Полуночное солнце - Кэмпбелл Рэмси Дж.

Как только официант принял их заказ, Керис достала из сумочки блокнот.

– Дети, сейчас я буду расспрашивать ваших блистательных родителей о них самих, чтобы наш рекламный

отдел знал, что нужно рассказать читателям, но, если у вас появятся свежие идеи, делитесь. С кого мне начать? Бен, вы пишете книги, основываясь на рисунках Эллен? Эллен, вы как-то говорили, что каждому из вас требуется по полгода?

– Бен пишет осенью и зимой, а затем я иллюстрирую книгу весной и летом, когда освещение лучше, а дети еще в школе.

– Бен уже писал, когда вы познакомились?

– Нет, он начал, когда мы уже были женаты несколько лет. Мне удалось его убедить, и он записал несколько сказок, которые обычно рассказывал детям, и убедить его удалось далеко не сразу, верно, Бен?

– Не сразу.

– Не переживайте, Бен, мы еще дадим вам слово, – заверила его Керис. – Нам хочется, чтобы публика услышала вас обоих, когда мы отправим вас в рекламный тур. Мы бы задействовали вас и в рекламе предыдущих ваших книг, если бы я тогда уже работала в «Эмбер».

– Если учебный год еще не закончится, мы сможем отправится по одному, – сказала Эллен.

– И тот, кто останется дома, будет тогда вдохновлять другого. Газетчики ухватятся за такую идею. – Керис откинулась на спинку стула, когда принесли их заказ, и официант удалился, послав на прощание воздушный поцелуй в знак одобрения их выбора. – Ну, то есть, если это правда. Как думаете, Бен, вы бы стали писателем, если бы не Эллен?

– Сомневаюсь, что вообще стал бы кем-то.

– Разрешите, я задам вопрос, который обожаю задавать писателям. Как по-вашему, откуда приходят ваши сюжеты?

Бен поднес ко рту кусочек телятины «Марсала», но затем опустил вилку на тарелку.

– Не уверен, что мне полагается это знать. Лучше всего получается, если я просто позволяю истории излиться через меня. Мне кажется, писатели слишком уж озабочены техническими приемами, и тем, что они пытаются сказать, и тем, кто именно на них повлиял. Подозреваю, на меня повлияло все, что я успел прочесть, особенно в детстве.

– Но я бы сказала, ваши сказки не похожи ни на что. Кто, по-вашему…

– Никогда не понимал этого желания писателей обрести собственный голос. Мне кажется, если уж у тебя есть голос, он куда лучше развивается, если не перенапрягать его в попытке услышать самому. Я просто пытаюсь рассказать сказку так, словно вы слушаете меня. Извините, я вас перебил.

– И я рада, что вы это сделали, – заверила Керис, а Эллис ощутила облегчение, потому что его воодушевление побороло смущение, какое Бен всегда испытывал в обществе незнакомых людей. – Но не дайте еде остыть. Я всего лишь хотела еще спросить, какие книги вы сами читали.

– Любые, если они помогали моему воображению жить. – Бен жевал так, словно пробовал воспоминания на вкус. – Детское фэнтези, рассказы с привидениями. Одно лето было посвящено научной фантастике. А когда я стал старше, все книги, какие попадали мне в руки, даже те, за чтение которых мне грозило адское пекло, во всяком случае, так утверждала моя тетушка, воспитавшая меня. Только не думайте, что я порицаю тетю Берил. Просто избыток фантазии пугает некоторых людей.

– Но, насколько я могу судить, не ваших детей. Какая ваша любимая книжка у Стерлингов?

– Новая, – ответили дети хором.

– «Мальчик, который поймал снежинки»? И у меня тоже. Как думаете, что рассказать о ней детям, чтобы они захотели ее прочесть?

– То, как он загадывает желание не чувствовать холода, – сказала Маргарет, – а потом снежинка падает ему на ладонь. И он видит, что она не тает.

– И как он загадывает второе желание, чтобы в мире больше не было холода, и весь холод входит внутрь него.

– Расскажите, как ледники начали таять, моря начали затапливать землю, и все птицы и другие создания начали погибать. Это было грустно.

– Но в конце все хорошо, потому что он использует третье желание, чтобы вернуть холод в мир.

