Лорел Гамильтон - Нарцисс в цепях
— Из-за того, что она вампир, или из-за внуков?
— Она говорит, что еще слишком молода быть бабушкой, но...
Он внезапно поднял глаза, и то, что я там увидела, было такой кровавой раной, что я чуть не отвернулась. Но я должна была заставить себя встретить этот взгляд, выдержать его. Дольф открылся мне сильнее, чем когда бы то ни было, и я обязана была на это ответить. Должна была смотреть и дать ему понять, что вижу все. Если бы он был моей подругой, я бы его обняла. Если бы он был даже кем-нибудь из моих друзей — за редким исключением, — я бы тоже обняла его. Но он был Дольф, и я просто не знала, стоит ли.
Он отвернулся, и лишь тогда, уже не видя этого страдания в его глазах, я попыталась его обнять, но он не дал мне. Он встал и отошел, но я попыталась, и это было все, на что я способна.
Когда он повернулся ко мне, глаза его были непроницаемы, лицо — лицом копа.
— Если ты от меня что-то утаиваешь, Анита, я тебе устрою скипидарную баню.
Я кивнула, и лицо у меня стало такой же пустой маской, как у него. Момент откровенности миновал, и Дольфу было за него неловко, так что мы вернулись на привычную почву. Меня устраивает. Я все равно не знала, что сказать. Но я запомнила, что он открылся мне. Я запомнила, хотя и не знаю, что хорошего в этом для каждого из нас.
— На меня в моем собственном доме напала группа оборотней или кто они там. Убили одного из моих гостей, ранили другого, а ты мнеобещаешь скипидар. За что?
Он мотнул головой.
— Ты что-то утаиваешь, Анита. Иногда мне кажется, что просто по привычке, иногда — чтобы быть гвоздем в сапоге, но ты мне перестала рассказывать все до конца.
Я снова пожала плечами:
— Я не говорю, что скрываю что-нибудь насчет сегодняшних событий, но я тебе рассказываю все, что могу, Дольф, и всегда, когда могу.
— А насчет твоего нового бойфренда с кошачьими глазами?
Я заморгала:
— Не понимаю, Дольф.
— Мика Каллахан. Я видел, как вы держались за ручки.
— Он на ходу пожал мне руку, Дольф.
— Он на ходу пожал руку, а у тебя на ходу морда расплылась радостью.
Пришел моей черед потупить глаза. И не поднимать их, пока я снова не натянула на себя маску пустого лица.
— Не знаю, могу ли я назвать Мику своим бойфрендом.
— А как ты можешь его назвать?
— Дольф, я ценю, что ты открыл мне свою личную жизнь. В самом деле ценю, Дольф. Но я не стану отвечать тем же.
Глаза его стали каменными.
— Что тебя связывает с монстрами, Анита? Мы, бедные людишки, для тебя недостаточно хороши?
— С кем я встречаюсь, Дольф, это совершенно не твое дело.
— Встречаться — встречайся, но мне противна мысль, что они к тебе прикасаются.
— Не твое дело, с кем я встречаюсь, Дольф, и уж совсем не твое собачье дело, с кем я сплю.
— Ты трахаешься с Микой Каллаханом? — спросил он.
Я взглянула в его сердитые глаза такими же своими:
— Да, да, трахаюсь!
Он стоял передо мной, дрожа от злости, опустив сжатые в кулаки руки, и я подумала на миг, что сейчас он может сделать что-то ужасное, грубое, о чем мы оба потом пожалеем. Потом он повернулся спиной.
— Выйди, Анита. Выйди.
Я протянула было руку — дотронуться до него, но уронила руку. Я хотела извиниться, но это лишь ухудшило бы дело. Мне до сих пор самой было неловко, что у нас с Микой был секс, и оттого я так резко отреагировала. Дольф заслуживал лучшего. Я попыталась сделать, что можно было.
— Сердце хочет, чего хочет, Дольф. Человек не планирует усложнить себе жизнь — это просто случается, и делаешь ты это не намеренно и не для того, чтобы уязвить людей, которые тебя любят. Просто так иногда получается.
Он кивнул, не поворачиваясь.
— Люсиль хочет как-нибудь тебя позвать и поговорить про вампиров — хочет их получше понять.
— Я буду рада ответить на любые ее вопросы.
Он снова кивнул, но так же стоял ко мне спиной:
— Я ей скажу, чтобы позвонила.
— Буду ждать.
Мы еще постояли. Он так и не повернулся. Молчание тянулось, и было оно не дружественным, а натянутым.
— У меня больше нет вопросов, Анита. Ты свободна.
Я остановилась возле двери, оглянулась. Он все так же стоял спиной, и я подумала, не плачет ли он. Можно было понюхать воздух, и мои новые леопардовые чувства дали бы ответ, но я не стала. Я открыла дверь и тихо закрыла ее за собой, оставив Дольфа наедине с его горем и гневом. Плачет Дольф или нет — это не мое дело.
Глава 42
Когда ушел последний полисмен и уехала последняя машина «скорой», в доме воцарилась летняя тишина. В кухне был погром — разбитое стекло на полу, засыхающая кровь на полированном дереве. Теперь ее из щелей никаким чертом не выковырять. Она останется навсегда памятью о победе более сильного вооружения, но дорогой ценой.
Еще надо было звонить Рафаэлю и сообщать, что из-за меня одного из его людей убили, а другого ранили. Нельзя было не признать, что они оказались очень кстати. Два лишних ствола дали решающий перевес. Будь вооружена только я, все могло бы повернуться по-другому. Проще говоря, меня бы убили.
Я резко обернулась на шум за спиной. В дверях стоял Натэниел с веником, совком и ведерком.
— Я думал убрать стекло.
Я кивнула — слишком сильно билось в горле сердце, чтобы отвечать голосом. Я не слышала, как он подошел сзади. Услышала его в дверях, не так чтобы близко, но для бандита с пистолетом хватило бы.
Все это время я сохраняла спокойствие. Держала себя в руках все время, что здесь была полиция, но сейчас меня трясло мелкой дрожью. Отсроченная реакция, черт бы ее побрал.
Натэниел поставил совок и ведро на стол, прислонил веник к стулу и медленно подошел ко мне. Вгляделся в мое лицо озабоченными сиреневыми глазами.
— Ты как, ничего?
Я открыла было рот, чтобы соврать, но вдруг издала тихий звук, почти хныканье. Крепко зажала рот, чтобы больше так не делать, но меня стало трясти сильнее. Если ты слишком упряма, чтобы дать себе заплакать, тело найдет другой способ выпустить пар.
Натэниел осторожно тронул меня за плечо, будто не знал, одобрю ли я такой поступок. Почему-то от этого у меня стало жечь глаза, стиснуло грудь. Я крепко обхватила себя руками, будто так могла удержать в себе слезы. Натэниел подвинулся ко мне, попытался меня обнять. Я отодвинулась, зная, что иначе разревусь. Я сегодня уже плакала, больше одного раза в день я себе это не позволю. Если бы я, черт меня побери, плакала каждый раз, когда меня пытаются убить, я бы уже в слезах утонула.
Натэниел вздохнул:
— Если бы ты нашла меня в таком виде, ты бы меня обняла, и мне стало бы лучше. Давай я с тобой так же сделаю.
Я сказала придушенным голосом:
