Ли Майерс - BRONZA
Он не видел его лица. Он смотрел на свои руки. Они были в крови.
– Ничего, если не считать, что ты убил своего оруженосца, – пожал плечами Оуэн. Он одевался, и бледно-розовый шелк рубашки льнул к его телу, пока он застегивал пуговицы.
Марк не поверил ему. Не поверил, что мог убить отрока. Что на кровати что-то, прикрытое потемневшей от запекшейся крови простыней и есть – Байя. Глянув на Оуэна с застаревшей неприязнью, осторожно потянул за край простыни. Показалось лицо Имонна, глаза мальчика были широко открыты. Стеклянные, они неподвижно смотрели в потолок. Так же осторожно, словно боялся потревожить его, он вернул простынь на место. Не понимая, зачем сделал это. Зачем убил?
Оуэн застегнул брюки. Надел туфли, помогая себе рожком для обуви. Потянулся за пиджаком. Глянул в зеркало, полюбоваться своим отражением, и увидел брата, сидящего на кровати в позе скорбного ангела. Лицо Оуэна сразу стало злым. «Ах, так! Чистенький, да? Праведник!»
– Извини, забыл… Прежде, чем убить… ты сначала изнасиловал мальчишку! – скривил он в усмешке губы. – Право же, я позавидовал твоему наслаждению!
Его слова живьем содрали с Марка кожу, оставив оголенные нервы плавиться от нестерпимой муки. Душа захлебнулась немым воплем отчаяния от непоправимости происходящего. «Ничего не изменить… не вернуть… не исправить… – смотрел он на свои руки и не видел их. Ослепнув. В глазах полопались сосуды и по лицу стекали кровавые слезы. – Я нелюдь, мерзкое отродье… убивающее всех, кого люблю… Мне нет места ни под одним небом… Когда же ты заберешь меня?!»
Неожиданно вся боль ушла. Он увидел ее. Наконец-то, смерть соизволила прийти за ним. Вздохнув, Марк выпустил длинные когти и вырвал себе сердце. Разбитое, он хотел отдать его ей.
– Идиот! – бросился к нему Оуэн.
На этот раз он успел. Засунул еще бьющееся сердце обратно в развороченную грудь и прижал ладони, призывая Силу. Пачкая дорогой костюм кровью брата, творил Заклятие Нитей Судьбы, возвращая Марку жизнь. Не желая отпускать его, чтобы тот начал жить заново, забыв обо всем, что произошло.
Марк неохотно открыл глаза, пошевелился.
– А, очнулся, идиот! – спросил его кто-то, и он тут же получил сильный удар в челюсть.
– Не смей больше тратить мою Силу на твое тут воскрешение из мертвых! – пригрозил ему Оуэн, сердито потряхивая ушибленной кистью. – Я и сам могу тебя убить! Так что не искушай меня!
Но Марк не хотел его слушать, он хотел умереть и провалился в пустоту.46 глава
Москва, 2000 год. Книга 12-ти Лун
Она слушала, как плачущий голос скрипки жалуется на свое одиночество, как присоединившийся к ней контрабас уговаривает скрипку не плакать; утешая своим низким, густым баритоном, он обещал ей, что все будет хорошо. И сладко щемило в груди от прозрачной грусти их голосов, и на глаза наворачивались слезы. Она знала – так грустит сердце, когда хочет любить. А мелодия, обретавшая многозвучие и страсть, набирала силу и вела ее туда, где на другой стороне ждал он.
– Идем со мной! Я отведу тебя в рай!
Теплый, бархатный – это был голос любимого. Он звал ее. И дорога к нему была усыпана нежными нефритовыми лепестками. Но она медлила, почему-то ей было жаль топтать ногами эту хрупкую красоту.
– Доверься мне! Я один могу утолить все твои печали! – протягивая руку, продолжал звать он.
