Татьяна Корсакова - Проклятое наследство
Первым делом Анна написала письмо Августу Бергу. Это было полное неловкости и детских глупостей письмо, отправленное в неведомый Чернокаменск в наивной надежде, что оно непременно найдет того, кому адресовано.
Не нашло. Или нашло, но показалось знаменитому мастеру настолько незначительным, что он даже не счел нужным на него ответить. А может, Август Берг уже умер. Даже в снах-воспоминаниях он выглядел старым, замученным жизнью. А сколько лет прошло? Куда как больше десятка.
На сей раз с расспросами Анна пошла не к тете Насте, а к Ксюше. Сидя однажды на кухне, где Ксюша была единоличной хозяйкой, запивая пирожок с капустой сладким чаем, спросила:
– Ксюша, а ты помнишь Августа? У него еще была трехцветная кошка.
И ведь ничего-то особенного не спросила, только Ксюша вдруг выронила половник, посмотрела испуганно. И по взгляду этому сразу стало ясно – она не просто помнит, она очень хорошо его знает. И значит, Анна тоже знает, вернее, знала, когда была маленькой. Знала, а потом вдруг забыла все напрочь.
– О ком это ты, деточка? – К слову сказать, в руки себя Ксюша взяла очень быстро, подхватила с пола нож, отерла полотенцем. – О каком таком Августе? Не знаю никакого Августа…
Врала. Так же как тетя Настя и все остальные. Любили, баловали, защищали, но отчего-то врали о ее прошлом. Странно. А там, где странно, там и страшно интересно, и разобраться с этой странностью нужно непременно. Вот только как разобраться, когда ты в Петербурге, а Чернокаменск так далеко, что и представить сложно? Да и ты, ко всему прочему, все еще считаешься особой юной и беспомощной.
Вот такой, юной и беспомощной, Анна оставалась еще довольно долго. Непростительно долго оберегали ее и от бед, и от самой жизни. А потом в один не слишком прекрасный день она услышала брошенное ей в спину презрительное – перестарок. Перестарок! И ведь было ей лишь слегка за двадцать, и самой себе Анна виделась той самой юной особой, пусть вовсе не беспомощной, как думалось родным, но уж точно не перестарком! И как-то вдруг оказалось, что все ее подруги давно замужем, а многие из них уже и детишками успели обзавестись, а она вот… все никак не решится даже на такую малость, как путешествие в далекий Чернокаменск.
А город ее не отпускал. Как и черная башня, он являлся во снах едва ли не каждую ночь, манил, шептал что-то неразборчивое. Или это был не шепот, а плеск волн огромного лесного озера? Или всего лишь крики ласточек, парящих высоко в небе?
Снилась Анне и женщина с белыми волосами. Она сидела на большом камне, и коса ее плавала в воде, извиваясь по-змеиному. И там же, в воде, на самом дне озера, Анне чудился кто-то огромный и страшный, уснувший куда более глубоким сном, чем видящая сон девушка, но все равно наблюдающий: и со дна, и из своего сна… В чудище было что-то змеиное, но чешуйчатый бок его покрылся илом, порос ракушками, притворяясь чем-то заурядным, не стоящим Аниного внимания. Вот только шепот… Ее звал не город и не озеро, ее звало вот это страшное, не живое и не мертвое нечто, затаившееся в черной пещере.
Из таких снов Анна вырывалась с отчаянным криком, выпутывалась из влажных от пота простыней, подбегала к окну, чтобы убедиться, что ее мир не изменился, что неведомое чудище не утащило ее на озерное дно. Такие сны особенно пугали тетю Настю, может быть, даже сильнее, чем саму Анну, и поэтому Анна перестала о них рассказывать. Да, иногда ей снятся кошмары, но ничего ужасного – кошмары как кошмары. Ничего особенного, ничего из ряда вон!
