Клод Фаррер - Дом Людей Живых
Дверь позади меня оставалась отворенной настежь. Я бросил на нее взгляд и, покоряясь влиянию странной речи, которая была ко мне обращена, сел, как меня просили. Все последовали моему примеру.
— О! — сказал маркиз Гаспар. — Оттуда дует довольно холодный ветер.
Виконт Антуан услужливо поднялся. Но я опередил его и убедился, заперев дверь сам, что затвором служила простая защелка.
— Тысяча благодарностей! — воскликнул маркиз Гаспар. — Но, господин офицер, это чересчур любезно: почему вы не дали сделать это моему внуку?
Я уже снова сидел, и виконт Антуан тоже. В наступившем молчании я осматривал весь зал — старинный камин, в котором красным огнем горели поленья, свечи на стене, потолок из почерневших балок, старый тканый шелк кресел, превосходного качества… Изумление наполняло меня, изумление, пред которым отступало все. Я смотрел на моих хозяев, двух столетних стариков с седыми бородами, и на этого человека, который утверждал, что он их отец и дед. На самом деле, он казался наименее старым из всех троих. На его бритом лице почти незаметно было морщин. Его живые глаза не были ввалившимися. Его тонкий голос не дрожал и не колебался… И, однако, это он был предок, патриарх, быть может, равный самым славным из предков Авраама… Почем я знаю?..
Молчание продолжалось. Мы сидели теперь лицом к лицу, я и они. И они изображали довольно верное подобие трибунала, которого маркиз Гаспар был председателем, а его сын и внук членами. А кем был я? Подсудимым?.. Обвиняемым?.. Осужденным?..
Все еще длилось молчание. Чувствуя себя немного смущенным под тройным взглядом, тяготевшим на мне, я повернул голову и еще раз окинул взглядом весь зал. Эго действительно был зал — не салон, не курительная комната. Кресла были из золоченого дерева и парчи. Но стены, расписанные фресками, были без всякой обивки, без картин и зеркал. Кроме кресел, на которых мы сидели, меблировка состояла из двух канапе того же стиля — очень чистого стиля Людовика XV — и двух странных седалищ, вроде дормеза, с подлокотниками и подпоркой для головы, и таких глубоких, что в них можно было скорее утонуть, чем усесться. Я заметил еще стенные часы и сундук, помешавшиеся друг против друга, а также род передвижного станка, похожего на те, какими пользуются живописцы для установки холста, наклон которого нужно изменять в зависимости от освещения. В то время, как я смотрел на этот станок, маркиз Гаспар кашлянул, потом громко чихнул. Я увидел, что он держит в руках табакерку, из которой понюхал и которую потом положил обратно в карман своего платья. После этого он заговорил:
— Господин офицер, я желал бы прежде всего убедить вас в нашем добром расположении к вам, в нашем искреннем расположении. Суровость времени отразилась на нас, и мы, все трое, более схожи по наружности с калабрийскими разбойниками, нежели с здешними христианами. Тем не менее, мы лучше, чем можно судить по виду, и мы докажем вам это.
Он замолчал, снова понюхал табаку и, казалось, продолжал размышлять.
— Сударь, — сказал он, наконец, — мне было бы неприятно вести с вами тонкую игру. Я добросовестно полагаюсь на вашу честность. Скажите же мне с полной откровенностью: только ли случай привел вас так близко к нашему дому?
Я не успел ответить. Внезапно он остановил меня движением руки.
— Наверно, вы забрались в столь пустынную местность не единственно с целью нанести нам визит. Я даже охотно представляю себе, что до сегодняшней ночи наше существование не играло никакой роли в ваших мыслях и заботах. Не правда ли? Прекрасно; в этом мы согласны. Возможно, однако же, что ваше появление здесь окажется чем-то иным, а не простой лишь случайностью. Должен ли я продолжать? Сударь виконт — мой внук — нашел вас недавно в довольно необычайном месте… Вы направлялись от Мор де Готье к Большому Мысу? Пусть будет так… Да хранит меня небо сомневаться в ваших словах. Но, чтобы очутиться там, где вы очутились, вам надобно было все время обращаться спиной к вашей цели. Заросли, однако же, довольно густы. Гулять по ним просто ради приятности незаманчиво. Я имел резон удивиться, что дворянин, здравый духом и немного географ, подобно всем людям вашей благородной профессии, заблудился так странно и так прискорбно… Честное слово! Сударь, можно подумать, что блуждающие огоньки бегают по горам, с намерением увлекать злополучных путников к гибели. И я думаю… Почему нет? Господин офицер, не приключилось ли это с вами, и не направил ли вас какой-нибудь блуждающий огонек из самых опасных к нашему порогу?
Он замолчал, наблюдая за мною.
С первых же слов его речи я уже предвидел заключение. Таким образом, оно меня нисколько не удивило. Притом эта речь была длинной, и у меня хватило времени для размышления. Когда на сцене появились «блуждающие огоньки», мое решение было принято.
Медленно моя рука коснулась в кармане рукоятки револьвера. Я подобрал левую ногу под креслом и заранее напряг мускулы. Потом, готовый к прыжку и бою, я поднял голову и сказал не колеблясь:
— Как вам будет угодно, сударь. Неожиданная случайность, «блуждающий огонек» — выбирайте сами. Мне вам нечего отвечать. Напротив, я намерен вас спрашивать.
Он не нахмурился, как и два его ассистента тоже. Он улыбнулся, и улыбка не исчезла с его тонких губ. Я взял рукоятку пистолета в ладонь.
— Я тоже не хочу играть с вами в тонкую игру и рассчитываю на вашу искренность, потому что — даю вам слово, сударь, — в ваших собственных интересах не солгать мне. Затем, начнем по порядку и без предисловий. Сударь, не знаете ли вы случайно одной молодой женщины, по имени Мадлена де***?
Я назвал фамилию полностью. И маркиз Гаспар, смеясь еще веселее, наклонил голову и сделал рукою утвердительный жест.
— Хорошо, — сказал я, — дальше: правда ли, сударь, или неправда, что в настоящий момент дама эта является пленницей здесь в доме?
Склоненная голова медленно поднялась. Рука сделала отрицательный жест, улыбка сменилась недоумевающей миной.
— Пленницей? Отнюдь нет… Правда, что дама, о которой вы говорите, удостаивает нас «в настоящий момент», выражаясь вашими словами, своего приятного общества. Но если — в чем я теперь не сомневаюсь — вы недавно встретили ее по дороге к нам, вы могли сами убедиться, сударь, что она шла одна и без того, чтобы кто-нибудь увлекал ее к нашему дому, в котором она не является «пленницей», как вы ошибочно полагаете. Нет, сударь, она не пленница, ручаюсь вам в этом.
Он откинулся назад в своем кресле, и его бритое насмешливое лицо обрисовалось еще более ясно на фоне парчовой спинки.
Несколько секунд я молчал, сбитый с толку. Потом я снова овладел собою.
