Пока растет терновник (СИ) - Борх Хьюго

Если бы одной крысе из армии блуждающих грызунов не пришла в голову идея пробежать предо мной, я бы сказала, время остановилось, и я пришла его поворошить. На мне были старые кроссовки и резиновые перчатки. Передо мной – гора старых, пыльных книг в твердом переплете. Фолианты небрежно были свалены в большую кучу. Пора было браться за дело. Я листала книги в поисках закладок, записок, выписок. Короче, «следствие ведут колобки».

Тетка была аккуратна. Места, которые ей полюбились больше других, были отмечены карандашом, уголок она не загибала. Надписи, в основном, касались героев и сюжета, но в Томе третьем Брэма, на седьмой странице она подчеркнула текст про черепаху: «Известен достоверный случай, когда черепаха, после того, как ее обезглавили, еще в течение 11 дней двигала ногами; другая черепаха, после того как у нее был срезан брюшной панцирь, вынуто сердце и все внутренности, на другой день сама перевернулась и поползла».

Внизу, под текстом, она написала корявым почерком: «Умру, как черепаха», где сильно нажала на запятую, возможно, даже сломала карандаш. Между страницами я нашла кусочек графита. И в этот момент на плече я почувствовала чью-то тяжелую холодную ладонь…

…Когда я пришла в себя, – увидела свет, но он был не солнечным и не от электрической лампы. Я увидела, что вокруг меня горят свечи, в комнате никого и я лежу голая в одних трусах. Пробежал страх: я в плену у маньяка. Но вот окружающая обстановка напомнила нашу комнату на даче, тут мне немного полегчало. В глазах еще стояла какая-то муть, и я не могла разобрать, почему там, где кончались мои ноги, двигалось одеяло, но потом дошло, что это какая-то бабка. Древняя, как у Тропинина. У него есть такая картина, «Старуха с курицей». Что она тут делает? Что бормочет?

Она меня-то видит?

– Зачем Вы здесь?

– Не узнала?

– Нет.

– В автобусе встретились, на одной остановке вышли. За тобой пришла.

– Я Вас не звала, где моя одежда?

– Одежда твоя… одежда… одежда… Нет на тебе кожи сейчас. Душа только плачет без одежды. На одежде твоей порча, содрала ее с тебя.

– Но у тебя еще напасть в доме. Родственники болеют, мать, отец?

– Отец.

– Еще ночью чужие по дому ходят, одеяло дергают, – и она ущипнула меня.

– Ну было…, ночью с меня стягивали одеяло.

– Цветы у вас пропали. Скоро за кем-то из родственников придут…

– Кто придет?

– А я почем знаю, злые духи, мне они не докладывают. Проклятия, порча, сглаз, наговоры, магические ритуалы, гадания, вещи умершего в доме, хула, несчастные случаи, неладные семьи, хвороба, плохой сон, упоминание нечистой силы…

Будет расплата еще пять поколений, мы худотерпцы грехов тех, кто помер уже, им там неймется, а нам здесь.

– Иди, встань к окну.

– Голой?

– Да. Себя очистишь, потом видно будет. Держи в руках свечу, я скажу молитву, а ты повторяй за мной, да не смотри по сторонам:

– Иду, иду, в бреду, брожу, на черное небо, за шиворот тащу. Сколько еще мне свою беду тащить, сколько стонать, сколько бродить. Кабы свят был, сглазу не боялся, зла не опасался, черта не пугался. Но пока грех на мне, пока слабый я. Защити меня, Господи, забери мою тоску, смой с меня сглазливую чернь. Покуда я с Богом, никому меня не оглазить, никому не очернить. Ключ мой в руках, замок, на ставнях, слово мое крепко, а дело спорится. Аминь, аминь, аминь.

Я все повторила слово в слово. Свеча еще горела, но появился запах, будто сено подпалили.

Оглянулась, ее нет, потом опять сквозь пелену она зашевелилась в углу, присела на колени, головой склонилась до пола, и запричитала:

– Нет у меня сил. Где взять силу? Дай мне силу. Не казни меня, – милуй.

Я не выпуская свечу спросила ее:

– Где моя одежда?

Бабка, казалось, ничего не слышала.

– Где моя одежда?

– Мокрая она.

– Как?

– Окропила ее святой водой, да на ветер вынесла.

– Мне ехать надо, темень уже.

– С зарей поедешь.

– А вы как? Здесь живете? В смысле недалеко отсюда?

– Не твоя печаль. Я вижу, на квартиру вашу порча…

– На какую, где я живу или…

– На ту, где сделан подклад.

