Фрэнсис Вилсон - Ночной мир
— Вряд ли вам захочется туда попасть.
— Не можете ли вы выражаться чуть конкретнее?
— Я бы охотно, но это место не имеет названия. И я не верю, что можно описать человеческим языком то, что находится на другом конце трещины.
— Я отправлюсь туда, чтобы увидеть все собственными глазами.
— Не стоит торопиться. Трещина никуда не ведет. К тому же она не последняя.
— Вы полагаете, что появятся еще?
— Да. И очень много. По всему миру. Но Расалом оказал мне честь, пробив первую перед моим домом.
— Спущусь вниз, попробую выведать у Ника, что ему известно.
— Только непременно возвращайтесь до наступления темноты.
— Хорошо, папа, — улыбнулся Билл.
— Я не шучу.
Улыбка исчезла с лица Билла.
— Понял. Вернусь до темноты.
Глэкен проводил взглядом Билла, направившегося к себе в комнату. Ему очень нравился этот молодой человек. Молодой? С каких пор пятидесятилетние считаются молодыми? Лучшего жильца не найти. Всегда поможет по дому или с Магдой, когда нет рядом сиделки.
Словно прочитав его мысли, Магда крикнула из спальни:
— Эй, есть тут кто-нибудь, или меня бросили одну умирать?
— Иду, дорогая.
Он снова взглянул на трещину на Овечьем Пастбище и направился в холл.
Магда, такая же седая и морщинистая, как и он, сидела на постели. Она теряла в весе, карие глаза почти совсем провалились. Сейчас они горели гневом.
— Кто ты такой? — спросила она, переходя на родной венгерский.
— Твой муж, Магда.
— Нет, ты не муж. — Она выстреливала слова. — Я бы не вышла замуж за такого старика. Ты мне в отцы годишься. А где Гленн?
— Это я и есть.
— Неправда. Гленн молодой, сильный. У него русые волосы.
Он взял ее руку в свою:
— Магда, это я, Гленн.
Страх пробежал по ее лицу. Потом выражение смягчилось.
Она улыбнулась:
— Да, конечно, это ты, Гленн. Как же я могла забыть? А где ты был?
— В соседней комнате.
Она снова нахмурилась, прищурив глаза:
— Нет, тебя там не было. Ты встречался с женщиной. Не отпирайся. С этой сиделкой. Вы думаете, я сплю, и устраиваете свидания.
Глэкен держал ее руку в своей и ждал, пока кончится этот бред. Ему хотелось рыдать. Против ожиданий он так и не смог свыкнуться со слабоумием Магды. Несет всякую чушь, а главное, верит во все свои фантазии, заполнившие ее больную голову. Да еще больно ранит его, говорит обидные вещи.
Магда, моя Магда, куда ты ушла?
Глэкен закрыл глаза и стал вспоминать ту Магду, которую повстречал в 1941 году. Ее мягкие правильные черты, свежую белоснежную кожу, каштановые волосы с легким блеском, большие глаза, светившиеся умом, нежностью и любовью. Именно нежности и любви ему больше всего не хватало. Он продолжал любить Магду, даже когда красота ее отцвела, потому что она оставалась Магдой-поэтом, Магдой-певицей, Магдой-музыкантом, Магдой-исследователем, увлекалась искусством, музыкой, литературой. Ее исследование «Песни цыган» до сих пор украшало полки лучших книжных магазинов.
Три года тому назад Магда начала исчезать, как будто кто-то безумный и взбалмошный беспощадно вытеснял ее из оболочки. Она умственно деградировала, а потом и физически, стала беспомощной. Перестала вставать с постели без посторонней помощи. В какой-то степени это облегчило уход за ней, по крайней мере, она перестала бродить по ночам. В самом начале ее болезни Глэкен нашел ее возле дома — она искала кота, умершего еще в 1962 году. С тех пор он стал крепко запирать дверь, отвинтил все регуляторы на плите, чтобы помешать ей «готовить ему завтрак» в два часа ночи.
Бывали у Магды, правда, и проблески сознания. Она могла не помнить, что ела на завтрак и вообще завтракала ли она, но постоянно вспоминала случаи из их совместной жизни тридцати-, сорокалетней давности, причем с такой отчетливостью, словно это было вчера. Но это нисколько не подбодряло Глэкена, напротив, усугубляло его и без того угнетенное состояние.
Непонятно почему.
За долгие годы Глэкен любил много женщин, но при расставании всякий раз испытывал горечь. Он оставался молодым, а они старились и, уходя, ненавидели его. Все без исключения. И вот пришел черед Магды, с которой он собирался состариться вместе в своей, уже начинавшей казаться ему бесконечной жизни. Они прожили восхитительную жизнь. Их любовь была настолько сильна, что ее не могла омрачить даже боль последних нескольких лет, когда Магда заболела. Может быть, все это к лучшему. По крайней мере она не осознает того ужаса, который грозит миру. Только плоть ее останется беззащитной, как и плоть любого человека.
Он заметил, что Магда снова задремала. Теперь день и ночь у нее поменялись местами. Ночью она бодрствовала, а днем спала, и то урывками. И Глэкен постоянно был в напряжении, несмотря на помощь сиделки и Билла. Он глубоко сочувствовал тем, у кого жены стали пациентами Альцгеймера. На лечение уходит уйма денег, но не у всех они есть. Хорошо, если родственники не отказываются помочь, иначе жизнь этих несчастных превратится в сущий кошмар.
Кошмар… Скоро каждый житель земного шара узнает, что такое пребывать в постоянном кошмаре.
Исполненный нежности, он положил Магду на подушку и подоткнул одеяло. Несмотря ни на что, он никогда не разлюбит ее. Она тоже поступила бы так, окажись он на ее месте.
Все утро он колебался, стоит ли сообщать средствам массовой информации то, что ему известно о трещине. Нет, лучше не делать этого. Не привлекать к себе внимания, а то чего доброго его примут за одного из болтунов, предрекающих конец света, и не обратят на его слова никакого внимания. И тогда придется идти более сложным путем.
* * *Из выпуска новостей Эф-эн-эн:
«На товарных биржах цены резко поднялись, особенно на фьючерсные поставки бобов и апельсинов в октябре. Повышение цен коснулось торговых сделок во всех частях земного шара, что вызвано неопределенностью прогнозов относительно предстоящего сезона вызревания сельскохозяйственных культур».
* * *Кто-то тронул Ника за руку. Нехотя оторвав взгляд от трещины, он обернулся и увидел перед собой полицейского из оцепления парка.
— Это вы мистер Квинн? — спросил полицейский, стараясь перекричать шум двигателей.
— Да, а в чем дело?
— Тут один священник из толпы сказал, что вы просили его прочесть несколько псалмов.
— Священник? — удивился Ник. — Я никого ни о чем не просил… — И вдруг вспомнил и чуть не рассмеялся полицейскому в лицо. — Ах да, я его жду. Можете привести его сюда?
