Татьяна Осипова - Тьма придет за тобой
— Дорогой, я дома! — крикнула из прихожей Мизуко, — представляешь, сегодня, я была у врача на УЗИ и мне сказали, что у нас будет девочка. Ты помнишь, — она рассмеялась, — что если будет девочка, мы назовем ее Мориса.
Она зашла на кухню и налила себе воды.
— Вот, взгляни, она вытащила из сумочки фотографию, которую обычно делают на ультразвуковом исследовании. — Посмотри на это шестимесячное чудо.
Я взял из ее рук фото и, посмотрев на своего еще не рожденного ребенка, увидел знакомые черты. Этот ребенок, эта девочка, она мне напомнила,… нет, это не может быть! Я вспомнил девочку из моего сна, которая сказала, что теперь это ее остров. Девочку с глазами Анны и улыбкой Тэо Джанко. Именно ее глаза смотрели сейчас на меня с фотографии.
Часть 2
Выбор Мо
1 глава
Мо медленно шла вдоль ручья, который после таяния снега превратился в маленькую, но бурную речку, девушка задумчиво смотрела на ее мутные воды, несшие прошлогодние листья и сухие ветки, ставшими одного темно-коричневого цвета.
— Мо! Подожди! — окликнула ее Атэни. Это была кареглазая длинноногая, похожая на цаплю, девушка. Ее короткая юбка и темные гольфы на худых ногах делали ее еще более нескладной и тощей.
Мо, обернувшись, вынырнула из своих мыслей и, улыбнувшись, пошла навстречу подруге.
— Куда ты подевалась?
— Не придумывай, — Мо покачала головой, старательно пряча накопившуюся депрессию, которая поселилась в каждом укромном уголке ее души, — я просто хотела побыть одна.
— У тебя что-то случилось?
— Нет, Атэни, — солгала Мо, все еще думаю об отце. Она не хотела говорить о том, что они решили переехать из Булеша на юг Европы. Новое место, новые друзья, как ей не хотелось этого. Мориса всегда плохо ладила со сверстниками, и ей пришлось нелегко, когда она попала в начальную школу. Сначала Рэйнол, потом Булеш — воспоминания одинокого детства. Она помнила себя маленькой девочкой, замкнутым и молчаливым ребенком, который сначала вызывал любопытство, а потом агрессию сверстников. Мориса жила в своем мире, не похожим на привычный мир других детей слишком жестоких к таким, как она, птенцам семейства белых воронов.
Мама умерла, когда она только родилась, отец не любил говорить об этом. Он всегда был ласков с ней, но что-то грызло его душу, девочка стала понимать это примерно в восемь лет, задавала вопросы, не получая ответов. Позже она привыкла к странностям отца, и его привычке, порой, запираться в своем кабинете. Иногда оттуда доносились сдавленные рыдания, но она прощала ему эти тайны, слабости и странное поведение, потому, что отец заботился о ней и любил всем сердцем. Мориса чувствовала это и понимала, что дороже ее у него никого нет. Не осталось. И вот теперь они уезжают. Она не стала спорить, она никогда не спорила с ним, оставаясь для него все той же маленькой девочкой, пока ее не начали мучить необъяснимые ведения. Все началось внезапно.
Ей исполнилось четырнадцать и однажды, проснувшись утром, она ощутила легкое головокружение и боль внизу живота. Поднявшись с постели, Мориса направилась в ванную, ополоснув холодной водой бледное лицо. Болезненный взгляд карих глаз напугал ее, и девочка решила еще немного полежать в кровати. Откинув одеяло, она увидела на простыне кровавое пятно и, прижав руки к лицу, не смогла сдержать слез. Впервые за свою жизнь она испытала такой ужас, когда в животе начинают царапать когтями маленькие, но злобные кошки, а ноги словно погружаются в болотную тину. Она смотрела на окровавленную пижаму и не могла сдержать крика. Слез не было. Дыхание сжалось до пятипенсовой монеты, она опустилась на пол и, сжавшись, словно маленький зверек, попавший в клетку, закрыла глаза. Такой ее и застал отец, который, взяв на руки, отнес ее в ванную комнату и, посадив на ящик для грязного белья, успокаивал, улыбался, рассказывая, что это не страшная болезнь и не последний день в ее жизни.
— Милая, прости, если бы была жива мама, то она обязательно подготовила тебя.
— Подготовила к чему?! — голос Морисы все еще дрожал, как у попавшего в капкан зверька.
— Сегодня, ты, стала девушкой, это нормальное явление для женского организма. Прости, я даже не подумал о том, что ты так выросла…
— Но я не хочу быть девушкой! — закричала Мориса, — не хочу! Я не хочу быть взрослой, чтобы потом… чтобы потом умереть… как мама! Как все! Все умирают! Все, все!
Мо не помнила, почему она так сказала, и отец с непониманием и грустью смотрел на нее, все еще пытаясь успокаивать, понимая, что на нем часть вины за произошедшее. Он замкнулся в своих мыслях и воспоминаниях о прошлом, забыв, что его девочка становится взрослой. А теперь, видя ее слезы и страдания, понимал, что не стал для нее тем отцом, который мог научить ее жить в этом мире, полным, не только человеческой жестокости и власти темных сил, раздирающих его на части. Это был мир, в котором нужно приспосабливаться жить нормальной жизнью, от которой не спрятаться и у нее есть свои правила.
Он винил себя за то, что замкнулся на своих страхах, на своем горе. Он не замечал улыбок дочери, ее первых шагов и успехов, незаметно для себя превращая ее в маленького отшельника, такого же одинокого и отверженного большинством.
С этого дня Мо стала еще более замкнутой, и отца стали одолевать мысли, что так долго терзали душу. Гибель сестры, смерть жены, столько смертей, шлейф которых расстилался по его памяти кровавыми пятнами, не стираемыми образами и болью, что мучила его все эти годы.
Видения. Сначала они казались просто необычными снами, в которых Мориса прикасалась к темной стороне реальности, еще не понимая, кто она, что она. Они не пугали ее, притягивали и рассказывали о другом мире, мире, где нет невозможного, где смерть — лишь переход в другое измерение жизни, где плоть и страсть пишут кровью историю человечества.
Сначала она забывала эти сны, оставлявшие непонятное послевкусие. Она не помнила их, но ощущала пустоту пожиравшую ее изнутри.
Она разговаривала во сне. Ее голос становился другим, и отец, слушая ее, все больше убеждался, что его догадки становятся реальностью. Он не забыл тот день, когда жена рассказывала о том, как была у врача и то, что у них будет девочка. Он помнил фотографию их, не рожденного, ребенка с глазами того, кто уничтожил его семью, кто скрылся с младенцем Анны в преисподней и, казалось, оставил их навсегда. Нет, теперь история начиналась заново, и Оливер был готов. Он знал всегда, что Мориса необычный ребенок, но надеялся, что ошибается. Отец Ганкель повторял, что силы тьмы никогда не отступают от своих замыслов и настаивал на том, что Морисе необходимо помочь, пока все не зашло слишком далеко. Оливер боялся. Не за себя, а за то, что древнее зло вернется и заберет у него единственное, что давало силы для продолжения жизни в этом мире, наполненным равнодушием и ненавистью. Он больше никого не любил, он не верил людям, становясь, незамечая сам, противоположностью того Оливера, которого полюбила Мизуко.
