Ята Петри - Второй
Я стоял посреди этого великолепия и смотрел по сторонам, как баран на новые ворота.
Егор Петрович занял место в одном из темно-бежевых кресел с тисненым золотом рисунком на хорошо выделанной коже, отослал телохранителей проверять периметр и предложил мне присесть и чувствовать себя как дома.
Как же. Как дома. Если в Берлоге Второго стены давили серостью и унынием, то здесь меня оглушило роскошью. Я с трудом заставил себя присесть на краешек дорогого, изысканно сделанного гнутого стула. Было бы местечко попроще — присел бы там, но оставался только диван, о стоимости которого без суммы минимум с четырьмя нолями не думалось.
— Начинаю разбор полетов, — сказал Старик.
Мне, наверное, полагалось встать по стойке смирно и сказать: — «так точно». Но я продолжал с тоскою давить сиденье.
— Со Вторым более-менее все в порядке. Рану зашили, обработали. Справится. Не в первый раз. О нем — разговор окончен.
Теперь о вас, Ян. Судя по инциденту, вы еще не поняли, в какую ситуацию попали, что делать можно и нужно, а что ни в коем случае нельзя.
* * *Старик говорил слишком устало, с раздражением, будто непутевому дитю объяснял обыденные вещи.
— Наверное, это стоило обсудить еще утром. Но, тем не мение, на наглядном примере должно подействовать моё внушение намного быстрее.
Нормальная жизнь, для Вас, Ян — закончилась. Ее не будет. Никогда. До тех, впрочем, пор пока, либо вы светиться не перестанете, либо Прилипалы не передохнут все до одного.
В качестве примера- вернемся к бешенству. Представьте- тихий городок, все жители дружат и общаются друг с другом, каждый занят любимым делом, у кого-то уже есть семья, а кто-то еще только о ней мечтает. Ярко- зеленые стриженые газоны. Белые штакетники заборов, цветы, аккуратные деревья. И тут, в таком городке на главной площади появляется бешеный пес — с налитыми кровью глазами, брызгающий ядовитой слюной, готовый к нападению на любое мирное существо. А в городе дети и беременные женщины.
Ваши действия, Ян, ну как настоящего мужчины?
Я не понимал, к чему он ведет такой пространственный диалог, и, конечно, ответил то, что он и ожидал.
— Взял бы ружье и застрелил.
— А если бы бешеный пес, увернувшись от пули, сбежал- то что бы вы делали? Пес может попасть в любой дом, на любую улицу. И каждый из ваших знакомых находится в опасности.
— Я бы собрал людей как можно больше, и мы бы устроили охоту за этим псом, нашли бы, взяли в кольцо, чтобы он не сбежал и убили бы.
— Правильно. Потому что бешеный пес — для всех вас это опасность, непредсказуемость, жестокость и страх. И пока вы не избавитесь от страха- он будет жить в вашем городе и нести угрозу существованию. И ты без раздумий о жестоком обращении с животным- уничтожил бы собаку. И ты не обвинял бы своих знакомых и друзей в том, что они слишком жестоки, — наоборот. Тот, кто помог бы победить в стычке с угрозой и страхом, стал бы в твоих глазах героем.
Представил картину, да? А теперь- на место бешеного пса впиши себя.
А я же реально все представил. И домики с красными крышами, и площадки, песочницы с играющей детворой, и жуткого сумасшедшего монстра… Меня передернуло.
Скрутило всего, стало слишком противно и тоскливо.
— Да, Ян. Да. Ты для Прилипал — бешеный пес. Ты пришел в их дом, ты видишь их жизнь, ты можешь понять кто есть кто. Отличить коконы и зародыши. И ты можешь привести беду, которая уничтожит их всех. От тебя надо избавиться, Ян. Стереть с лица земли. Так чтоб и духу твоего не осталось. И на это сгодятся любые силы и способы, просто потому что нельзя оставлять на свободе монстра в городе, полном мирных жителей. На тебя уже началась охота, но это пока все цветочки. Будет настоящая травля, будет осада. Потому что на кону стоит слишком много- у них очень хорошая мотивация.
Может, надо думать хоть иногда мозгом, прежде чем что-то делать?
Я сгорбился, ссутулился- мне реально хотелось сквозь под землю провалиться (хотя куда дальше?)
И что отвечать я не знал. Я же, действительно, так даже не думал. Мне почему-то все немного проще представлялось. Что я живу как и раньше, просто иногда выезжаю в город на задание и рассматриваю в толпе тех, кого надо найти. И это все. Я не оценивал опасность. Я не думал, что это опасность навсегда.
— Один ты не выживешь, Ян. Это даже не теорема. Это аксиома. Ты светишься. Тебя видно отовсюду, как включенный прожектор ночью. Ты им мешаешь. И они тебя будут гасить. Сначала просто- типа, как разбив лампочку, а после…вплоть до полного уничтожения местности. Что угодно, лишь бы от тебя ничего не осталось. Это понятно?
Я в ответ только кивнул. Мне стало до колик страшно. Такое было чувство, что Старик только что, лично, прочитал мне смертный приговор. И все- дороги назад нет. Впереди эшафот.
— Если бы дело касалось только тебя лично, Ян, как обычного человека, без Дара, я, наверное, даже не вмешивался в эту травлю, не выяснял причин. Неохота будить Рой. И так…ты просто не представляешь, какие они, когда рассержены или напуганы. А я представляю. Я видел и начало, и последствия активности Роя. Я бы ничего не делал, чтобы помочь тебе. Жертвы есть на любой войне.
Но… у тебя Дар. Именно так. С большой буквы. Дар- возможность видеть черных кошек в черной комнате, даже если мы уверены, что их там нет.
Именно с помощью Дара — можно не бояться или мириться с прилипалами — а бороться И только потому, что у тебя Дар, — я просто обязан попытаться сохранить тебе жизнь, даже если я растревожу рой, даже если будет большая встряска и большая война. Просто потому, что это уже не будет война вслепую. И она будет не бессмысленной бойней, а осознанным сопротивлением или даже нападением.
Я тебе говорил, Ян. Людей с Даром очень мало. А толковых людей, тем более здесь — в Семье, всего шестеро. На полуторамиллионный город. Ты седьмой. Вот и делай выводы.
Знаешь, сколько за год умерло светлячков- еще до того, как мы задумались об их свечении, — триста сорок. Почти по одному в день.
А до этого… А за 10 лет…Война давно началась. И, к глубокому твоему сожалению, в стороне отсидеться уже не получится. Подумай над этим. Может, просто попытаться уничтожить то, что несет в себе опасность, чем ждать, пока уничтожат тебя? И стоит ли просто так рисковать своей жизнью — по дурости, по глупости, если можно попытаться сделать что-то важное, чуть умерив пыл и дурь.
Наверное, так стыдно мне не было никогда в жизни. Старик настолько все ясно и четко обрисовал, что никаких иллюзий не осталось. Но почему я не понял все раньше?
Егор Петрович помолчал немного. После, прошел мимо меня к выходу- похлопал ладонью по спине.
