Настоящий я - Хиен Ли

Я просто смотрел на маму, не решаясь спросить ее, сколько еще мне надо жить по новым правилам после смерти брата. Мама в свою очередь никогда не задумывалась, почему за год она так и не смогла отпустить младшего сына. Я вышел из дома. Когда сознание вернулось ко мне, я был уже в больнице.

– Думаешь, ты разозлился, потому что мама вспомнила о том, что ты сделал на похоронах? – спросила Сури.

Я не мог дать ответа.

– Рю, считаешь, ты поэтому и отделился от своего тела? – продолжала Сури.

Я пожал плечами:

– Мне кажется, были и другие причины.

– Значит, все разом навалилось…

Мне захотелось спросить у нее: «А у тебя разве не так?» – но я передумал.

Был конец декабря. Небо затянули серые облака. Снег густо сыпал на землю, и от дыхания людей вокруг плавали облака белого пара. Мы с Сури сидели на скамейке. Новая реальность оказалась понятнее, чем наши скомканные мысли и чувства. Я перестал ощущать собственное тело. Внутри него билось мое сердце, но я больше не понимал его. Что мне мешало?

– Я никогда не считала павлинов красивыми, – произнесла Сури.

– Почему ты вдруг вспомнила про павлинов? – удивился я.

Было неловко разговаривать, не скрывая свои истинные чувства.

– Как думаешь, павлин с раскрытым хвостом красивый? – продолжала Сури.

– Ну да, это его изюминка.

Смех Сури заполнил пустоту вокруг.

– Согласна, без хвоста павлин ничем не лучше воробья или голубя, его не посадишь в клетку и не выставишь напоказ перед восхищенной публикой.

Я не был согласен с Сури и не считал, что павлин в чем-то превосходит воробья или голубя. Но в одном она была права: если бы не хвост, павлин обращал бы на себя гораздо меньше внимания.

Сури молчала, а я долго смотрел куда-то вдаль. Внезапно я, кажется, понял, почему она заговорила о павлинах. Достижения человека ничего не говорят о его жизни и счастье. Если кто-то беспокоится о том, что его ограбят, значит, у него есть что красть. Тем, у кого ничего нет, терять нечего. Сури старалась как можно скорее вернуть себе свое тело. Доказывает ли это ее безусловную любовь к себе?

– Каждый раз, когда я вижу павлиний хвост, начинаю жалеть птицу: ей так тяжело его держать.

– Правда тяжело?

Сури кивнула и ответила:

– Правда, павлинам нелегко приходится.

От ее слов мое сердце сжалось. Казалось, она нащупала еще одно слабое место моей души.

– Возможно, ты права.

Одно время я хотел, чтобы и у меня были проблемы с мелкой моторикой. Мама бы мне улыбалась и ласково на меня смотрела, похвалила бы за то, как аккуратно я очистил рыбу от косточек и положил их на ложку. Хотя кого я пытался обмануть? Это были всего лишь фантазии…

Из этого мира исчезло только тело Вана, но он по-прежнему жил в каждом углу дома, на каждой улице, в сердцах родителей. Я пытался смеяться как Ван, хотел, чтобы мои друзья были похожи на него. Я по-прежнему боялся оказаться покинутым. И винил во всем брата, хотя на самом деле эту боль причинил себе сам. Мысли неизбежно затягивали в прошлое, я проваливался, будто в черную дыру.

– Ты говорил, что душа и тело разделились после аварии.

Слова Сури вернули меня к реальности.

– Как кто-то недавно заметил, все разом навалилось.

– Ты прав. Если бы дело было только в аварии, все пассажиры автобуса, в котором мы ехали, потеряли бы души. А Проводник сказал, что нас было только двое, – заметила Сури.

Она замолчала и вновь погрузилась в размышления.

– Тогда в какой момент тело и душа отреклись друг от друга? Почему барьер не исчезает? У тебя нет никаких идей? – заговорила она.

У меня была догадка. В тот день я разозлился на маму и ушел из дома, ничего ей не сказав. Но если бы из-за этого правда теряли душу, то кругом давно остались бы одни пустые оболочки.

– Мне кажется, я очень устал.

– Из-за мыслей о брате? – аккуратно спросила Сури.

– Из-за всего.

Я тяжело выдохнул. Сури не отрывала от меня взгляда. Встретившись с ней глазами, я снова услышал голоса взрослых: «Рю, твоим родителям сейчас очень нелегко. Ты должен их во всем слушаться», «Твои родители должны через многое пройти, поэтому не создавай им еще проблем и хорошо учись», «Будь терпимее к своему брату и ни о чем не сожалей».

Слушая эти наставления, я либо молчал, либо едва заметно кивал. Люди вокруг раз за разом повторяли, что Вану осталось недолго. Может, я отделился из-за их давления? Нет, сам того не осознавая, я бежал от своих чувств, пряча эти слова глубоко в сердце.

– Наверное, ты уже устал от меня… – вздохнула Сури.

Похоже, она тоже знает, что значит устать от себя. Я посмотрел на свои прозрачные ладони.

– Вместо того чтобы сердить других, я решил, что лучше раздражать себя.

– Да, ты совершенно не умеешь говорить «нет», не можешь сказать, что тебе что-то не нравится.

Я слабо улыбнулся. Я никогда не заглядывал в себя, чтобы понять, чего хочу. Не верилось, что этот самоанализ что-то изменит.

– Знаешь, не мне делать выводы о тебе, но, кажется, я поняла, почему твои тело и душа разделились. Ты сам сказал, что очень устал. Хочешь все навсегда отпустить, я права?

Ее слова пронзили мое сердце. У меня был вопрос, который я очень хотел задать маме, но так и не решился. Я боялся ее ответа, думал, он ни на что не повлияет. И тогда решил запереть этот вопрос в собственном сердце и верить, что со временем он исчезнет, как песчаный остров, унесенный волнами. Но это заблуждение. Есть вещи, над которыми время бессильно, они не тускнеют, а, наоборот, проявляются еще четче. Проводник Душ был прав: я цеплялся за свой вопрос, а нужно отпустить его, иначе он навсегда останется со мной и повиснет тяжелым павлиньим хвостом, о котором говорила Сури.

– Легко рассуждать о чужих проблемах, да? – ответил я.

Она сощурила глаза и цокнула языком:

– Знаешь, Рю, тебя очень точно описывает выражение «не щадит самого себя».

Может, оно и так. Мне казалось, моя ошибка в том, что я не научился говорить людям «нет». Но, похоже, все это время я пытался обезличить себя.

– Я думала, мы с тобой совсем разные, а оказалось, что во многом наши истории похожи.

– Ты и я похожи?

Сури усмехнулась, но улыбка ненадолго задержалась на ее лице. Она продолжила:

– С самого начала я не верила Проводнику, не верила, что моя душа сама решила покинуть тело. Сначала я, как и ты, хотела просто плыть по течению – можно сказать, на какое-то мгновение сдалась. Наверное, именно в этом мы и похожи: мы оба очень устали. Бывает такое – вроде самый обычный день, а ты как будто просыпаешься и спрашиваешь себя: «Что же я делаю?»

Я не ответил.

– В такие моменты понимаешь, что совсем сбился с пути.

Воцарилось молчание, принесшее с собой тревогу. Обычно я внимательно наблюдал за собеседником, пытаясь понять, насколько ему со мной неловко. Я всегда первым нарушал молчание, задавал дежурные вопросы или отпускал неуместные шутки. И был счастлив, когда другие поддерживали разговор. С Сури получалось иначе. Я понял, что даже в тишине можно не чувствовать тревоги.

– А я в тот день ехала в кофейню, – тихо начала Сури.

Когда она говорила о своем прошлом, ее лицо совершенно менялось.

– В кофейню? – переспросил я.

– Да, та кофейня очень известна благодаря ее бариста: он варит один из лучших латте в мире. Я хотела встретиться с подругами, выпить кофе и поболтать. Пока ехала в автобусе и смотрела в окно, я вдруг вспомнила мамин вопрос: «Весь этот год ты усердно училась и много работала над собой, но что ты по-настоящему приобрела?» В любой другой день эти слова никак не тронули бы меня, но тогда прочно засели в голове.

– Ты уже и сама задумывалась об этом, верно?

Она опустила глаза. Я слышал о школе, в которой училась Сури: престижное учебное заведение с блестящей репутацией. Там хочешь не хочешь, а целыми днями будешь сидеть за уроками. Говорили, что участие во внеклассной деятельности так же важно, как успеваемость. Даже удивительно, как человек, которому еле-еле хватает двадцати четырех часов в сутках, успел потерять душу. Хотя не мне судить.