Настоящий я - Хиен Ли
– Почему ты пошла за мной? Своих дел нет? – произнес Рю.
От его слов пропасть внутри меня стала еще глубже. Разве я могла сейчас думать о себе?
– За мои восемнадцать лет я ни разу не задумывалась о собственной жизни.
– Звучит так, будто ты махнула на себя рукой.
Нет, что ты, как раз наоборот. Иначе у меня не было бы отличных оценок и замечательных друзей. Конечно, не могу сказать, что это самое важное в моей жизни… У меня снова заболела голова. Казалось, я хожу по бесконечной ленте Мебиуса.
– Почему ты все еще не вернулся в свое тело?
Не знаю, не может Рю вернуться или не хочет, но, судя по словам Проводника, то ему ничто не мешает это сделать, в отличие от меня. Все из-за младшего брата?
– А это так обязательно? Жить без души не так уж и плохо.
– Не говори так! Представь… – Я хотела сказать о его маме, о том, как тяжело ей придется, но передумала, чтобы не ранить его снова. – Представь школу без столовой или бассейн без душевой – одно невозможно без другого. То же самое с телом и душой.
– А Библия говорит, что сравнение – грех, – усмехнулся Рю.
Глядя на повеселевшего Рю, я подумала, что ему точно семнадцать… А он тем временем продолжил:
– Без души тело перестанет думать и жить станет проще. Не так уж и плохо. Люди говорят, что жить надо спокойно, сглаживая все острые углы. А раз так, то зачем вообще душа? Она только мешает.
Душа мешает? Но без нее люди станут настоящими зомби или машинами. Почему Рю считает, что телу без души будет легче?
– Я думаю, намного лучше всегда идти на компромисс с собой и дать душе исчезнуть одновременно с телом, – ответила я.
– Почему ты называешь смерть исчезновением? Так и говори: «умереть». Чего изворачиваться?
Сначала я так и хотела сказать, но в разговоре с Рю аккуратно подбирала слова. Нелогично получается: к душевным страданиям других людей я относилась с осторожностью, боясь неловким словом ранить их, а собственная боль была мне безразлична.
– Хорошо, будем называть вещи своими именами. После смерти у человека не останется переживаний. Честно говоря, не знаю, я ведь не совсем мертва, поэтому не могу, наверное, о таком рассуждать, но…
Я безуспешно старалась сохранять спокойствие. Кажется, я перегнула палку, когда завела разговор о смерти с человеком, потерявшим младшего брата. Но не могла же я его бросить в такой тяжелый момент. Скорее всего, Проводник Душ специально свел нас с Рю. Ну все, в следующий раз он у меня получит!
– Мой брат болел с раннего детства. Врачи говорили, что он не дотянет до десяти лет, а брат прожил до четырнадцати. Я был готов к его смерти, даже если делал вид, что это не так. Я был готов хоть немного, – сказал Рю, глядя в пустоту. – А если тебя так волнуют другие, значит, времени свободного полно?
– Думаешь, я здесь потому, что времени у меня много? Не делай вид, что моя проблема легче твоей!
– О, опять про себя любимую заговорила!
Несмотря на то что общались мы отнюдь не по-дружески, рядом с Рю мне было спокойно. Это потому, что от меня осталась одна душа? Я решила, что могу открыть свои истинные чувства хотя бы раз. К тому же мы и правда плывем в одной лодке.
В словах Рю была доля истины: в форме души нет смысла осторожничать или думать наперед, все равно никто тебя не видит.
– Сама посмотри: наши тела останутся жить в этом мире, а мы исчезнем. И что в этом такого? Ты говоришь, страшно представить тело без души, то есть без возможности мыслить и чувствовать. Но никто об этом не знает, поэтому и не замечает ничего странного. Просто ты думаешь только о себе и делаешь что хочешь.
Это и произошло вчера. Мое тело списало сочинение и спокойно легло спать. Хорошо, что я находилась рядом и сделала все, чтобы мое телесное воплощение не пошло в школу. Но что станет с Хан Сури, когда я отправлюсь в другой мир?
