Стивен Кинг - Исход (Том 2)
Малыш вернулся, неторопливо вышагивая на высоких каблуках, его тщательно причесанные волосы блестели на солнце. У него было лицо карликового василиска с выпученными от ярости глазами.
— Я не собираюсь бросать свою трахнутую машину, — зло сказал он. — Ты слышишь меня? Никогда я не брошу ее. Вставай, Мусорщик! Иди вперед и посмотри, насколько растянулась эта чертова пробка. Может быть, поперек дороги грузовик, я не знаю. Но что я знаю, так это то, что назад мы не повернем. Пусть мы застряли. Мы проверим весь этот отрезок пути. И если мы торчим из-за какого-то там заглохшего грузовика или еще чего-то, то мне плевать. Я по одной посбрасываю все эти сукины штуковины в обрыв. Я это сделаю, и тебе лучше поверить мне. Пошевеливайся, сынок.
Мусорщик не стал возражать. Он начал осторожно продвигаться вверх по дороге, петляя между машинами. Он был готов пригнуться и побежать, начни только Малыш стрелять. Но Малыш не стал делать этого. Когда Мусорщик отошел на безопасную, как ему казалось, дистанцию (т. е. на расстояние пистолетного выстрела), он взобрался на верх танкера-грузовика и оглянулся. На таком расстоянии длиной в полмили Малыш казался миниатюрным уличным панком, вышедшим из ада, не больше куклы. Опершись о свою машину, он пил. Мусорщик подумал было помахать ему на прощанье, но потом решил, что это неудачная мысль.
В этот день Мусорщик отправился в путь в половине одиннадцатого утра. Продвижение было медленным — ему часто приходилось перелезать через капоты и крыши машин и грузовиков, настолько плотно они стояли; и к тому времени, когда он добрался до первого знака «ТУННЕЛЬ ЗАКРЫТ», было уже четверть четвертого пополудни. Он прошел около двенадцати миль. Двенадцать миль — не такое уж большое расстояние, особенно для того, кто на велосипеде проехал пятую часть территории страны, но если учесть все препятствия, подумал он, то двенадцать миль — приличное расстояние. Он мог бы уже давным-давно вернуться и сообщить Малышу, что всякие попытки проехать бесполезны… если бы, предположим, он имел намерения вернуться. Конечно же, он таковых не имел. Мусорщик никогда особенно не увлекался историей (после электрошоковой терапии ему стало трудно читать), но ему и не нужно было знать того, что в давние времена короли и императоры часто убивали гонцов, приносивших дурные вести, просто из досады. Ему достаточно было знать одно: он вдоволь насмотрелся на Малыша, чтобы понять, что ему никогда уже не захочется встретиться с этим маленьким монстром.
Мусорщик стоял в раздумье над знаком с черными буквами на ромбовидном оранжевом фоне. Знак был сбит и лежал под колесом того, что было похоже на самый древний автомобиль в мире. «ТУННЕЛЬ ЗАКРЫТ». Какой туннель? Приложив руку к глазам, Мусорщик всматривался вдаль, и ему показалось, что он что-то увидел. Он прошел еще сотни три ярдов, перелезая там, где нужно, через автомобили, и подошел к ужасной груде машин и мертвых тел. Даже некоторые грузовики сгорели до основания. Было много военных машин. Многие тела были в одежде хаки. Позади этого места битвы — Мусорщик был почти уверен в том, что так оно и было, — транспортная пробка возобновлялась. А позади нее, на восток и на запад, машины исчезали в абсолютно одинаковых провалах того, что знак, привинченный к естественной горной породе, именовал «ТУННЕЛЕМ ЭЙЗЕНХАУЭРА».
Он подошел ближе, с бешено колотящимся сердцем, еще не зная, что собирается делать. Те две скважины, пробуравившие скалу, пугали Мусорщика, но по мере приближения к ним его испуг перерос в неподдельный ужас. Он бы прекрасно понял чувства Ларри Андервуда в отношении туннеля Линкольна; в это мгновение, сами того не ведая, они стали братьями по духу, оба испытывали одно и то же душевное смятение — холодящий кровь ужас.
Основное различие состояло в том, что в туннеле Линкольна пешеходная дорожка была высоко над проезжей частью, здесь же она располагалась настолько низко, что некоторые машины практически задевали ее, одной парой колес проезжая по дорожке, а другой — по проезжей части. Туннель был длиной в две мили. Единственный способ преодолеть его — проползти вдоль машин в кромешной тьме. На это уйдет несколько часов.
В животе у Мусорщика похолодело.
Он еще долго стоял, глядя на туннель. Больше месяца назад Ларри Андервуд, несмотря на свой страх, все-таки вошел в свой туннель. Мусорщик же после продолжительных раздумий повернулся и отправился в обратный путь, к Малышу. Его плечи были опущены, уголки рта подрагивали. И не только отсутствие свободного прохода заставило его повернуть вспять, и даже не длина туннеля (Мусорщик, который всю жизнь провел в Индиане, понятия не имел о том, насколько длинен туннель). Ларри Андервудом двигало (а может, и контролировало его) скрытое чувство самопознания, простая логика выживания: Нью-Йорк был островом, и ему нужно было спастись, выбравшись на материк. Поэтому он пройдет свой путь как можно быстрее, сделает это так, как больной, зажав нос, глотает лекарство, зная, какое оно отвратительное на вкус. Мусорщик же был уже изрядно потрепанным созданием, он привык принимать щипки и удары не только судьбы, но и своей неизъяснимой натуры… и делал это с опущенной головой. И эта переломная встреча с Малышом нанесла еще больший ущерб его чувству человеческого достоинства, почти полностью лишила его способности мыслить. На него наехали на скорости, достаточной для того, чтобы окончательно свести с ума. Он был полностью стерт как личность, если бы не смог залпом выпить целую банку пива и впоследствии вырвать ее. Его изнасиловали пистолетным стволом. Его чуть не сбросили на повороте в пропасть с тысячефутовой высоты. Вдобавок ко всему, мог ли он набраться достаточно мужества, чтобы проползти сквозь дыру, продолбленную в толще горы, где, кто знает, с какими страшилищами он столкнулся бы во тьме? Нет, он не мог. Другие, может быть, смогли бы, но только не Мусорщик. И кроме того, в этой идее возвращения к Малышу была определенная логика. Пусть это была логика истязаемых и полубезумных, но все же, по-своему извращенно, она была привлекательна. Он не был на острове. И пусть на то, чтобы вернуться и найти дорогу в обход гор, у него уйдет весь остаток этого дня и весь завтрашний день, — его это не остановит. Правда, ему придется проходить мимо Малыша, но, подумал Мусорщик, тот, может быть, изменил свое решение и уехал, несмотря на все свои заявления в обратном духе. А может быть, Малыш мертвецки пьян. Он, может быть (хотя Мусорщик и сомневался в том, что такая удача может посетить его), просто мертв. В худшем случае, если Малыш по-прежнему там, весь в напряженном ожидании, Мусорщик мог бы дождаться темноты и затем проползти мимо него подобно ласке в подлеске. А потом он пройдет дальше на восток, пока не найдет дорогу, которую ищет.
