Алексей Тарасенко - Бедный Енох
Следует подумать, как провести оставшиеся четыре свободных дня. И, может, купить себе костюм для работы?
«Во всяком случае рубашку с нагрудным карманом на пуговичке купить следует точно» — думаю я уже проходя к Китай-городу мимо церквушки, что рядом с Политихническим музеем — «чтобы там прятать бумажку, которую никак нельзя носить даже во внутреннем кармане верхней одежды».
ГЛАВА I.IIII
Четверг с пятницей проходят скомкано-сумбурно. Серая дождливая погода не предполагает особого расположения к прогулкам — я по долгу сижу у себя дома у окна на кухне, созерцая движение дождевых капель по стеклам, отлеживаюсь в теплой ванне и часами бесцельно брожу по Интернету. Телевизор сообщает о страшном напряжении на Кавказе, усилении «террористической активности», но мне это почему-то кажется чем-то далеким, будто и не из этой жизни, как если бы я смотрел какой-нибудь фантастический фильм об иных, далеких, выдуманных сценаристом цивилизаций на краю вселенной. Странные инопланетяне с щупальцами вместо рук, в восьмью глазами и девятью ногами бегают друг за другом, стреляют друг в друга из бластеров — но что это для меня? А ничего. Так себе, суета сует и развлекуха.
* * *В ночь же с четверга на пятницу мне приснился странный сон, будто я витаю над землей, настолько высоко, что расположенные где-то далеко внизу освещенные светом фонарей и окон в вечернем сумраке города иногда даже пропадают из вида загороженные бело-серыми облаками.
Как-то размываясь, быстро перетекая из одной в другую, картину полета меняет другая: я вижу ангела сидящего на краю облака, очень похожего на ангела с гравюры Дюрера «Меланхолия», правда в моем сне этот парень предстает в цвете.
Так вот, этот персонаж, недолго посидев, вдруг неожиданно резко встает, распрямляется (будучи до того несколько ссутулившимся) и громогласно произносит, обращаясь куда-то вниз, к земле: «Карфагенус!».
И на этом все. Дальше… я даже не проснулся, нет, я очнулся, и еще какое-то время лежал, глядя в потолок. По металлу оконного подоконника громко лупили дождевые капли, смешиваясь в голове в барабанный торжественный маршевый бой, заставляя меня припомнить некую старую песенку очень старой, почти забытой мною, творившей давным-давно индастриал-группы:
Окончен славный наш поход,
(там-пам-пара-пара-пам-па-па!)
И водят ведьмы хоровод,
(там-пам-пара-пара-пам-па-па!)
Зима нас гнобит
Стар и млад
Скорей издохнуть только рад.
И все же день за днем
Мы вперед идем,
Под огнем ползем
Как под дождем идем,
Вот — сука! — Серый день
Отбросит в нас свою тень,
Мне жить здесь стремно, — лень,
Но и подохнуть — лень!
День! За днем!
Мы! Идем!
Под! Огнем!
Мы! Идем!
Это мой путь!
Да!
Нет!
Мой путь!
Да!
Нет!
Да, это мой путь!
«Сколько тебе лет?» — вдруг неожиданно приходит мне в голову мысль в ванной, когда я бреюсь, и смотрю на себя в зеркале: «Как тебя зовут?».
«Как же так?» — как бы отвечаю я сам себе мысленно — «Я — Андрей Земсков, тридцать пять лет…» — но затем, решив, что так можно далеко зайти и начать самому с собой разговаривать, я подавляю в себе этот «диалог».
«День за днем / Мы идем / Под огнем / Мы идем» — продолжаю я бубнить себе под нос ту самую старую песенку и иду на кухню завтракать.
Телевизор показывает господина Президента, настаивающего на выделении дополнительных средств бюджета для постройки тридцати истребителей последнего поколения:
— Один такой истребитель способен контролировать воздушное пространство радиусом в сто километров — говорит господин Президент нахмурившись, читая по бумажке текст на каком-то видимо очень важном заседании правительства — пилоту в этом помогает бортовой компьютер, способный самостоятельно вести бой сразу с двадцатью воздушными целями противника.
Вдруг Президент строгим взглядом обводит своих министров:
— Как продвигаются дела по созданию беспилотного аналога данной машины?
На экране телевизора на нос Президенту садится сонная осенняя муха.
— Продвигаются! — будто проснувшись отвечает Президенту Премьер-Министр — очень даже ничего. Продвигаются.
Тут заседание правительства будто оживляется, министры и все остальные присутствующие ответственные лица начали как по команде ерзать в креслах, поворачиваться туда-сюда и переговариваться друг с другом.
Кто-то из них сказал о необходимости оснащения новых истребителей ракетами подавления электронного оборудования врага…
И тут зазвонил телефон и я иду в коридор — рассказывать маме проснулся ли я и как вообще у меня дела.
* * *В субботу мы с мамой идем покупать мне костюм и рубашки.
Не смотря ни на какие мои уговоры, даже в этот раз мама не может удержаться от того, чтобы не рассказать милым и любезным менеджершам по продажам (проще говоря — продавщицам), обхаживающих нас, обо мне много чего интересного:
«Ох, у мальчика даже костюма нет!» — причитает мама, а эти две молодухи, пока мама не видит, улыбаются и весело друг с другом перемигиваются.
А я? А меня здесь как будто бы и нет!
«Ах! У мальчика даже нет нормальной рубашки!» — продолжает причитания мама, и нам показывают где находится отдел с рубашками:
— Там сейчас как раз скидки!
Пока же я в кабинке для примерки смотрю, как мне идет новый костюм, вдруг, в момент, когда я посмотрел в глаза своему отражению, не моя, но как будто залетная, в голове прозвучала мысль:
«Как тебя зовут? Сколько тебе лет?».
Подернув головой, будто это что-то изменит, я как бы сбрасываю это явное такое, но недолгое наваждение, вновь возвращаясь в реальность.
Снаружи мама спрашивает, чего я так долго.
— Долго? Да я же только что зашел!
* * *Странное дело, но я реально как будто не помню своего возраста. То есть помню, конечно, но чтобы точно сказать, именно сколько мне лет — иногда нужно напрячь память. После восемнадцати годы как взбесились и понеслись стремительным галопом, так что и не замечаешь, как они пролетают, в основном, кажется, бесполезно, мимо.
Но — ладно. Как бы то ни было, веры в то, что мне тридцать пять я почему-то не имею. Ощущения всегда не соответствуют реальности.