– Мне все равно, я уже…
– Что уже?
Рю перевел взгляд и посмотрел куда-то вдаль, а затем повторил:
– Тебе настолько важно, как после твоего ухода тело продолжит жить, какие оценки оно будет получать, как будет выглядеть?
А может быть по-другому? Судьба Хан Сури касается в том числе и меня.
– Возможно, ты еще не понял, потому что не проводишь так много времени со своим телом, но мое с каждым днем ведет себя все более странно. Оно разрушает все то, чего я добилась.
Пустой взгляд Рю устремился на меня.
– Я не знаю, какие у тебя достижения, но думаю, именно из-за них твое тело хочет, чтобы все наконец исчезло. Ты сама сказала, что оно разрушает твою прежнюю жизнь.
– Но на самом деле…
– Это значит, что прошлое для тебя важнее. И твой образ в глазах других людей, и их оценка. Любому будет тяжело проститься с тем, что дорого. Даже если это они сами.
Я не знала, что ответить, и глупо хлопала глазами. Рю не дал мне и шанса возразить.
– Я бы тоже не захотел принимать такую душу обратно, – добавил Рю.
Мне нечего было сказать.
– Ты совсем себя не жалеешь.
Ветер принес знакомый голос Проводника: «Как думаешь, твое тело могло сделать больно душе?»
Для кого и для чего я жила? Я считала, что хорошо знала себя, но, оказывается, ошибалась. Кто же такая Хан Сури? Что так мучает ее?
Глава 6. Мои печали
В старшей школе я посещал кружок «Рифмоплеты». Его участники приглашали к себе и рассказывали:
– Мы устраиваем встречи с писателями, а осенью проводим поэтические вечера. Тебе такое интересно?
Конечно нет. Мне не нравилась литература, тем более поэзия. Я почесал затылок и ответил:
– Нет, не интересно.
– Тогда, может быть, поэзия…
– По правде говоря, я не собираюсь учиться литературоведению.
В разговоре я был не так прямолинеен, как мои одноклассники.
Откуда-то донесся голос учителя корейского языка:
– Думаю, Рю очень понравится в нашем кружке.
Я искоса посмотрел на него.
Я честно делал все домашние задания, читал главы учебника, не спал на занятиях – просто выглядел немного отстраненно. Думаю, между собой преподаватели говорили обо мне что-то вроде: «Любое задание можно всегда дать Ын Рю, он никогда не откажет». Наверное, поэтому в тот день учитель так настойчиво звал в кружок поэзии:
– Приходи к нам, ты отлично впишешься в коллектив.
Я растерялся, смотреть учителю в глаза было очень тяжело. Он снова заговорил:
– Хорошо, буду с тобой честен.
Его слова тяжелым грузом легли на мои плечи. Пожалуйста, не надо, уж лучше солгите. «Твой собеседник никогда не ответит искренне», – тихо прозвучало в голове.
– Я очень привязался к «Рифмоплетам». Мы с ребятами подружились, вместе издали несколько книг. Пока я работаю в этой школе, хочу сохранить наш маленький мир, – сказал учитель, дотронувшись до моего плеча. – Рю, пожалуйста, запишись к нам, в этом году мы так никого и не дождались.
Я сглотнул, почувствовав, как в горле встал ком. Мне было страшно поднять голову и встретиться с укоризненным взглядом учителя. Все, что я мог делать, – нервно кусать губы. Смотреть на другого человека, тем более взрослого, было так же трудно, как видеть себя в зеркале. Учитель сказал, что их кружок называется «Рифмоплеты». Даже название мне не нравилось.
– Я никогда не писал стихов… – ответил я.
– Ничего страшного! Подожди, сейчас покажу тебе наш сборник за позапрошлый год.
И он раскрыл книгу.
Что ж, часть про камень вполне логична, но как тогда автор может быть кругом? Он с рождения так себя ощущал? Или его углы стерлись со временем?
Произнести слово «нет» я не мог, оно было неподъемным, как камень. В конце концов я внес свое имя в список участников «Рифмоплетов», а вечером рассказал об этом маме.
