Андрей Кокоулин - В эфирной полумгле
А потом я встретил Анну, подумал Соверен.
— Пойдем-ка, к следующему адресу, — оперся он на плечо Паркера. — Дом Уаттов, кажется?
— Да, сэр.
И отец и сын Уатты, и владелец бывшего церковного прихода выразили чуть ли не мгновенное желание помочь Соверену в его затруднении. То ли «адамс» в его руке производил неизгладимое впечатление, то ли искаженное гримасой боли лицо обещало все мыслимые и немыслимые кары небесные.
Француза, впрочем, у них не было.
Они вернулись к «Фалькафу», Соверен переоделся в гражданский сюртук и отпустил Паркера, наказав ему ждать завтра здесь же, а сам взял кэб и поехал в редакцию «Престмутских хроник» на Грааль-авеню. Небо хмурилось, черные дымы с фабрик и плавилен Чизкаверна крыли город, и даже часовая башня, прозванная в народе Долговязым Джоном, еле-еле проступала сквозь них, прорастая над крышами. Слепым бельмом проглядывал циферблат.
В окутанной паром пристройке, прилепившейся к длинному типографскому цеху, царила вечная суета. Под буханье прессов и стрекот телеграфных аппаратов Соверена, ищущего автора заметки об убийстве в Гэллопи-сквер, посылали в разные концы здания с комментариями: был, но только что вышел; курил, но пропал; пять минут назад заходил к редактору.
В конце концов Соверен подстерег его на рабочем месте, в темном закутке в два шага в ширину и два с половиной в длину. Журналист был совсем юн. Мальчишка лет семнадцати, в рубашке и мешковатых штанах. Когда он говорил, на его подвижном, еще не утратившем детскости лице живо отображались эмоции. Чем-то он вдруг напомнил Соверену себя лет десять назад. Полный жизни и взлелеянных в пустоте мечт.
Прозвище у журналиста было звучное — Мастиф.
— Пять жертв, — сказал он, показывая Соверену карту с отметками. — Здесь, здесь, здесь и два здесь. Старик, мальчик восьми лет, моряк с клипера «Леваллет», прачка и Элизабет Хоттерби.
— Так. Это Сильвертон и Неттмор, а в заметке был еще район Догсайд.
Мальчишка покраснел.
— Честно говоря, это было преувеличением. Но Догсайд-филдс, знаете, такая клоака…
— Угу.
Соверен покрутил карту, сбивая со стола на пол исписанные листы, карандаши, бланки телеграмм и конверты. В каморке было не развернуться.
Значки Мастиф нанес широкой дугой: первый — перед Кэфулл-стрит, второй — за ней, в квадратиках старых халуп, третий — еще дальше от центра и ближе к речной излучине, четвертый, снижаясь, попадал на Гэллопи-сквер, пятый залезал в Сильвертон.
— Где произошло первое убийство? — спросил Соверен.
— Здесь, — показал журналист на самый верхний значок.
— Почти окраина, — хмыкнул Соверен. — А что за ней?
— Пустыри, — пожал плечами Мастиф. — Хайгейтские холмы. А за ними — обрыв в Терезу.
— Почерк убийств один и тот же?
— Да! — оживился журналист. — Горло вскрыто резко, одним движением. Такое ощущение, что жертвы не успевали ни отшатнуться, ни закрыться руками. И еще — у всех порвана одежда, вот здесь, — он схватил себя за бока, — и кожа в этих местах обожжена.
— Странно.
— Очень! — Мастиф обрадовался, что нашел благодарного слушателя. — Возможно, их оглушали электричеством. Знаете, подносили электроды…
— Нет, это вряд ли, для электрической машины мало места и много глаз. Ее бы обязательно увидели. Тем более… Нет, исключено.
— Да, но тогда не понятно, что с ними делали. Может, было что-то типа лейденской банки?
Соверен еще раз посмотрел на карту.
— А вот Хайгейтские холмы — что это за пунктир у вас?
— Этот участок арендовали «Эфирные механизмы». Там стоит эфироизвлекательная машина. Месяца три уже.
— Вот как?
Соверен смерил глазом расстояние от пунктира до значка, обозначающего первое убийство. Полторы мили. Даже, наверное, меньше. Можно попробовать туда добраться пешком.
— Там все огорожено, — словно угадав его мысли, сказал мальчишка. — И охрана. Вас попросту не пустят.
— Спасибо.
Они пожали друг другу руки.
Из редакции Соверен, нашарив в кармане последние шиллинги, направился в ресторан за углом. Перекусив отбивной с картофелем и фасолью, он долго цедил из бокала поданное к мясу вино. В голове медленно вырисовывался план на завтра.
Снаружи основательно стемнело, у ресторана зажгли эфирные лампы, и изумрудный свет полукружьями застыл на камнях мостовой. Кэбы и паровые машины, проезжающие по улице, светили фонарями.
— Сколько времени? — спросил Соверен у официанта.
— Без десяти шесть, сэр, — ответил тот, пассом фокусника удаляя тарелку со стола.
Банки уже были закрыты. Поэтому первым пунктом с утра Соверен наметил снять со своего счета двадцать фунтов. Вторым пунктом шел известный в узких кругах Саймон Кипсейк, «жучок», которого не без оснований называли «памятью Престмута». Без приличной суммы обращаться к нему было бесполезно.
Далее Соверен надеялся действовать по вновь открывшимся обстоятельствам. В случае, если Кипсейк окажется бесполезен, придется в дальнейших поисках исходить из мест убийств. И здесь уже совершенно точно можно сказать, что Жефр прячется именно в Неттморе, а не в каком другом районе. Возможно, он действительно исполняет некий ритуал. Возможно, это как-то связано с эфиром. Но ему просто необходимо обитать поблизости.
Да уж, чего не хватает Престмуту, так это охваченного безумием инженера.
Расплатившись, Соверен снова взял кэб, назвав адресом Хантер-стрит, Морхилл. Бородатый кэбмен сразу заулыбался:
— Вы никак собрались в «Театр мертвецов», сэр?
Соверен вскинул голову на высоко сидящую фигуру.
— Известное место?
— О, да, сэр! — кивнул бородач. — По пятницам — самый наплыв, большое представление. Недельная выручка — в один день. Все едут, и студенты, и горничные, и большие господа. Говорят, правда, в Вондеринге тоже скоро откроют.
— А вы сами в театре были? — спросил Соверен, застыв ногой на подножке.
Кэбмен усмехнулся.
— Довелось. Побывал раз. Жена еще просится. Да и я не прочь.
— И что был за спектакль?
— О, сэр, это так не расскажешь. Здесь смотреть надобно.
Сел Соверен неудачно — приложился о заднюю стенку затылком, тот в ответ выстрелил болью, лицо смерзлось в гримасу. Хорошо его оприходовали, дьявол! То ли дубинкой, то ли просто кулаком. Ну, такая доброта Энгельману еще отзовется.
Кэб покачивало на камнях. Фыркали лошади. Мимо проплывали тени зданий и пешеходов. В стекло нет-нет и поплескивал, чередуясь с газовым, эфирный свет. На подъезде к Морхиллу изумрудно осветился мост через канал. Как заприметил Соверен, и большинство окон в богатых домах тоже зеленил эфир.
