Дома костей - Ллойд-Джонс Эмили
– Можешь оставить деньги здесь.
Рин не шевельнулась. Эйнон тоже, улыбка словно приклеилась к его губам.
– Денег у тебя нет, да? – спросил он. И покачал головой с видом благосклонного правителя, одаряющего мудростью строптивых подданных. – Вот что я тебе скажу, Адерин: пустым обещаниям, как и пустым угрозам, грош цена.
– Они не пустые, – возразила она. – Тот путник, Эллис, нанял меня в проводники. Как только он мне заплатит, вы получите свои деньги.
Улыбка застыла на губах Эйнона.
– У него столько наберется?
– Да. – Рин пожала плечами. – Он сказал, что он из Каэр-Аберхена.
Услышав название крепости князя, Эйнон стиснул зубы.
– И как же его фамилия?
– Он ее не назвал. – Рин снова пожала плечами. – А разве это важно?
– Да, важно, – с застывшей улыбкой заявил Эйнон, – потому что у кое-кого из нас свои дела с князем. И его подопечным следует оказать радушный прием.
Если бы Рин пообещали радушный прием таким тоном, она бросилась бы наутек. Впрочем, отношения знатных особ между собой ее мало интересовали.
– Я могу заплатить вам, но понадобится некоторое время.
Эйнон медлил в нерешительности, и на миг сердце Рин замерло. Возможно, у нее все получится, но пока это лишь предположение.
Но вот он покачал головой.
– Нет-нет, мне нужны деньги – как и остальной деревне. Зима обещает быть суровой, вот почему я спешу пополнить запасы провизии в амбаре. Потому и продаю железо от изгороди и потому собираю деньги со своих должников. Как видишь, все это на благо деревни.
От разочарования Рин показалось, что она утратила опору под ногами. Однако через миг ее чувства окрепли, переросли в гнев, вспыхнули в глубине души жарко, как уголь. Как самодовольно он это произнес, как уверенно, будто одним движением раздул это пламя.
И оно взметнулось.
– Но ведь далеко не все наши деньги пойдут на пополнение запасов, верно? – спросила она.
Притворная доброжелательность слетела с лица Эйнона.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – отозвался он.
Рин обвела взглядом комнату.
Ковры поражали яркостью алого и синего цветов, красители для них явно привезли издалека. Отполированный до блеска стол сиял, чайная чашка на нем была изготовлена из тонкого фарфора. Висящий на стене гобелен украшал вышитый портрет давно почившего короля.
Комната была красивой. И гораздо более роскошной, чем позволяло положение Эйнона.
– Налоги, которые мы вам платим… – заговорила Рин. – Они предназначены для князя кантрева, так? Но все ли они попадают к нему в казну? Досадно будет, если князь узнает, – продолжала она. – И если его подопечный сочтет нужным доложить ему…
Угроза была жалкой, почти ничтожной. Она даже не знала, в самом ли деле Эллис знатная особа или же просто чей-то внебрачный сын, а может, просто хорошо одетый ремесленник. С другой стороны, наверняка этого не знал и Эйнон.
Эйнон поднялся со своего места. Его взгляд стал суровым, губы сжались в тонкую линию. Он застыл, на голову возвышаясь над Рин. Вынужденная смотреть на него снизу вверх, она ощутила, как в груди поднимается негодование.
– Ты ступила на очень опасный путь, Адерин. – Он понизил голос, чтобы не услышал слуга за дверью. – Не стоит доверять всем слухам подряд, моя дорогая девочка.
У Рин в голове запульсировала боль, мышцы на шее натянулись. Она пыталась дышать ровно, заставляла себя сохранять спокойствие. Она терпеть не могла чувство беспомощности, от него ей хотелось швырять о стену одну за другой все дорогие безделушки, какие найдутся в этом доме, пока Эйнон не поймет наконец, что такое потеря.
– По крайней мере, – отозвалась она, – не трогайте изгородь.
– А то что? – Он скептически рассмеялся. – Бросишь у моего порога труп?
Она закрыла глаза. Он вряд ли прислушается к ее словам, но произнести их она обязана.
– Нет, – сказала она, – мне не придется. Любой мертвец, который появится в деревне, придет по своей воле.
