Брайан Ламли - Психомех
— Да, он показал мне все здание.
— Тогда ты знаешь, что мансарда, в действительности, является вращающимся солярием. Таким образом, это здание — “мой штаб”, если хочешь, — имеет подвал, первый, второй, третий этажи и крышу-солярий. Другие здания — такие же, за исключением того, что в них нет третьего этажа и лифтов. Крыши всех строении куполообразные и частично покрыты солнечными батареями. На них также установлены отражающие зеркала, автоматически поворачивающиеся за солнцем, которое дает нам треть всей энергии. Если посмотреть сверху, то это поместье, блестящее и с башней в центре, выглядит довольно футуристически. Но я могу тебя заверить, что здесь все работает и ничего нет для декорации.
— Хорошо, — сказал Гаррисон, — итак, теперь я знаю, как выглядит поместье. Но что из этого? Каково его назначение?
— Гм? Его единственное назначение — мой дом, вернее, один из них, как я уже говорил. Гаррисон был поражен.
— Господи! Один из ваших домов! Поместье, которое, должно быть, оценивается в миллион. Шредер хихикнул.
— Семь миллионов, мой юный друг. И это было пять лет назад, когда оно строилось. И не немецких марок, а фунтов — фунтов стерлингов!
Гаррисон присвистнул.
— Но почему шесть зданий? Кто в них живет?
— Ну, кроме меня самого, внутреннее здание — как бы святая святых — занимают мои слуги и Вилли Кених. Верхние этажи — для гостей. Мои люди и я размещаемся на первом этаже. Это здание, в котором я принимаю только самых влиятельных деловых партнеров. Так что, почувствуй, какая тебе оказана честь.
— У же чувствую!
— Что касается внешних зданий, два из них также предназначены для размещения гостей. А три других более специализированы.
— Специализированы?
— О, да! Одно — маленький, но изумительно оборудованный госпиталь. Вернее, хирургическое отделение. Ты когда-нибудь слышал о Зауле Зиберте?
— Докторе?
— Хирурге, возможно, величайшем в мире. Я оплатил образование Зауля. Это был знак благодарности его отцу, одному из моих младших офицеров, убитому на войне. Благодарность, да, но каково капиталовложение! Зауль — выдающийся ученый, но он не забывает, что всем обязан мне. Конечно, у него есть собственный санаторий в Харце, но время от времени я требую чтобы он работал здесь.
— Вы “требуете”, чтобы он работал здесь? Шредер проигнорировал сухой тон Гаррисона.
— Далее, — продолжал он, — Зауль Зиберт спас здесь четыре жизни. Жизни, которые были важны для меня. Первой была жизнь нефтяного шейха, другой — члена советского президиума, который хвалится сейчас отличным здоровьем, Третьей — греческого корабельного магната, чье имя стало ходячим выражением. А последняя — была моей собственной. Однако Зауль не закончил со мной, поэтому еще так много повреждений. Лично я думаю, что ему не хватит времени закончить эту работу. Вернее, я не думаю, что у меня будет достаточно времени...
Гаррисон резко остановил кресло, и Шредер поспешно обратился к нему:
— Нет, нет, не останавливайся. И, пожалуйста, прости меня за то, что я так болезненно отношусь ко всему, это действительно жалкое развлечение! Так о чем мы там говорили?
— Вы не объяснили назначение еще двух зданий, — напомнил ему Гаррисон, снова толкая кресло вперед.
— Да, конечно, — сказал Шредер, — еще раз прости меня. Да, еще два здания. Одно из них — моя библиотека. Ничего, кроме книг. Видишь ли, я люблю читать. А крыша там не солярий, а читальный зал и обсерватория. Последнее здание — это частное место. Никто не ходит туда, кроме меня и очень редко Вилли. А завтра пойдешь ты.
Гаррисон почувствовал внезапный холодок, который контрастировал с приятной температурой на улице. Как бы любопытен он ни был, он сдержал свое инстинктивное желание узнать больше об этом “крайне частном месте” Шредера.
— Куда теперь? — спросил он.
— Прямо, по этой дорожке, медленно. Там в лесу есть местечко, где можно найти очень редкий гриб.
— Грибы, в это время года?
— Очень редкий, — повторил Шредер. — Я привез его из Наншана в Тибете. Он вырастает раз в два года. И мне доложили, что сейчас эти грибы уже можно собирать. Вот мы и посмотрим...
Гаррисон толкал кресло со Шредером по дорожке с легким уклоном. Где-то через сотню ярдов путь выровнялся, и внезапно солнечное тепло покинуло лицо и обнаженные руки Гаррисона. Теперь он слышал шелест листьев, чувствовал благоухание сосен.
Они подошли к воротам, и Шредер велел Гаррисону остановиться. Промышленник поставил кресло на тормоза и объяснил Гаррисону, как можно открыть ворота. Работая на ощупь, Гаррисон легко справился с этим заданием. Оставив ворота открытыми, он повернулся, чтобы идти к креслу-каталке, но в это время уловил шуршание листьев и крадущиеся шаги. Он услышал резкое “клинк” автоматического оружия, когда его взводят.
— Томас, берегись! — в ужасе закричал Гаррисон, резко бросаясь лицом вниз в сосновые иголки, листья и перегной.
— Спокойно, мой мальчик, спокойно! — голос Шредера ожил, как будто его предыдущий разговор был просто пьяным бормотанием. — Здесь нет врагов. Это Гюнтер, один из моих людей. Здесь в лесу и на подъездных дорогах их много. Они подкрепляют плакаты с предупреждением. Видишь, я ценю свою собственность.
— Господи! — Гаррисон задохнулся. — Вы должны были предупредить меня. — Трясясь, он поднялся на ноги, и Шредер увидел тонкую пленку пота на его лице.
— Твоя реакция не замедлилась, — сказал немец и прищурился, вглядываясь в Гаррисона через толстые линзы. — Нет, не замедлилась. Я даже склонен думать, что Гюнтеру повезло, что у тебя не было автомата, а?
— Черт! — проворчал Гаррисон. — Наверное, он уже был бы трупом.
— Однако, — продолжал Шредер, — жаль... — Он подкатил кресло к тому месту, где Гаррисон отряхивал одежду, и стал снимать сосновые иголки с рубашки и брюк капрала. — ..что ты связал меня и опасность.
Гаррисон повернулся к нему и нахмурился. Он все еще немного дрожал.
— Да, пожалуй. Но, вы же знаете: я не боялся за себя. Зачем кому-нибудь может понадобиться стрелять в слепого?
— А ты еще спрашивал меня, доверяю ли я тебе? — мягко напомнил Шредер. Затем на резком, отрывистом, как удары бича, языке целые три минуты он говорил со своим дозорным, едва останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Тот бормотал свои извинения, которые еще больше приводили в ярость его хозяина, пока, наконец, Шредер не закончил с ним. Затем Гаррисон разобрал грубоватое “извините” Гюнтера, прежде чем кусты зашуршали, и тому было позволено скрыться среди деревьев.
— Чертов дурак! — сердито ворчал Шредер, — он меня тоже испугал, выйдя на нас вот так. Но... Думаю, он только хотел показать мне, что он начеку и на что способен. Давай-ка выкурим по сигарете, пока идем. Этот человек заставил меня понервничать. Место с грибами уже недалеко. И, конечно, нам надо вернуться обратно так, чтобы у тебя осталось время поплавать с Вики.