Она и себя саму долгое время пыталась убедить, что в этих снах нет ничего особенного. Она ведь умная, образованная, она ведь даже посещает физико-математическое отделение высших Бестужевских курсов, а это кое-что да значит! Помнится, Ксюша все недоумевала, зачем барышне из высшего общества этакое совершенно мужское образование, какой в нем прок? А дядя Витя Анины чаяния неожиданно одобрил, помогал с теми дисциплинами, что давались ей не слишком легко, и гордился ее успехами, как своими собственными. Дядя Витя говорил, что непременно наступят те времена, когда даже в самых наисложнейших науках женщина окажется на передовой рядом с мужчинами. А Ксюша в ответ лишь вздыхала и замечала, что девице не надобно на передовую, девице надобно замуж, и на Анну поглядывала едва ли не с жалостью, так хотелось выдать подопечную замуж, чтобы непременно за хорошего человека, такого вот, как дядя Витя, или на худой конец как Семен Зайцев, сын дяди-Витиного товарища.
Семена Анна знала с детства и в качестве кавалера никогда не рассматривала, уж больно незначительным и неинтересным он ей казался. И достоинств особых она в нем не находила, ни ума, ни благородства, ни смелости. А за посредственность замуж не хотелось. Уж лучше на передовую. Глядишь, там, на передовой, ей повстречается тот самый, кто будет во всем похож на дядю Витю.
* * *«Тот самый» повстречался ей не на передовой, а в читальном зале общественной библиотеки. Это случилось вскоре после того, как Анна узнала, что она перестарок, и почти сразу же после одного из особо ярких, особо запоминающихся кошмаров. Теперь, когда за плечами ее был какой-никакой жизненный опыт и не самое плохое образование, Анна все-таки решила окончательно разобраться с собственным загадочным прошлым и вечерами напролет пропадала в библиотечных архивах, искала даже незначительные упоминания о Чернокаменске и Августе Берге. Хоть о чем-нибудь! И молодого человека, недорого, но опрятно одетого, из-за своих изысканий заметила отнюдь не сразу. Не было ей тогда дела до незнакомцев. А вот молодой человек Анну заметил и, похоже, выделил, потому что как-то так само собой получилось, что они сначала начали здороваться при встрече, а потом и заговорили.
Его звали Михаилом Евсеевичем, но от официального «Евсеевича» они очень быстро перешли к доверительному «Миша». И доверительность эта оказалась уютной и прекрасной. Не было в Аниной жизни мужчины, с которым она могла бы разговаривать на равных, которого бы не удивляло ее пристрастие к наукам совершенно не дамским. Дядя Витя не в счет. Дядя Витя особенный.
Миша тоже был совершенно особенный: скромный, временами застенчивый, но одновременно настойчивый, он умел слушать, задавал вопросы, отвечая на которые, Анна чувствовала себя не просто умной, но и значимой. А еще Миша был очень симпатичным. Красота его оказалась неброской, она пряталась за стеклами очков, и чтобы разглядеть ее и оценить по достоинству, требовалось время.
Время у них было. Оказалось, Миша не просто увлекается историей, а изучает ее глубоко и серьезно, как настоящий ученый. Он и был ученым, пока еще малоизвестным в силу молодого возраста, но очень талантливым. Про то, что он особенный, Анна поняла едва ли не в первую минуту знакомства. Чувствовалось в нем какое-то скромное благородство и то, что в дамских романах принято называть сдерживаемой страстью. Сдерживаемая страсть – это когда не напоказ, это когда хватает одного-единственного взгляда, чтобы сбилось дыхание и замерло сердце. От таких вот взглядов сердце Анны иногда сбоило, и кровь приливала к щекам неловким румянцем, а Миша, казалось, ничегошеньки не замечал. Или замечал, но не придавал значения. Люди науки – они ведь немного не от мира сего. Во всяком случае, Анне так думалось.
![Светлана Чистякова - Наследники Падших Книга вторая Трудно признать [CИ]](/uploads/posts/books/3156/3156.jpg)
