Олег Гладов - Смех Again
— Потому что психованный.
— Что-то не замечала…
— И не надо, — я протягиваю руку и щипаю её за ушко.
— А я, значит, звезда?
— А то… — я улыбаюсь, — …ещё какая…
Она какое-то время молчит. Потом берётся за мой член двумя руками:
— Блин. Мне бы такую бандуру.
— Не такая уж и бандура… — я поднимаю голову и смотрю на неё.
— Хо-хо… — она чуть сжимает пальцы. — Скромничать не надо, здесь все свои… Он у меня в два кулака не помещается. Вот…
Она измеряет моё хозяйство:
— Три кулака и ещё чуть-чуть выглядывает…
— Это у тебя кулачки маленькие… — улыбаюсь я.
— Не такие уж и маленькие…
Я подвигаю под голову подушку, свалившуюся с дивана. Спрашиваю:
— Зачем тебе член?
Она кладёт голову мне на грудь.
— Мне сон как-то приснился, — говорит она, устраиваясь поудобнее, — будто у меня есть член, и я с какими-то людьми в чёрных масках и с автоматами захожу в какой-то ДК. Там народу полно, музыка… Концерт, в общем, какой-то… а на сцене пляшет и кривляется бывший муж нашей обер-певицы…
— Чемпион по караоке?
— Ага… — Окси шмыгает носом. — Вот… Мы заходим на сцену и стреляем в потолок. Публика в шоке… Этот красавец перестаёт петь, и все видят, что он рот не открывает, а в динамиках фонограмма с голосом продолжается…
— А член тут причём?
— Это дальше… Я, в общем, подошла к нему и ударила прикладом прямо в нос…
Вот… А потом я перерезала ему горло и оттрахала его в эту рану…
— Фуяссе, сны девочкам сейчас снятся! — совершенно искренне удивился я.
— А потом мы отрезали ему голову и повезли в Ростов… той журналистке, которую он назвал «пи*дой» на пресс-конференции…
— А журналистка чё?
— Не знаю… Я не доехала… Проснулась…
— И часто тебе такой трэш снится?
— Бывает…
— Расскажи ещё чё-нибудь.
— Не отмазывайся! — она шлёпнула меня ладошкой по животу. — Третий бандит ещё невесту не насиловал!
— Он с удовольствием, — заверил я её, — расскажи ещё… ну хоть один трэшняк…
— Не трэшняк… Мне вот приснилось, что ты меня рисовал в своём альбоме… ну в pin-down… а в промежутках бил плёткой… Чтобы не расслаблялась…
Как-то у меня в гостях Окси залезла в шкаф и нашла мои рисунки. Я рисую pin-up для одного хулиганского сайта. Ну такой современный вариант. Шикарных таких, сексапильных тёток… ну из своей головы… А в отдельном альбоме я изображаю тех же тёток, сующих в свои влагалища гигантские дилдо, отбойные молотки и всё такое… Я называю это pin-down. Окси хватает этот альбом, как только переступает порог моего жилища. Даже выпросила пару рисунков в подарок.
— Это намёк? — говорю я, приподняв голову.
— А чё? — она посмотрела мне в глаза.
— А то…
— А на день рождения, Па?..
— Я не понял, какой сон тебя интересует больше?
— А они сбываются?
— Легко.
— А какой можно?
— Любой. На выбор. Только ты не заслужила ещё.
— Нахал! — она сверкнула глазами.
— Ага… — я ухмыльнулся.
— Что я должна сделать? — она сморщила нос.
— Удиви меня.
— Хам… — она смочила указательный палец слюной. — Сейчас ты у меня так кончишь, что тебе по любому придётся учиться делать сны явью…
Она сместилась ниже и раздвинула мои ноги.
— Приготовься, Па… — сказала она и сунула палец в… Ооофааак!!!
Больше она ничего не говорила. Потому что разговаривать с этой штукой во рту ещё никому не удавалось.
Утром я выглянул во двор из окна кухни, пока Окси, врубив музыку на полную и бегая голышом с лейкой по дому, поливала цветы, я хлебал чай из огромной кружки. Там, где вчера стоял мотороллер, уже сидели на лавочках старушки. На небе ни облачка. Опять жара. Двухколёсный убийца котов и ёжиков припаркован сейчас в прихожей. Вчера после того, как моим криком «Бинго!!!» завершилось высасывание мозгов через член, Окси попросила меня внести Ital-jet в дом:
— А то угонят, суки.
Я на дрожащих ногах, пыхтя и матерясь, втащил эту фигню на третий этаж. Коза такая… после того, что она проделала, ходить еле получается… а тут носи эту перду с мотором…
Я открыл холодильник и, обнаружив кусок колбасы, стал сооружать два бутерброда. Когда процесс подходил к концу, мне показалось, что сквозь музыку я слышу странный звук. Я решил посмотреть, чем там занимается Окси, откусил кусок хлеба с колбасой и чуть не подавился: Окси сама явилась ко мне.
Она вкатила в кухню верхом на мотороллере, в накинутой на голое тело меховой хреновине, концы которой волочились по полу, заглушила движок и радостно сообщила:
— Шубу тут нашла… ПИЗ*ДАТАЯ!!!
Однажды мы с Окси влезли на крышу её девятиэтажки с первыми лучами солнца и не слазили целый день.
Пиво потело в ведре со льдом, а мы, намазавшись кремом, играли в барбекю — выставили будильник на мобиле и переворачивались по его сигналу каждые двадцать минут.
Старая «Спидола» на шести «больших» батарейках исторгала из себя песни по заявкам радиослушателей и новости. Но мы её не слушали.
Мы смотрели на самолёты, заходящие на посадку в областной аэропорт и взлетающие оттуда же.
Мы поедали захваченные с собой бутерброды и швыряли их остатки по машинам, проезжающим по дороге внизу. К трём часам дня лёд в ведре растаял, и до самого вечера мы пили тёплое пиво. В тёплом пиве тоже есть свой кайф. Когда пьёшь пиво с такой девушкой, как Окси, вообще не важно, какой температуры пиво.
Мы разговаривали. Потом молчали. Снова разговаривали. Лежали друг напротив друга и смотрели в глаза.
Мы видели, как солнце садится за далёкие крыши, и считали, за сколько секунд оно исчезнет совсем. А потом, лёжа на спине, смотрели на темнеющее небо и считали появляющиеся звёзды.
Гудрон отдавал тепло. Наши тела в сумраке выглядели двумя кофейными пятнами. Я подумал, что не смог бы описать словами сегодняшний день и своё состояние. У меня просто не хватит слов для этого. Такое можно только нарисовать. Нарисовать смог бы. Люди начали рисовать задолго до того, как придумали названия всему, что видят вокруг. Задолго до того, как звуки, вырывающиеся из их ртов, стали складываться в слова и предложения. Задолго до алфавитов и письменности.
Я сказал об этом Окси. Сказал, что некоторые моменты в жизни можно только нарисовать. Что всю нашу жизнь можно нарисовать. С рождения до самой смерти.
— Как? — спросила она.
— Детство, — сказал я, — в виде цветных смешных картинок. Как на вкладышах в жвачках. Аварию, в которую попал с друзьями двенадцать лет назад, по любому — в виде комикса. Чёрно-белого. Наша машина обгоняла «Икарус» и перевернулась на повороте. Три раза перевернулась. Я тогда понял, что чувствует жук, посаженный в консервную банку, которой играют в футбол. Так что по любому — комикс. Со всеми «Kra-a-ack!!! Bo-o-om!!! BANG!!!».
