С. Браун - Живые зомби
В ответ на мамин вопрос я едва не начинаю утвердительно кивать, затем, спохватившись, мотаю головой и улыбаюсь. По-видимому, оскал у меня удручающий и злорадный, потому что мамина улыбка становится натянутой, а потом мама и вовсе отворачивается и переключает внимание на перекресток, перед которым мы остановились.
Малыш в соседней машине, открыв рот, смотрит на меня. Я показываю ему язык, и он вопит как резаный.
— Какого черта ты поперся в город? — спрашивает отец и жмет на педаль газа.
Я кладу на колени доску, достаю маркер и пишу: «Погулять», затем показываю родителям.
— Погулять?! — свирепеет отец. — Ты не можешь гулять, когда тебе вздумается! К тому же из всех дней недели ты сподобился выбрать воскресенье. Боже праведный, ну и вонь!
— Гарри, помягче, — просит мама. — Он сегодня и так натерпелся.
— Мне какая разница?! — Отец со злостью открывает окно. — Шляется по городу… Еще и выкупай его потом! Исследовательский центр давно по нему плачет…
Он угрожает избавиться от меня с того самого времени, когда я вернулся домой.
— Может, ему было скучно, — настаивает мама. — Целыми днями торчать в погребе у телевизора мне бы тоже надоело.
— И что? Ему выделено место в обществе, и он должен знать его, если хочет остаться дома.
Чаще всего родители обсуждают меня так, будто я сижу в другой комнате и ничего не слышу. Однако сегодня мне все безразлично; не возникает желания замахать здоровой рукой и завопить. Не могу забыть, как нас с Ритой поймали и под непристойную брань и оскорбления толпы затолкали в фургон. До сих пор в ушах звенит Ритин смех, не возбужденный, не презрительный, а свободный и раскатистый — так смеются на американских горках, когда страх отпускает и остается лишь получать удовольствие от аттракциона.
В приюте нас рассадили по разным клеткам друг против друга. Мы стояли, прижавшись лицами к металлическим прутьям, и улыбались, как Чарлтон Хестон и Линда Харрисон в старом фильме «Планета обезьян». Того и гляди, появится горилла в униформе и отгонит нас в глубь клеток.
Мать приехала за Ритой почти сразу. Перед тем как уйти, Рита подошла к моей клетке и спросила, все ли со мной в порядке. Я кивнул и поднял большой палец. Она подалась вперед, к решетке, и поцеловала меня в губы.
— Скоро увидимся, Энди, — сказала она и ушла неспешной, легкой походкой богини.
Вспоминая об этом, я улыбаюсь. Не так, как давеча улыбался маме — без тени злорадства. Но родители не замечают, им не до того — они обсуждают меня.
Глава 12
…тридцать два… тридцать три… тридцать четыре…
В кабинете психотерапевта я опять наблюдаю, как электронное табло красными цифрами отмеряет тишину. Уже почти пять минут я сижу в кресле; Тед расположился справа чуть позади меня, стучит ручкой по блокноту и втихаря корчит рожи. Морщин у него сегодня меньше, чем в прошлый раз — значит, сделал еще одну инъекцию ботокса.
В углу шипит освежитель, и воздух наполняется ароматом сирени.
— Что вы чувствуете сегодня, Эндрю?
Задумавшись на мгновение, царапаю на доске: «Беспокойство».
Проходит еще две минуты. Если мы так и просидим, то уж лучше бы я остался дома — сейчас показывают «Мистическую пиццу».
…семнадцать… восемнадцать… девятнадцать…
— На предыдущем сеансе вы тоже жаловались на беспокойство, так?
По крайней мере теперь понятно, что он делает какие-то записи. Или просто проецирует на меня собственную тревогу. Еще бы — он ведь один на один с зомби.
— Наверное, нам стоит выяснить причины, — предлагает Тед.
Я вздыхаю. Неужели трудно понять — тот, кого объявили отщепенцем, и кто целыми днями только и делает, что смотрит кабельное телевидение, пьет вино и жаждет получить свободу, по закону ему не полагающуюся, может время от времени испытывать беспокойство! Я сделал все возможное, чтобы свыкнуться со своим положением и теми переживаниями, которые оно за собой влечет.
Хелен любит повторять: «ПРИМИТЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ ТАКОЙ, КАКАЯ ОНА ЕСТЬ».
И я пытаюсь. Однако после Хэллоуина мириться с действительностью мне стало труднее. Думал, пройдет, но не тут-то было. Несколько дней назад родители уже улеглись спать, а я вдруг очутился на улице: бродил по оврагу и едва успел вернуться в погреб до комендантского часа. Такое впечатление, что ищу чего-то и не могу понять, чего именно.
В идеале психотерапевт должен помочь вам разобраться в себе и понять свое поведение. Свои мотивы и желания. Подозреваю, что большинству живых, кому необходима такая помощь, не приходится сидеть в кабинете у насквозь пропитанного консервантами, эгоцентричного доктора, который убежден, что личностный рост обеспечивает пластическая хирургия.
Тед опять постукивает ручкой и строит гримасы. Снова смотрю на часы: секунды превращаются в минуты, с минутами уходит час… Начнет он все-таки исследовать причину моего беспокойства или нет?
— Каким было ваше детство?
Закатываю глаза. Интересно, скольких пациентов он довел до самоубийства?
Раздумываю, не ограничиться ли дежурным ответом. «Прекрасным» или «Обычным» — вежливо и обтекаемо. Таким на самом деле и было мое детство. Отец работал. Мама вела хозяйство. Энди ходил в школу, занимался спортом и практически не создавал проблем, — по крайней мере, обходилось без скандалов, катастроф и прочих ужасов. Отвергаю этот сценарий и пишу: «Я испытывал насилие».
— Правда? — спрашивает Тед.
Неправда. Ну и что?
— Сексуальное или эмоциональное?
«И то, и другое».
Тед что-то пишет и снова тарабанит ручкой.
Из освежителя со свистом выходит следующая порция сиреневого аромата. Лично я выбрал бы лаванду. Ну или гардению.
— Как вам сейчас живется с родителями?
«Замечательно».
— Замечательно? — Тед поднимает бровь.
Впервые я так весело провожу время с живым, и мне трудно усидеть с серьезным выражением лица.
— Не возникает чувства обиды или враждебности?
«Нет», — пишу я.
— Интересно. — Тед делает еще немного бесполезных записей.
…сорок два… сорок три… сорок четыре…
— Чем вы занимаетесь с родителями в свободное время?
«Играем в пачизи».
— В пачизи? — переспрашивает Тед, словно впервые слышит это слово. — Вы играете с родителями в пачизи?
«И в твистер».
Глава 13
В первую пятницу каждого месяца в нашей группе проводится культурное мероприятие. Так сказать, экскурсия.
