалы рядом не наблюдалось, и он вздохнул с облегчением. Значит, мужчина не был аморфом. Его призрачное лицо начало меняться, будто он старел на глазах.
«Это же отец Евы! – мелькнула догадка. – Это он на фотографии рядом с ее матерью».
– Здравствуй, сынок, – прошелестел голос.
И Виктора прошиб холодный пот. Он решил, что сходит с ума.
– Вы кто? – спросил он, немного придя в себя.
– Виктор Романов, – ответил призрак, – твой отец.
– Да, фамилия моя…
– Это я так тебя записала, – раздался сбоку тихий голос. – Ты не раз спрашивал, почему у нас разные фамилии, да я все никак не могла решиться рассказать о твоем отце.
Виктор обернулся. Мать была рядом. Размытые черты ее лица становились все четче, и он ясно увидел, как она встревожена и огорчена.
– Допустим, – сказал он. – Но что происходит? Что это за фантасмагория? Зачем мне сейчас все это знать? Жил себе спокойно двадцать семь лет без папаши и каких-либо сведений о нем и горя не знал. И к чему это фото, на котором… ты?
– Не тормози, – ответил призрак. – Судьба распорядилась так, что ты спас Еву…
– Ева! – вскрикнул Виктор.
Он вышел из оцепенения, вызванного пребыванием в ином мире, его разум просветлел, открывшаяся истина пронзила острой болью.
– Этого не может быть! – пробормотал он и закрыл лицо руками.
– Прости меня за все, – услышал он печальный голос призрака отца. – Я был молод, ничего не понимал в жизни.
– Мама, выведи меня отсюда! – взмолился Виктор.
Ему становилось все хуже. Мертвенная энергия наполняла против воли тело, набиралась в мозг, его снова сильно затошнило. Он не мог больше защищаться и начал слабеть.
И вдруг все изменилось. Мощный всплеск животворной энергии привел Виктора в чувство и вернул в реальность. Он открыл глаза, понял, что полулежит на скамье все в том же сквере, а неподалеку устроилась парочка влюбленных. Они сидели, крепко обнявшись, постоянно целовались и что-то нежно нашептывали друг другу. От их слитых тел исходило во все стороны сильное свечение золотисто-розового цвета, и Виктор впитывал его, словно подключился к источнику жизни. И мертвая энергия, которой он нахватался в потустороннем мире, исчезла из его тела. Он моментально пришел в себя и покинул парк.
