Брайан Ламли - Тварь внутри тебя
— Надеюсь.
— Но если Вселенная непрерывно расширяется, как можно ее измерить?
— Я предполагаю перенестись на самый край Вселенной, за которым ничего нет, а оттуда — мгновенно перенестись на противоположный край, за которым, надо полагать, тоже ничего нет, и таким способом измерить диаметр Вселенной. Затем я вернусь сюда и ровно через час повторю те же измерения, а еще через час — снова.
— Ладно, — сказал Гарри, — но зачем? Зачем все это?
— Ну, обладая этими сведениями, я смогу рассчитать истинные размеры Вселенной, какими они будут в любой заданный момент.
Гарри умолк ненадолго, и неохотно сказал:
— Я тоже размышлял на эту тему, но чисто теоретически, так как экспериментальное измерение величины, которая постоянно меняется, кажется мне бесплодным занятием. Другое дело — понять, какова динамика процесса, найти соотношение размера Вселенной и ее возраста — это, кстати, постоянная величина, — и так далее; — вот что, по-моему, достаточно любопытно.
— Да, в самом деле, — Гарри, казалось, увидел, как сошлись над переносицей нахмуренные брови Мёбиуса. — Ах, ты об этом размышлял? Чисто теоретически? И могу я узнать, каковы твои, с позволения сказать, выводы?
— Вы хотели бы узнать все о пространстве, времени, свете и параллельных Вселенных?
— Если тебе на это хватит времени. — Мёбиус был полон сарказма.
— Достаточно ваших начальных измерений, — отвечал ему некроскоп, — другие не понадобятся. Зная размер Вселенной — и, кстати, не только этой, но и параллельных — в любой момент времени, мы можем определить их возраст и скорость расширения, она для всех миров едина.
— Объясни.
— Немного теории, — предложил Гарри. — В начале не было ничего. Потом возник Первичный Свет! Возможно, он выплеснулся из пространства Мёбиуса, а может быть, — он явился как следствие Большого Взрыва. Но он положил начало миру света. До света не было ничего, и он был началом Вселенной, расширяющейся со скоростью света!
— И что же?
— Вы не согласны с этим?
— С тем, что Вселенная расширяется со скоростью света?
— На самом деле в два раза быстрее, — сказал Гарри. — Вы помните, конечно, мы с этим столкнулись, когда нужно было восстановить мою способность к мгновенным расчетам, чтобы снова овладеть пространством Мёбиуса. Если два наблюдателя удалены от источника света на расстояние, которое свет проходит в одну секунду, естественно), то от одного наблюдателя до другого свет идет две секунды! Я вас убедил?
— Конечно, нет! Первичный Свет, как и любой свет, действительно, распространяется именно так. Но Вселенная?
— С той же скоростью! — воскликнул Гарри. — И продолжает расширяться с этой скоростью.
— Объясни толком.
— До того, как возник свет, не было ничего. Не было вселенной.
— Согласен.
— Ничто не может двигаться быстрее света, не так ли?
— Да... хотя нет! Может, но только в пространстве Мёбиуса. Кроме того, я думаю, что мысль тоже распространяется мгновенно.
— Теперь давайте рассуждать, — сказал Гарри. — Первичный Свет все еще расходится со скоростью сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду. Ответьте мне, существует ли что-нибудь по ту сторону расширяющегося светового фронта?
— Конечно, нет, ни один материальный объект в нормальной среде не может перемещаться быстрее света.
— Именно! Именно свет определяет масштабы вселенной! Это то, что я называю световой вселенной. И вот моя формула:
Авс = Rbc/C
Вы согласны?
Мёбиус смотрел на формулу, которая была нацарапана на экране в сознании Гарри.
— Возраст Вселенной равен ее радиусу, поделенному на скорость света. — Мгновение спустя он спокойно добавил: — Да, согласен.
— Ну вот, — сказал Гарри, — и не поспорили как следует.
Мёбиус расстроился. Да, талант Гарри, его способность к математическим выкладкам изумляет. Но откуда эта агрессивность и хвастливость? Некроскоп раньше таким не был. Что с ним случилось? Ладно, пусть продолжает. Может, удастся найти слабину в его рассуждениях и поставить мальчика на место.
— А время? А параллельные миры?
Но у Гарри был готов ответ:
— Пространственно-временная Вселенная, чей возраст и размеры такие же, как у других параллельных миров, имеет форму конуса, его острие — точка (момент) Большого Взрыва или Первичного Света, с которой начался отсчет времени; а основание — нынешние пределы Вселенной. Нет возражений против такой логики?
Отчаянно пытаясь найти ошибку в рассуждениях Гарри и не находя ее, Мёбиус медлил с ответом.
— Допустимо, но не обязательно правильно.
— Но вы согласны, что это возможно, — сказал Гарри, — тогда скажите, что, по-вашему, находится вне конуса?
— Ничего, поскольку Вселенная находится внутри него.
— Неверно! Параллельные миры тоже имеют коническую форму, и эти конусы исходят из той же точки!
Мёбиус вызвал в своем воображении эту картинку.
— Но... тогда каждый такой конус соприкасается с рядом других конусов. Есть ли этому подтверждение?
— Черные дыры, — тут же ответил Гарри. — Через них происходит обмен материей между мирами, обеспечивая необходимое равновесие. Материя перекачивается из мира, где ее плотность слишком высока, в соседний, менее плотный. Белая дыра — это изнанка черной. В пространственно-временном континууме это линии соприкосновения конусов, ну а в обычном пространстве, — он пожал плечами, — просто дыры.
Мёбиуса все это уже утомило, но он продолжал спорить:
— Конус в сечении дает окружность. Три соседних образуют внутри пространство в виде вогнутого треугольника.
Гарри кивнул:
— Серые дыры. Одна из них — на дне Печорского ущелья, другая — в верховьях подземной реки в Румынии.
Так он заставлял Мёбиуса соглашаться по каждому пункту и, в конечном счете, выиграл в этом споре — если было что выигрывать. На самом деле он не был уверен в своей правоте, да его это и не волновало.
Но волновало Мёбиуса. Ученый никак не мог решить — прав или не прав Гарри. А может, то и другое вместе?
* * *В другой раз некроскоп беседовал с Пифагором. Гарри Киф горел желанием поблагодарить Пифагора (великий математик помог ему вторично овладеть утраченным искусством мгновенных вычислений), но кончилась встреча опять-таки спором.
Гарри предполагал найти могилу грека либо в Метапонтуме, либо в южной Италии, в Кротоне. Но сумел разыскать лишь пару могил учеников Пифагора; затем, совершенно случайно, он наткнулся на заброшенное надгробие (ему было 2480 лет) члена Пифагорийского Братства на Хиосе. Надписи не сохранилось. Вокруг — скалы и рыжая земля, козлы, жующие чертополох, а в пятидесяти ядрах волны Эгейского моря плещутся о скалистый берег.