Несколько чувств сменилось на узком лице Эйнона: удивление, страх, потом гнев. Как будто угроза исходила от нее, а не от гор. И он мог устранить эту угрозу, заставив замолчать единственную девушку.
Повернувшись, она решительным шагом покинула его дом.
Глава 8
Для Эллиса время приема пищи было еще и временем работы.
Одна из женщин, вырастивших его, кухарка, давным-давно отчаялась отучить его рисовать за обеденным столом. Сколько бы раз он ни оставлял на пергаменте пятна овсянки или сыра, он продолжал работу – пальцы двигались по карте, строили ландшафты, пользуясь только линиями и расстояниями.
Ранний ужин в «Рыжей кобыле» он съел, держа в одной руке ложку, а в другой – завернутый в обрывок пергамента грифель. Наброски Колбрена складывались в единое целое. Если его карта будет пущена в обращение, путникам уже не придется ночевать в лесу, в криво натянутых палатках. Эллис обошел всю деревню дважды, зарисовывая строения и измеряя расстояния шагами. И теперь он мог бы сориентироваться здесь даже с завязанными глазами – главное, знать отправную точку.
Может, это и привлекало его в картографии с самого начала: ему нравилось видеть линии и завитки, читать по ним ландшафты. У карт не было секретов или хитростей, которые он не мог разгадать. Какое-нибудь место он умудрялся узнать с помощью карты лучше, чем человека.
Вокруг него бурлила таверна, но он этого почти не замечал.
Рагу из баранины остро и пряно пахло розмарином и мятой. Эллис ел и работал, откладывая последние промеры [12] на окраине деревни.
Перед ним со стуком поставили чашку. Эллис поднял голову, ожидая увидеть Инид, уговаривающую его поесть побольше, но перед ним стоял мужчина. Лицо у него было осунувшееся, и на Эллиса он смотрел как на ошметок грязи на сапоге.
Но на самом деле сапоги его были безупречно чистыми, а одежда – добротной, тщательно сшитой. Только один человек здесь мог быть так одет.
– Наместник Эйнон, – произнес Эллис, учтиво склонив голову. Об этой важной особе он знал: его заставили заучить наизусть список всей аристократии кантрева, когда ему было двенадцать лет. Но Эйнон, должно быть, или пренебрегал двором, или в силу других причин отклонял приглашения в Каэр-Аберхен, потому что Эллис видел его впервые.
Не ответив, Эйнон сел напротив него. Эллис невольно нахмурился: сесть за чужой стол без приглашения – нарушение этикета, хоть и мелкое.
– Кто ты? – спросил Эйнон. От его вопроса веяло холодом.
Ложка Эллиса замерла на полпути ко рту, кусок баранины плюхнулся обратно в миску.
– Эллис из Каэр-Аберхена. Я думал, в такой маленькой деревне обо мне уже все известно.
Эйнон словно ощупывал его взглядом.
– Слухов хватает. Моя прислуга любит поболтать, когда думает, что я не слышу. Говорили о некой знатной особе.
Эллис постучал пальцем по пергаменту:
– Я картограф.
У Эйнона вырвался хриплый звук. Обладателям хороших манер не дозволялось фыркать, но на этот раз он едва сдержался.
– Не прикидывайся. Князь послал тебя, чтобы ты на меня донес.
Ответная улыбка Эллиса была недоброй – как и его смех.
– Как только меня не называли, – легким тоном отозвался он. – Чужаком, изгоем, калекой, обузой, но еще ни разу не обвиняли в том, что я шпион. Скажите, что меня выдало? То, что я сообщаю всем подряд свое имя или что разгуливаю повсюду среди бела дня?
На лице Эйнона проступила краска.
– Половину имени, – негромко поправил он. – Я заметил, что ты никому не называешь свою фамилию.
Вспышка боли была настолько привычной, что даже послужила своего рода утешением.
– Да, – согласился Эллис. – Не называю.
– И по какой же причине?
– Милорд, – сказал Эллис, следя, чтобы голос по-прежнему звучал ровно, – я не обязан отвечать вам. Тем более когда вы помешали мне ужинать. А теперь я хотел бы вернуться к своей работе.