Шарлин Харрис - Много шума из-за одного покойника
Мне казалось, что я вполне любезна со своим гостем, но Карлтон обиженно произнес:
— До свидания, Лили, — и поспешно ретировался.
К счастью, он вовремя спохватился и не хлопнул дверью изо всех сил.
Отыскивая пилку для ногтей, я только качала головой. Под ссохшейся навозной коркой натуры Карлтона сохранилось доброе начало. Я задалась вопросом, как рисовал себе этот визит он сам.
«Лили, я красивый мужик и твой сосед. Своим молчанием я показываю тебе, какой я любезный и надежный. Тебе стоит в меня втюриться».
«Спасибо, очаровашка, хотя раньше ты в мою сторону даже не смотрел. Тогда, поздно ночью, я выходила по одному таинственному, но безобидному поручению. Я вовсе не такая чудачка, какой кажусь со стороны. Я так благодарна тебе за то, что ты избавил меня от допроса у этих грубиянов-полицейских. Я абсолютно ни в чем не повинна, разве только в неукротимом желании улечься с тобой в постель или попросить тебя составить для меня следующую налоговую декларацию».
Я беззлобно посмеялась. Мне необходима была разрядка, перед тем как отправиться на следующую работу.
Несколько дней назад мне позвонила секретарша Объединенной церкви Шекспира и попросила поработать — привести в порядок помещение после собрания правления сада для дошкольников при ОЦШ.
Без пяти пять я вышла из дома и отправилась туда пешком. Миновав Садовые квартиры, я прошагала мимо просторной автостоянки, находящейся в конце Трэк-стрит. Сад для дошкольников, в котором по воскресеньям проводятся занятия, расположен позади этой стоянки. Он представляет собой длинную двухэтажную пристройку к церкви, вдоль нее проложена крытая дорожка, загибающаяся под прямым углом к храмовому зданию. Церковь, увенчанная белым шпилем, развернута фасадом к Джамайка-стрит. По традиции она выстроена из красного кирпича, впрочем, храмовая часть заведения мне практически неизвестна, поскольку и канцелярия настоятеля, и кабинет секретаря размещаются на втором этаже пристройки для воскресной школы.
Если я когда-нибудь и начну ходить в церковь, то нипочем не остановлю свой выбор на Объединенной церкви Шекспира, или ОЦШ, как привыкли называть ее горожане. Она возникла вследствие того, что разрозненные конфессиональные группки удивительным образом сплотились, чтобы объединить пожертвования, нанять священнослужителя и выстроить культовое сооружение, которое служило бы им всем одновременно. Они подыскали и пригласили преподобного Джоэла Маккоркиндейла, затем провели подписку и собирали средства до тех пор, пока денег не оказалось достаточно на постройку церкви, а затем и воскресной школы.
Преподобный Маккоркиндейл не имеет равных в умении вести дела. Я видела его за работой. Он помнит буквально каждого, знает, какие у кого родственники, справляется о болящих, соболезнует насчет кончин, поздравляет с достижениями. Если ему и случается что-то запамятовать, то он с прискорбием в этом сознается. У него есть жена, страшная чистюля, и двое не в меру улыбчивых, опрятных сынков.
У меня нет причины сомневаться в том, что Джоэл Маккоркиндейл по-настоящему предан своему делу, но при одном взгляде на него мой затылок холодеет, а я привыкла доверять этому чувствительному органу. Насколько мне известно, преподобный Маккоркиндейл ни разу в жизни не преступал закон и, возможно, никогда так не поступит. Но я кожей чувствую его потенциальную способность к совершению воистину мерзкого поступка — она томится под крышкой его наружности. Я сама долгие годы жила, ни на шаг не отходя от внешнего благоразумия, поэтому мое восприятие мгновенно и безошибочно распознает в других зыбкие жилки непостоянства.
До нынешнего времени его склонность к изменчивости проявилась только в найме церковного привратника. Норвел Уитбред возник однажды утром на паперти, в стельку пьяный. Джоэл Маккоркиндейл пригласил его войти, влил в него приличную дозу для поднятия духа — не только религиозного, — а затем принял на работу в качестве слесаря-ремонтника.
С виду Норвел, как и его начальник, вполне приличный человек. Теперь этого типа никто не застает пьяным, он действительно мастер на все руки и встречает прихожан неизменной улыбкой. Норвел щедр на словесные изъявления благодарности своему патрону и остальной пастве, так что все складывается к взаимному удовольствию.
Если у преподобного Маккоркиндейла и таится внутри темное чудище, то оно содержится там под спудом. Святой отец весьма преуспел в его усмирении и сокрытии. А вот Норвел внутри просто прогнил, основательно и окончательно. Его бравада — не более чем симуляция. Я уверена, что и трезвость тоже. Из всех гробов повапленных Норвел — самый что ни на есть настоящий.
ОЦШ оплачивает Норвелу съемное жилье — одну из Садовых квартир Шекспира. Уитбред также получает жалованье, вдобавок прихожане часто приглашают его в гости на обед или ужин. Взамен он моет в церковных зданиях туалеты и полы, два раза в год протирает окна, ежедневно опорожняет баки для отходов, подбирает мусор на парковке и производит кое-какой мелкий ремонт. Иногда Норвел выполняет и небольшие поручения по просьбе Пардона Элби в его доме, однако решительно отказывается от сугубо женских дел, например загрузить посуду в огромную посудомоечную машину или готовить и разносить кофе. Вот и получается, что если ни одна из сестер не имеет возможности потрудиться во славу Божию, то в моем рабочем графике появляется непредвиденная статья, связанная с этой церковью.
Для обсуждения спорных вопросов руководства садом для дошколят проводятся ежеквартальные собрания правления, где заседают избранные члены ОЦШ. Эти мероприятия всегда протекают в оживленной атмосфере, и меня то и дело просят их обслуживать — подавать кофе и блюда с печеньем. В самом деле, если бы прочие прихожанки послушали прения заседателей, то, в зависимости от личных свойств характера, скорее всего, померли бы со смеху или убежали бы в отчаянии куда глаза глядят.
Когда я пришла на этот раз, Норвел Уитбред сидел без всякого дела в кухне, расположенной в удаленном от церкви конце здания воскресной школы. К разделочному столу были прислонены внушительная метла и совок для мусора, как бы защищая его честную репутацию.
— Как ди-эла си-эгодня, сестра Лили? — процедил он, потягивая из банки что-то безалкогольное.
— Какая я тебе, к черту, сестра, Норвел, — огрызнулась я.
— Если хочешь работать здесь, попридержи язык, женщина!
— А ты, если хочешь работать здесь, прекращай доливать спирт в колу!
Я за полтора метра чувствовала, как от него разит бурбоном. На костистом худосочном лице Норвела с сильно выступающим носом отразился откровенный испуг. Я не сомневалась, что церковный неофит и всеобщий любимчик уже забыл времена, когда с ним разговаривали без лишних церемоний. Его сегодняшняя одежда наверняка досталась ему от кого-то из прихожан. Норвел по собственной воле никогда не купил бы себе ни эти мешковатые брюки коричневого цвета, ни слишком просторную рубашку в мелкую полоску.