– И еще покажите им мамины рисунки, – посоветовала Маргарет. – Мне нравится та, где мальчик стоит в снегу и две снежинки сидят у него на ладонях, словно птички.

– Это лучшая. Думаю, мы поместим ее на обложку.

– Помните, я упоминала, что когда-то работала в рекламе, – сказала Эллен. – Я подумала, вдруг вы захотите выслушать мои предложения по этому поводу.

– Прямо в точку. Я познакомлю вас с девушкой из нашего рекламного отдела, и вы сможете все с ней обсудить, – пообещала Керис. – Но я только что заметила, как кое-кто провожал глазами тележку с десертами, думая, что никто не видит.

Прошел почти час, прежде чем она повела все семейство в офис издательства «Файербренд», где они познакомились с таким количеством сотрудников, пожелавших книге успеха, и пожали столько рук, что Эллен тут же перезабыла все имена. Покидая издательство, она чувствовала общую благожелательность, и это в какой-то степени сглаживало разочарование от того, что не удалось встретиться с главой рекламного отдела.

– Познакомитесь, когда приедете в следующий раз, – утешила Керис, увлекая их через отдел детской литературы в свой кабинет и успев по пути прихватить стопку книг для Маргарет и Джонни.

Она расчистила на столе место среди опасно нависающих гор рукописей, записок и книг, пока ее помощница ходила за молоком для детей и кофе для взрослых – Бену особо крепкий. Когда напитки принесли, Керис подняла свою чашку для заключительного тоста.

– Пусть этот год будет годом Стерлингов, – провозгласила она.

Глава десятая

На шоссе, ведущем из Лондона, сгущались сумерки и поток машин. Джонни заснул задолго до Кембриджа. Все-таки он совсем еще ребенок, подумала Эллен, поглядев на его лицо в свете фар встречных автомобилей, впрочем, он уже достиг того возраста, когда его раздражает, если с ним обращаются, как с маленьким. Когда проехали Кембридж, все трое, Маргарет, Эллен и Бен, по очереди начали высматривать смешные названия на указателях: Стоу-кам-Квай  [3], Улиткин колодец, Грязный док, Траус Ньютон… Теперь они уже были на окраине Нориджа и ехали по кольцевой к своему пригороду, и Маргарет широко раскрывала глаза, словно вставив в веки невидимые спички, и заверяла, что нисколечко не устала.

– В таком случае, ты такая одна, – заявил Бен и громко захрапел, сворачивая с кольцевой. – Ай, Маргарет! Не пинайся.

– Если ты не устала, – сказала ей Эллен, – тогда уберешь книги и игрушки, которые вы с Джонни разбросали по гостиной.

– Джонни должен мне помогать.

– Он убирает, когда ты уходишь на урок танцев. Только не дуйся, а то мы решим, что ты все-таки недостаточно взрослая, чтобы ходить на рынок с подружками.

– Мама… – запротестовала Маргарет, но не стала продолжать, хотя, когда отец остановил машину перед их домом, она с подозрением покосилась на брата на случай, если тот каким-то жестом выдаст, что на самом деле не спит. Убедившись, что все-таки спит, она сменила гнев на милость и попыталась донести его до дома, как делала это, когда они были младше, однако сумела лишь поддержать, когда Джонни, проснувшись, заковылял сам.

– Иди в постель, если устал, – сказала Маргарет.

– Я есть хочу, – промямлил он.

А Эллен так изумилась ангельским интонациям в голосе Маргарет, что даже обняла ее.

– Вечно ты хочешь есть, Джонни. Убери свои вещи, пока мы с Маргарет что-нибудь приготовим, – сказала она, отперев дом.

Входная дверь, открываясь, смела с коврика кучу конвертов и рекламных буклетов. Джонни набросился на них, передавая матери буклеты – точилка для ножей, газетное бинго, переработка рождественских открыток для нужд благотворительности – и сортируя конверты, в надежде найти хотя бы один для себя.

– Одни счета, – посетовал он.

– В таком случае, отдадим их счетчику, – отозвался его отец. – Хотя, если подумать, отдай их лучше мне. А то вдруг счетчик живет еще хуже нас.

– Разве мы не хорошо живем? – удивилась Маргарет.