Дин Кунц - Город Ночи
Будучи всего лишь служанкой, Лулана определенно взвалила на себя и ношу духовной наставницы своего работодателя. Она знала его прошлое, и ее волновала судьба его души.
— Господин в саду, — добавила она. — Вы можете подождать в гостиной или присоединиться к нему в розарии.
— Конечно же, в розарии! — воскликнул Майкл.
В задней части дома, на огромной кухне, старшая сестра Луланы, Евангелина Антония, пела «Его свет сокрушит любую тьму», закладывая тесто в форму для пирога.
Евангелина работала у Обри кухаркой и на пару с сестрой боролась за бессмертную душу своего хозяина. Она была выше ростом, более худая, но живые глаза и улыбка выдавали родство.
— Детектив Мэддисон, — Евангелина улыбнулась, — я так рада, что вас еще не убили.
— И я тоже рад. Какой будет пирог?
— С пралине, корицей и орешками.
— После него сразу потребуется коронарное шунтирование.
— Холестерин не прилипает, — указала Лулана, — если любишь Бога.
Через дверь черного хода они вышли на заднее крыльцо, где Моисей Бьювеню, шофер Обри и мастер на все руки, красил в белый цвет стойки ограждения.
— Детектив О’Коннор, — рот растянулся аж до ушей, — я удивлен, что вы до сих пор не застрелили мистера Майкла.
— Я стреляю метко, — заверила она Моисея, — но он очень уж быстрый.
Крепкий, мускулистый, широкоплечий, с ладонями в суповую тарелку, Моисей был дьяконом в церкви и пел в хоре вместе с сестрами, Луланой и Евангелиной.
— Они пришли повидаться с господином, но не будут донимать его, — сообщила Лулана брату. — А если ты решишь, что донимают, возьми их за шкирку и вышвырни на улицу.
Как только Лулана вернулась на кухню, Моисей повернулся к детективам.
— Вы слышали Лулану. Вы, конечно, из полиции, но здесь ее слово — закон. Закон и порядок. Я буду у вас в долгу, если вы станете вести себя так, чтобы мне не пришлось вышвыривать вас за шкирку на улицу.
— Если мы увидим, что ведем себя недостойно, то сами вышвырнем друг друга, — пообещал Майкл.
Моисей кисточкой указал, куда нужно идти.
— Мистер Обри за тем языческим фонтаном, среди роз. И, пожалуйста, не насмехайтесь над его шляпой.
— Его шляпой? — переспросил Майкл.
— Лулана настаивает, чтобы он надевал солнцезащитную шляпу, когда долго работает в саду. Он же лысый, вот она и тревожится, как бы у него не начался рак кожи. Мистер Обри поначалу возненавидел эту шляпу. И только теперь начал понемногу к ней привыкать.
Карсон покачала головой.
— Никогда не думала, что доживу до такого дня, когда у Обри Пику появится босс.
— Лулана — не босс, — возразил Моисей. — Она так сильно любит людей, что им не остается ничего другого, как подчиняться ей.
Кирпичная дорожка пересекала лужайку, огибала языческий фонтан и уходила к розарию.
В центре фонтана находилась скульптурная группа из трех полноразмерных фигур. Пан, с козьими ногами и рогатый, играя на флейте, гнался за двумя обнаженными женщинами (или они гнались за ним) вокруг колонны, увитой виноградной лозой.
— Я, конечно, не знаток антиквариата, — заявил Майкл, — но уверен, что это Лас-Вегас восемнадцатого столетия.
Розовые кусты росли рядами, проходы между ними засыпали гранитной крошкой. В третьем из четырех рядов лежал мешок с удобрениями, распылитель и подносы, на которых располагались садовые инструменты.
Здесь же был и Обри Пику, под соломенной шляпой с такими огромными полями, что белки могли проводить на них кольцевые гонки.
Пока Пику не заметил их и не поднял голову, он напевал какую-то мелодию. Вроде бы «Его свет разгонит любую тьму».
У восьмидесятилетнего Обри было младенческое личико (понятное дело, старчески-младенческое), розовое и пухлое. Даже в глубокой тени противоракового головного убора синие глаза весело поблескивали.
— Из всех знакомых мне копов вас я люблю больше всех, — не стал скрывать свои чувства Обри.
— А других-то ты хоть чуть-чуть любишь? — полюбопытствовала Карсон.
— Из этих мерзавцев — никого. Но никто из остальных и не спас мне жизнь.
— Зачем тебе эта глупая шляпа? — спросил Майкл.
Улыбка Обри превратилась в гримасу.
— Ну что будет, если я умру от рака кожи? Мне восемьдесят лет. Я могу умереть от чего угодно.
— Лулана не хочет, чтобы ты умер до того, как найдешь Иисуса.
Обри вздохнул.
— С этой троицей я спотыкаюсь об Иисуса всякий раз, когда поворачиваюсь.
— Если кто-то и сможет вымолить тебе прощение грехов, — заметила Карсон, — так это Лулана.
По лицу Обри чувствовалось, что сейчас он скажет что-то резкое. Вместо этого он всего лишь вздохнул.
— Раньше у меня никогда не было совести. Теперь появилась. И это куда хуже, чем абсурдная шляпа.
— Почему ты носишь шляпу, если терпеть ее не можешь? — спросил Майкл.
Обри оглянулся на дом.
— Если я сниму шляпу, она увидит. И тогда я не получу пирог Евангелины.
— С пралине и корицей.
— И с орехами. Я люблю этот пирог. — Обри вновь вздохнул.
— Что-то ты часто вздыхаешь, — заметил Майкл.
Я стал жалким, не так ли?
— Ты был жалким, — возразила Карсон. — А теперь в тебе появляется что-то человеческое.
— И дается это нелегко, — добавил Майкл.
— Как будто я этого не знаю, — согласился Обри. — Так что привело вас сюда?
— Нам нужно крупнокалиберное, громкое, вышибающее двери оружие, — ответила Карсон.
Глава 16
Какой же великолепной была вонь: резкой, облепляющей, проникающей сквозь любые преграды.
Ник Фригг представлял себе, как свалочный смрад насыщает его плоть, кровь, кости, точно так же, как в коптильне дым насыщает куски мяса. Его грела мысль о том, что он до мозга костей пропитается запахами разложения и будет пахнуть как смерть, которой он жаждал, но которая оставалась для него недостижимой мечтой.
В своих высоких сапогах Ник пересекал западный котлован. Пустые банки трещали под ногами, пластиковые коробки из-под яиц и пакеты из-под чипсов хрустели. Направлялся он к тому месту, где только что приподнималась и опадала мусорная поверхность. Теперь, правда, на том участке никакого шевеления не замечалось.
Хотя мусор основательно утрамбовали свалочные галеоны (а глубина мусорного слоя составляла шестьдесят с небольшим футов), иногда он проваливался у него под ногами: маленькие пустоты все-таки оставались. Но Ник был настороже, отличался отличными рефлексами, поэтому вовремя переносил вес на другую ногу и практически не сбавлял шага.
Наконец подошел к тому месту, где поверхность пульсировала. Участок этот внешне ничем не отличался от остального котлована. Раздавленные жестяные банки, осколки стекла, пластиковые изделия, от бутылок до разломанных игрушек, мешки с мусором, завязанные в горловине.
