Вольфганг Хольбайн - Колдун из Салема
Квентон холодно улыбнулся, подошел к проему входа на чердак и посмотрел вниз. Лестница рухнула в середину толпы и повалила на пол еще нескольких мужчин.
Чья-то рука указала наверх.
— Там еще один! — раздался чей-то голос. — Там, наверху, еще один из этих свиней!
Этот вопль был подхвачен другими голосами, и через минуту-другую сарай наполнился целым хором ревущих голосов. Голосов людей, жаждущих крови.
Квентон бесстрастно смотрел сверху на беснующуюся толпу. Кто-то поднял винтовку и пальнул по нему. Пуля скользнула по левой руке Квентона, оставив на коже кровавую бороздку. Но он даже не почувствовал этого. Медленно подняв руки, он вытянул их горизонтально перед собой и растопырил пальцы. Затем он сделал жест, как будто хотел сбросить с себя невидимый груз.
— Вы хотите крови? — спросил он. — Тогда вы узнаете, что такое страх!
Он говорил не очень громко. Несмотря на это, все услышали его слова. Мужчины и женщины инстинктивно отшатнулись от стоявшего над ними человека с поднятыми руками, по толпе словно прошла мощная вибрирующая волна. Снова раздался выстрел, затем второй, третий, четвертый. Квентон чувствовал, как пули попадали в него, но он не ощущал боли.
— Вы должны почувствовать страх! — закричал он. — Вы совершили насилие — теперь ощутите его сами!
Пронзительные вопли толпы вдруг стали какими-то другими. Люди все еще продолжали кричать, но в их крике чувствовался ужас. Вновь прогремели выстрелы, уже залпом, и снова пули попали в Квентона. Но Квентон не упал замертво, хотя кровь текла у него уже из многих ран.
И тут произошло нечто удивительное. В воздухе раздался короткий пронзительный треск, подобный звуку ударившей молнии, но намного звонче. Он казался даже каким-то злобным. Затем над стоящими внизу людьми появилась черная мантия. Мужчины и женщины начали в панике кричать, они попадали ниц и поползли в безумном ужасе к воротам сарая. Черная мантия покрыла их головы, заставив позабыть ненависть и гнев, наполнив их свойственным всем живым существам всепоглощающим страхом.
— О да, спасайтесь бегством! — тяжело дыша, произнес Квентон. Вновь ударила словно спущенная им с цепей невидимая сила, и вновь в толпе раздался единый пронзительный вопль ужаса.
В сарае началась паника. Люди в отчаянии рвались к выходу. И снова, уже в третий раз, Квентон нанес удар всей своей духовной мощью.
Он почувствовал, как иссякают его силы. То, что он сделал, было ни чем иным, как последним порывом, последней титанической вспышкой пламени, горевшего у него внутри, питаемого яростью и отчаянием. За этой вспышкой не последует уже ничего, совсем ничего.
Он пошатнулся, сделал шаг от края проема и опустился на колени. Боль в его теле медленно нарастала, и он почувствовал, как жизнь уходит из него. Толпа под ним вновь неистовствовала и орала, но он уже не обращал на нее внимания.
Что-то, брошенное снизу, мягко приземлилось на сено в нескольких шагах от него. Квентон устало поднял взгляд. Это был горящий факел. Затем появился второй, третий. Огонь в сухом сене сразу же разгорелся, пламя взметнулось на метровую высоту и окутало Квентона мантией жара и дыма.
Его взгляд начал расплываться.
— Родерик, — прошептал он. — Это твоя вина. Я проклинаю тебя, — его голос заглушался треском пламени. — Я проклинаю тебя. Ты заплатишь за это. Тебе… никогда не будет покоя, до тех пор, пока… ты живешь. Отныне и во веки веков.
Квентон скорчился, упал лицом вниз и умер.
Проснувшись, я почувствовал плавное монотонное покачивание. Я был в комнате не один: слышались произносимые кем-то фразы, но я не мог разобрать слов. К голосам примешивались другие звуки: легкий скрип и потрескивание, трепет тяжелых влажных парусов и пение канатов, которые были натянуты до предела.
Судно, по всей видимости, снова было в пути.
Эта мысль окончательно разбудила меня. Я открыл глаза, но тут же сощурил их и попытался поднять руку, защищаясь от хлынувшего потока яркого света.
— Он проснулся, — это был голос Баннерманна, и когда я снова открыл глаза, его толстощекое лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего.
На его левой щеке виднелась кровавая рваная царапина, а на лбу красовались два багровых пятна величиной с монету.
— Что произошло? — с усилием спросил я.
Я чувствовал себя слабым, бесконечно слабым и усталым. Казалось, на мое тело навалился груз весом в целый центнер.
— Вы обессилели, юноша, — ответил Баннерманн.
Он улыбнулся, но его глаза оставались серьезными.
— Мы с Монтегю принесли вас сюда. Вы что, ничего не помните?
Я попытался напрячь память, но мысли в моей голове путались. Мне вспоминался какой-то кошмар, какая-то фантастическая чушь, в которой фигурировали щупальца и клацающие зубами пасти, погибающие люди и кровь, кипящая, как кислота…
Вскрикнув, я вскочил. Да ведь это же не было сном! Все, о чем я вспомнил, произошло на самом деле!
Баннерманн попытался удержать меня в постели, но ужас придал мне сил.
— Ради бога, скажите, что произошло? — тяжело дыша, спросил я. — Чудовище…
— Все в порядке, Роберт, — это был голос Андары.
До этого момента я даже не осознавал, что он тоже находился в каюте. Он осторожно коснулся плеча Баннерманна, обошел его и испытывающе посмотрел мне в глаза.
— С тобой сейчас все нормально? — спросил он.
Я машинально кивнул, хотя отнюдь не чувствовал себя здоровым. В моем теле все еще ощущалась какая-то необъяснимая тяжесть. Я чувствовал себя так, как будто, проболев несколько недель кряду, первый раз пытался встать на ноги.
— Да вроде, — пробормотал я. — Как долго… я был без сознания?
— Недолго, — ответил Баннерманн. — Максимум минут десять.
Он вздохнул, покачал головой и затем несколько раз перевел взгляд с Андары на закрытую дверь нашей каюты и обратно.
— Мне нужно на палубу, — сказал он. — Но у меня к вам есть несколько вопросов, Монтегю.
Андара кивнул. Его пальцы нервно теребили висящий на груди амулет.
— У вас есть на это право, капитан, — промолвил он. — Боюсь, однако, что у нас нет времени на долгие разъяснения.
Баннерманн побледнел.
— Вы… Вы думаете, это чудовище появится снова? — еле выдавил он из себя.
— Не знаю, — признался Андара после секундного колебания. — Оно сильнее, чем я думал. Я прогнал его, но…
Он покачал головой, сжал в бессильном гневе кулак и несколько раз сглотнул. Когда он заговорил снова, его голос дрожал:
— Боже мой, Баннерманн, я допустил ужасную ошибку. Я навлек на вас и ваше судно величайшую опасность.