Я поняла, о чем она… Иголки, комок земли, кусок ткани, кусок веревки, спичка недогоревшая, даже пуговица, – все это может стать подкладом.

– Подклад найду, а как найду?

– Он сам сыщется. Все испытания надо принять. Но жертву придется принести большую.

– Кто из нас жертва?

– Повторяй за мной молитву.

Мы на три раза прочитали «Отче наш», потом прочитали Заговор:

«Мрачны свет се пробудило, ритуалы се наизнанку. Вратите иглу, узмите и не вращайте ми еже. Не видим мою душу, ни живот, ни тело, ништа од мене. Иди од мене, никад се више не вращай мени. Именем нашего Господа. Во век вечни гори вогнем! Аминь».

Как уснула не помню, но утром от бабки и след простыл, хотя расплавленные свечи оставались, и телефон нашелся, поставила на зарядку, страшно хотелось кофе, нашла, сварила, но еще поесть бы.

За одеждой во двор я вышла голая, было совсем не холодно, штаны, футболка и свитер заледенели, трусов и колготок не было, видимо где-то остались в доме. Пока все оттаивало, созвонилась с ребятами, и они выехали за мной.

…На старом Мерседесе они причалили к моему забору, благо, земля подмерзла, проехал трактор, а то бы застряли. Любопытства ради они исследовали мою дачу, только в сарай заходить отказались. Брэма я все же прихватила, но в салоне всем показалось, что из моего рюкзака тянет мертвечиной. Вытащила почерневшую книгу, – всем продемонстрировала, – не помогло. Запах нас преследовал всю дорогу. Но одну тайну я уже раскрыла. Бедная женщина действительно в страшных болях доползла до входной двери, звала на помощь, но не смогла подняться, там ее и нашли.

Глава 24

Я рассказала маме о своей поездке, о книгах, опустив, конечно, встречу со старухой. Мама вдруг побледнела и сказала:

– Я забыла тебя предупредить, туда, в смысле на дачу одной тебе не надо ездить, бабка там жила-гадалка, говорила, что там места нехорошие. Знаешь, вдруг и вправду нехорошие.

– Бабка?

– Ну да, сумасшедшая какая-то, ходила по дачам, – свечи зажигала, гадала, да еще требовала, чтобы для гадания человек разделся догола. В общем, серьезно бабка подходила к делу.

– А сейчас она где?

– Где-где, померла она, уже года два, как схоронили там, на сельском кладбище.

– Она не ведьма была?

– Да нет, безвредная, и бездетная, знаешь как у женщин, бывает от этого и сдвигаются на старости.

– Точно умерла она?

– Ну да. Старая уже была. Вот и померла. Ты маленькая была, мы все отгоняли ее, чтобы к тебе не подходила, а она встанет в стороне и шепчет что-то свое. Да ладно, что мы о покойниках. Тебе же нравится ездить к Кате, на дачу, вот и езди. Как твои ребята?

Мама хорошо знала моих друзей и не упускала случая расспросить о них. Часто в наших разговорах я убеждалась, как мама, получив небольшую дозу информации о человеке проводит точные экстраполяции его дальнейшего поведения, легко извлекая из проруби мотивы изучаемого субъекта.

Только этот талант с изучением поведения отца у мамы как-то не срабатывал. Здесь ей явно изменяли интуиция и дедуктивное мышление мисс Марпл. А может, она просто закрывала глаза, дабы сохранить семью, и все такое.

Отец будто ждал момента, когда я докопаюсь до чего-то, и стал порциями выдавать свои наблюдения.

Он поведал историю, как недавно ездил на одно предприятие с договором. Офис заказчика оказался недалеко от дома тетки. Зная дворы и переулки, отец решил пройти через них.

– Дело было днем. Рабочий день, людей почти нет. Сворачиваю в переулок, вхожу в арку, с другой стороны – в переулок вошла женщина, не молодая, серьезная, как две капли воды похожая на Зою. Я замер. Расстояние между нами – метров двадцать пять-тридцать. Она резко так остановилась, мы узнали друг друга. Дальше произошло что-то непонятное. Ее чем-то развернуло, будто человек прошел и задел плечом, но человека этого я не видел. Но она его видела, несколько секунд смотрела ему вслед, а он уходил туда, к концу переулка. Женщина пошла за ним. Я тоже сделал шаг, другой. В конце прохода, направо, была церковь. Женщина стремительно повернула к ней, но не вошла в ворота, а свернула за угол. Я за ней. Но увидел только со спины. А потом она исчезла.