Она сделала шаг и вскрикнула от ужаса. Под лепестками была пустота…
Инна проснулась от собственного крика. Села на кровати, прижала ладонь к груди, пытаясь унять испуганное биение сердца. С тревогой посмотрела через комнату на диван. Не разбудила ли своим криком дочь? Но нет! Слава богу, Аришка крепко спала, набегавшись за день, как и полагается восьмилетнему ребенку. Возле дивана, на полу шевельнулась тень. Желтым фосфором в темноте настороженно сверкнули глаза.
– Малыш… – тихо позвала она.
Крупная немецкая овчарка с хрустом зевнула, откликаясь на зов хозяйки. Через минуту влажный нос ткнулся ей в ладонь.
– Хорошо… Малыш, хорошо… – успокаивая скорее себя, Инна несколько раз погладила лобастую голову.
Пес запрыгнул на кровать, вытянулся рядом.
– Этот сон ничего не значит… Всего лишь сон… – убаюканная тихим собачьим сопением, пробормотала она, засыпая снова.Субботнее утро началось для нее рано. Так рано, что Малыш поверил в то, что они идут гулять, лишь просунув морду в ошейник. В такую рань даже дворник не шаркал еще своей метелкой по асфальту. Не было и небольшой стаи дворняжек, считавших себя хозяевами двора и кидавшихся на них с лаем каждое утро.
Оглядев безлюдный двор, Инна зябко поежилась, пряча руки в карманы старой, мешковато сидевшей на ней, мужской куртки. Конечно, Малышу хватило бы и пары секунд, чтобы порвать любую из шавок, беснующихся вокруг него. Но за нежеланием хотя бы рыкнуть в ответ скрывалось (как она подозревала) вовсе не добродушие пса, а махровое высокомерие этого собачьего сноба. Как-никак голубых кровей, от лучших германских производителей. По паспорту: Персеваль Ульрих Рольф барон фон Клаузе и так далее, и тому подобное.
Неторопливым, прогулочным шагом они обогнули дом и вышли в сквер. Ночью прошел дождь, от мокрого асфальта тянуло холодом. Дул пронизывающий, холодный ветер, но небо было не по-осеннему ярким, все в белых заплатках облаков. Прислонившись спиной к изрезанной трещинами коре старой липы, она запрокинула голову; стояла и смотрела сквозь голые ветви в небесную глубину совершенно бездумно. Влажный нос настойчиво ткнулся в ладонь, Малыш нагулялся и звал домой. Инна вздохнула. Откуда-то пришло смутное ощущение, что должно случиться что-то хорошее, что обязательно закончится плохо.
Во дворе дорогу им перегородила машина. Заляпанный рыжей глиной джип парковался, задними колесами залезая на бордюр. «Какой грязнуля…» – обходя препятствие, подумала Инна, естественно, не о джипе, а о хозяине. За спиной стихло урчание мотора, негромко хлопнула дверца и тут, откуда ни возьмись, с трусливым подвыванием на них бросилась вся стая. Малыш, как всегда, делал вид, что в упор не видит окруживших его пустолаек, но Инну почему-то именно сегодня нахальство дворняг вывело из себя.
– Прочь! Пошли прочь! – неожиданно для себя замахнулась она поводком на ближайшую собаку.
Но заткнуться и разбежаться дворняжек заставил совсем не ее обиженный голос, а сердитый мужской окрик. Она обернулась. Стоявший возле машины хозяин джипа прикуривал, пряча огонек зажигалки от ветра в ладонях. Поймав ее взгляд, кивнул приветливо, будто старой знакомой. Ярко-бирюзовые, какие бывают только у сиамских котов, глаза мужчины светились добротой.
«Не может быть! Ни раздутой от заносчивого чванства физиономии, ни золотых цепей, ни растопыренных пальцев…» – удивилась она. Симпатичного хозяина джипа Инна видела впервые, но ей понравилась его небрежно растрепанная каштановая шевелюра и манера одеваться. В синих расклешенных джинсах, в мокасинах на каучуковой подошве, в светлом замшевом блейзере поверх черного джемпера. В облике незнакомца чувствовалось понимание стиля и хороший вкус.
