Елена Блонди - ТАТУИРО (HOMO)
– Тиночка! – начал ласково, но спохватился и попытался убрать из голоса мед, – Тань, да оторвись же! Ну? И помогай мне давай! А то ты не знаешь, какой из меня бизнесмен!
Тина отклеила взгляд от сверкающего глянца, сосредоточилась на растерянном, но воинственном Степке. И – расхохоталась. Покачала головой, по темным волосам заскользили мягкие блики осеннего солнца:
– Степушка. Ну ты хорош! Тут же про себя все и рассказал. Обмануть тебя – плевое дело.
Тот покраснел. Повесил голову, махнул рукой и тяжело пошел к дверям.
– Стой, дурак! – велела Тина, – обманывать не собираюсь. Пока я тебя люблю, паршивца, все будет хорошо и ладно, понял?
– Как? Любишь?… – Степка напрягся, полуобернулся, глядя недоверчиво на собеседницу.
– А! Потом-потом, не отвлекайся! Иди сюда. Да не давай мне смотреть на снимки!
Она, ловко поворачивая Степана за широкие бока маленькими руками, утвердила его между собой и столом. Улыбаясь, поправила рыжую прядь на просторном его лбу. Повернулась к Витьке. Степан застыл неуклюже, боясь сменить позу. Только глазами отчаянно ел Витьку из-за хрупкого Танькиного плечика.
– Ну, самородок джанкойский, слушай мои предложения, – начала.
Витька закивал с готовностью, изобразил на лице внимание. Он хотел все побыстрее закончить.
– Ты идешь ко мне на ставку фотографом. Будешь получать в месяц… И за каждую сессию… Кроме меня – никаких съемок звезд. Никаких за моей спиной переговоров. В контракте будет оговорена неустойка, если вдруг захочешь меня бросить и перейти на другую работу, в сумме…
Витька слушал, как Тина называет суммы для него астрономические, кивал. Смотрел на нее. Опять видел снимки. Новые. Усмехнулся. Ей бы не понравились. Металлическая Тина. Не стальная амазонка с обтекаемой сверкающей грудью. Нет – собранная из случайных, найденных на улице, а то и на помойках, шестеренок и изношенных чужих деталек – разных и уже со ржавчинкой.
– Ты меня слушаешь?
– Да, слушаю. Не буду я на тебя работать.
– Хочешь больше?
– Нет. – Он смял окурок в пепельнице, дождался, пока не умрет дымок – тоньше, тоньше – над миниатюрной помойкой из спичек и бывших сигарет…
– Тань, ты в Москву зачем приехала? Ведь не звездой становиться? Или?
Тина подняла брови. Подошла к Витьке. Задевая его плечом, достала из смятой пачки сигарету. Сунула ему в лицо, дожидаясь зажигалки.
«Оскорбляет» – ласково подумал Витька, суетливо щелкая, бережно придерживая, с полупоклоном отступая, – «с мыслями собирается».
– Это имеет значение?
– Ага.
Тина помолчала. И сказала правду:
– Я в МГУ приехала. В своем поселке первая отличница была. Ну и завалила первый же экзамен. А возвращаться… Это здесь такие мыши, как я, в обработку идут – что хочешь, то и нарисуешь. А там у меня всего будущего – муж-алкоголик да выводок полунормальных детей. А что?
– А то. Значит, умница и поймешь. То, что я сделал – красиво и мало. А будем вместе, будет много и безжалостно. Потому что в тебе не только это есть, что я тогда ухватил. Из-за Степки волновалась очень, вот все мягкое, трогательное – наружу и полезло. А сделай я снимки сейчас, ты бы меня убила! Ой, убила бы – точно! Хотя и вошла бы вместе со мной в историю искусства. В качестве модели гениального фотохудожника.
Степан у стола фыркнул возмущенно. Негромко, впрочем.
Тина молчала. Курила. Глянула на Витьку отчаянно, собираясь что-то сказать, но не сказала.
Тишина повисла в комнате, перевивая собой струи дыма под висюльками люстры.
– Ты пожалеешь. И возненавидишь меня, – ласково сказал Витька, – за то, что я вытаскиваю из тебя все. И показываю всем. А диктовать мне уже нельзя будет. Иначе – не сделаю так. А сделаю – ремеслуху просто.
Тина поморщилась:
– Ну, занесло тебя! Будто мы не картиночки обсуждаем, а вопросы мироздания!
– Ага, мироздание. Все на свете – мироздание. И картиночки – тоже. Ты, умница, это понимаешь. Только упрямишься и уже мечтаешь все, что случилось, в рамки загнать. Не получится!
Тина потушила сигарету. Устроилась рядом, расплющив о подоконник маленькую попу, обтянутую серыми бриджами. Стояли, смотрели на Степку задумчиво. Степка ежился. Топтался нервно, пытаясь принять независимую позу.
– Хочешь, я тебя утешу? – предложил Витька, глянув искоса на тщательные локоны, заправленные за маленькое ухо. Мочка уха, в трех местах – точки проколов – светилась розовым.
– Хочу, – уныло отозвалась, смиряясь с мыслью о неудаче.
– Ты, Тинка, на этих снимках куда угодно теперь въедешь. Вот, куда захочешь. Любой, кто увидит, больше ни о чем думать не будет, только – взять бережно в ладошки и от всего защитить.
– Думаешь?
– Знаю! Ты только умно выбери, хорошо? А то ведь, защита разная бывает. Найдется человек, что и от жизни захочет спасти.
– Вот уж утешил!
– Обязан предупредить.
– Угу. Я подумаю.
– А я уже подумал! – жизнерадостно заявил Витька и толкнул ее локтем в бок, – хочешь совет?
– Давай уж, прорицатель.
Витька наклонился и, ладонью подавая к себе нежно пахнущую девичью голову, зашептал на ухо:
– Ты ведь не со мной контракт хочешь заключить на самом деле. Тебе Степка нужен, так? Ты признайся самой себе, что – так. И подумай лучше в эту сторону.
Тина медленно кивнула, и они снова уставились на Степана. Тот, мучаясь ревностью, гневно сверкал синими глазами на прижавшуюся друг к другу парочку.
– Д-да, – медленно начала Тина, – но…
В сумочке ее требовательно запиликал мобильник. Витька почувствовал, как напрягся и даже будто похолодел локоть у его руки.
Она глянула исподлобья на Степана, вытащила телефон и заоглядывалась, не нажимая кнопки соединения.
– В кухню только если, – предложил Витька.
И дива зацокала сердито каблучками к дверям, уже не глядя ни на ребят, ни на охранников своих, вздыхающих расслабленно, по-буйволиному.
– Да, Ники, да, – чуть приглушая голос, унесла в кухню начало разговора.
Степан подошел, присел на то же место, что грела до него Тина.
– Чего вы тут. Шептались? – поинтересовался сурово. И покраснел до рыжих волос над конопатым лбом.
– Степа, не буянь. Я делаю, как лучше.
– Лу-учше, – уныло передразнил тот, – откуда тебе знать, что для меня лучше.
– Знаа-аю, – важно ответил Витька, выдерживая ту же унылую интонацию. И предложил, оживившись, – а хочешь, я тебя сфотографирую? И все-все про тебя узнаю? И ты узнаешь?
– Не-а, не хочу, – честно ответил Степан, – я ж не дурак!
– Да, Ники, да! – Тина снова шла в комнату, неся те же слова и разрезая пространство перед собой раздраженным взглядом, – ну, какие проблемы! Никто не прячется, не глупи! Да, уже спрашиваю!
