Место (СИ) - Нестеренко Юрий Леонидович
Чудище рявкнуло от боли и неожиданности, дернувшись назад, и на миг ослабило хватку. Евгению хватило этого, чтобы вырвать потную руку, и он тут же наугад пырнул монстра острым железом в бок. Удар достиг цели: юноша почувствовал, как зазубренный металл с натугой раздирает плоть. Что-то мерзко скрипнуло — должно быть, поручень задел кость и скользнул глубже…
Зверь взвыл — неожиданно тонко и, как показалось Евгению, обиженно — и попытался перехватить и выдернуть копье, но его грубые пальцы лишь проскользили по металлу, мигом ставшему скользким от крови. Евгению тем временем удалось высвободить вторую руку, и он, дотянувшись ею до поручня под потным брюхом твари, рывком передвинул свое оружие так, что другой его конец уперся в землю. Теперь чудище наваливалось на копье своим немаленьким весом. Ему следовало бы как можно скорее вскочить, но для этого оно, похоже, было недостаточно сообразительно и расторопно — а может, и рана была уже слишком серьезной. Впрочем, и копье вдавливалось не только в рану, но и в землю другим своим концом.
Евгений понял, что с копьем он уже сделал все, что мог и, выпустив железяку, вцепился обеими руками в толстую шею твари. У него бы не хватило сил пережать ее дыхательное горло, но пальцы почти сразу нащупали мощное биение пульса в сонных артериях. Чем бы ни было это чудище, но, похоже, его мозг снабжался кислородом сходным с человеческим способом… да и вообще оно, кажется, больше походило на примата, чем на того же медведя…
Зверь попытался оторвать руки Евгения от своего горла, но был уже слишком слаб. Биение под пальцами быстро затихало. Язык вновь вывалился из пасти и мазнул юношу по лицу, но уже бессильно, словно огромный дохлый червяк. Тяжелая туша обмякла, опять наваливаясь на Дракина всей своей массой. По телу пробежали последние судороги агонии, и все кончилось. Чудовище было мертво.
Что ж — по крайней мере, местных монстров можно убить. И не только трамваем. Это уже кое-что…
Полузадохнувшийся, перемазанный липкой слюной и горячей кровью чудища, Евгений с большим трудом спихнул с себя труп, вяло завалившийся набок, и выбрался на свободу. Первым делом он выдернул из мертвой туши свое копье и лишь только теперь он получил возможность как следует разглядеть своего врага.
Больше всего оно и впрямь походило на огромную голую жирную обезьяну — низколобую, губастую, с толстой задницей и, как с удивлением понял Дракин, чудовищными мешками отвислых грудей; багровые соски были диаметром с компакт-диск. Выходит, это самка? Охотящиеся самки — совсем не редкость в животном мире, но при воспоминании о том, как вела себя эта тварь, Евгений почувствовал подозрение, от которого ему стало едва ли не противнее, чем от липкой гадости на лице. Что, если она хотела его даже не съесть, а… изнасиловать?
Да ну, бред, в который раз за последние часы сказал себе Дракин. Глупости из безграмотных комиксов и фильмов про Кинг Конга, только с инверсией гендерных ролей… На самом деле в живой природе ничего подобного не бывает, во всяком случае, в естественных условиях…
Вот только кто сказал, что условия этого мира естественны?
Наплевав на прежнюю осторожность — вот чем она кончилась, или едва не кончилась! — Евгений решительно полез в воду, чтобы смыть с себя всю дрянь. И пусть под водой сидят хоть крокодилы-бегемоты, хоть русалки-кикиморы… Впрочем, со своим оружием он теперь не расставался, лишь перекладывая его во время мытья из одной руки в другую.
Наконец, мокрый насквозь, замерзший и все равно не слишком чистый — рубашку уж точно придется выбрасывать, тем более что она еще и порвана, да и на джинсах остались заметны кровавые пятна — он выбрался на берег. Впрочем, чистота была сейчас далеко не главной его заботой. Согреться бы… Светлее, может, и стало, но теплее — явно нет. Обнимая себя за плечи и пританцовывая на месте, Евгений с тоской поглядел на небо. Оно посерело, но осталось таким же беспросветным, как и ночью. Невозможно было понять, в какой стороне солнце. Нельзя было разглядеть и отдельные тучи, равно как и какое-либо движение там, наверху. Просто сплошная, ровная, тошнотворно-стабильная серая муть. Такая же, как и туман над озером. И кстати, не общей ли они природы?
Ежась и мечтая о тепле, Евгений впервые с тех пор, как попал сюда, почувствовал, что голоден. Еще недавно его выворачивало наизнанку, но вот теперь бы он с удовольствием навернул чего-нибудь горячего и сытного. Скажем, сковородку жареной картошки… да с сочными, с ароматной корочкой котлетами… или хорошим бифштексом…
Его взгляд упал на грузный труп убитой им твари. Вот тебе, пожалуйста, мясо — небось, под два центнера наберется… личный боевой трофей…
Евгений вновь брезгливо скривился. Ладно бы еще это и впрямь был медведь… Но жирная голая уродина была все же слишком человекоподобной. Может, как раз такие и породили легенды о йети… может быть, их настояший дом здесь? Хотя йети вроде бы во всех легендах волосатые… И к тому же — как бы он разделал тушу? Обломок поручня — это все-таки не нож… а главное — на чем жарить мясо? Как без пяти минут кандидат физматнаук, моделирующий на скоростных компьютерах процессы в недрах далеких звезд, намерен решить классическую проблему древнего дикаря и добыть огонь? Как и большинство некурящих, он не носил с собой зажигалки, в очках тоже не нуждался — впрочем, от линзы в любом случае не будет толку без солнца… а насчет того, что цивилизованный человек не сумеет сделать это трением, писали уже столько путешественников…
Евгению явственно представилась картина, как он вспарывает зазубренным концом своего оружия толстую кожу вислогрудой уродины, потом, уцепившись за надорванный край, со всей силы тянет на себя, с треском отдирая от багрового мяса, как запускает руки в желтоватый жир, деловито ковыряясь в нем, как, кряхтя от натуги, вырывает кровавые сырые куски, как пихает их в рот, старательно пережевывая непривычными к подобной работе челюстями, и еще теплая кровь вперемешку с жиром стекает по его подбородку… бррр, мерзость!
Ну а если мерзость, сказал внутренний голос, тогда уходи отсюда, пока не пожаловал кто-нибудь менее брезгливый, но не менее голодный. И кстати — этот вот кусок твердой суши посреди топкого берега, как думаешь, что это такое для местных обитателей? Водопой, вот что!
В тот же миг Евгений сообразил, что в окружающей обстановке изменилось еще кое-что. Журчание. Его больше не было слышно.
Выходит, это не был просто бьющий ключ или какой-то подобный источник? Неодушевленной, так сказать, природы…
Дожидаться, что за этим последует, Дракин не стал. Хлюпая мокрыми сандалиями (блин, надо было их снять, прежде чем лезть в воду — но он был в слишком большом шоке после битвы, чтобы подумать об этом), он поспешил прочь от озера, снова в лес.
Ну и куда теперь? Самое разумное, наверное — все-таки вернуться к рельсам и идти по ним назад. Может быть, там все-таки отыщется выход в нормальный мир…
Брось, сказал внутренний голос. Никто никогда отсюда не выбирался, и ты это знаешь. Ты теперь здесь навсегда. Точнее — до конца твоей жизни. И думать следует только о том, как этот конец максимально отодвинуть. Что, судя по всему, будет весьма непросто…
Я выберусь, упрямо возразил Евгений. И не просто так, а с доказательствами. Меня не отправят в психушку, я принесу с собой предметы, которых нет на Земле…
Ему вновь ясно представилось, как он отпиливает зазубренным концом поручня ухо у поверженной твари. Или все той же железякой выламывает зубы из ее челюсти… На самом деле, любой антрополог проделал бы такое, не поморщившись. И вообще был бы счастлив препарировать неизвестный вид вдоль и поперек. Но он-то не антрополог. И вообще не биолог. Но каких-нибудь местных травок нарвать вполне может. Или листьев с деревьев…
Ему снова вспомнился отломанный палец на деревянной руке, капля из глазницы и ощущение ненавидящего взгляда в спину.
Все же он присел и сорвал пару стеблей с зазубренными листьями у себя под ногами; стебли выглядели тонкими, но оторвались с неожиданным усилием и неприятным чмокающим звуком. Затем Дракину пришло в голову, что, если уж добывать растение в качестве научного экспоната, то надо выкапывать его целиком, вместе с корнями. Поковырявшись пальцами в земле — к счастью, достаточно мягкой — он так и сделал, а затем приподнял выкопанный экземпляр, разглядывая его корневую систему.
