Питер Джеймс - Алхимик
За ней стояла непроглядная темнота, и ее встретил мускусный запах помещения, которым редко пользуются. Пошарив рукой по стене, она нашла выключатель. В бумажном глобусе вспыхнуло слабое красноватое свечение, и она удивилась тому, что открылось ее глазам.
Старомодные портьеры пурпурного бархата были плотно задернуты, а пол покрывал истертый персидский ковер. В центре стоял округлый стол и шесть антикварных кресел. На столе лежали несколько предметов, включая древний фолиант в полотняном переплете, маленькую стеклянную пирамидку и россыпь горных кристаллов.
У противоположных стен друг против друга стояли два дивана, а набор стульев позволял предполагать, что комната была подготовлена для групповой встречи. Монти обратила внимание на набор сложной аудиоаппаратуры и полки с книгами.
Здесь была застывшая в ожидании атмосфера, и Монти почувствовала, что ей не стоит здесь оставаться, но, прежде чем выйти, она решила пробежать взглядом по книжным полкам. На них стоял широкий набор книг по оккультизму и по теме нью-эйдж. Жизнь после смерти, пути получения информации оттуда, сила кристаллов, гримуары черной магии, чакры, лекарственные растения, телепатия, врачевание…
Она зевнула, почувствовав прилив усталости, и вспомнила, что, если не считать зыбкой дремоты в самолете, практически не спала.
Когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты, ее внезапно пронзила острая боль. Ей показалось, что в голову от виска до виска вошел добела раскаленный стержень.
Она в ужасе глотнула воздуха и согнулась. Боль усиливалась, и она потеряла ориентацию. Качнувшись, Монти сделала шаг вперед, наткнулась на стул и рухнула на пол. Боль усилилась, словно стержень еще и повернули. Она лежала, плотно смежив веки.
— Коннор! — прошептала она. — Коннор, помоги мне, прошу тебя, помоги!
Монти содрогнулась от приступа тошноты. Она открыла глаза, но комната плыла перед ней под каким-то диким углом. Когда она попыталась встать, ее повело в сторону, и она потеряла равновесие.
Боль пульсировала под кожей лба, била в переносицу и одновременно в затылок, в основание шеи. Казалось, словно череп разламывают растущие в нем корни какого-то дерева, которые давят во все стороны, прорываются сквозь барабанные перепонки, сквозь глазные впадины, лезут из горла. Она слепла, глохла и задыхалась.
Ее охватила паника. Она не могла дышать, хотя отчаянно старалась втянуть в себя воздух.
— Кн…нр. Пжл…ст… пммг… — Теперь корни жадно всасывали в себя керосин вместо воды, и голова ее была заполнена удушливыми испарениями, от которых горели все нервные окончания. Затем они вспыхнули, и все содержимое ее черепа взорвалось, охваченное ревущим адским пламенем. — Коннор, Коннор, Коннор, Коннор! — непрерывно кричала она, не в силах справиться с невыносимой болью. Но даже в этом состоянии она слышала доносящиеся откуда-то глухие ритмичные удары. От окна. Они становились все громче, ритм все стремительнее. Затем она услышала голоса, смех. Перебарывая боль и встающий дыбом пол, она подползла к окну, раздвинула портьеры и выглянула.
Снаружи стоял доктор Кроу и, прижимая лицо к стеклу, вглядывался внутрь. Он приказал ей открыть окно и присоединиться к нему.
Полная слепой паники, она попыталась отползти от него. Но могучая сила, которая подтащила Монти к нему, продолжала толкать ее — все ближе, ближе и ближе.
Ее сопротивление слабело. Монти осознавала, что, когда она доберется до окна, боль прекратится. Доктор Кроу ей это обещал. Он там, в темноте, за прозрачной преградой, он проделал весь этот путь из Англии, чтобы помочь ей!
— Мисс Баннерман, я могу прекратить эту вашу боль!
Его лицо было полно мягкости и благородства, которого она в нем никогда раньше не замечала. Тело ее окунулось в теплоту, и боль стала ослабевать. Она с благодарностью посмотрела на него.
— Верьте мне, Монти. Я могу прекратить боль. Скажите, что доверяете мне; вы должны выбраться из этого дома. Они хотят убить вас, принести в жертву. Вы должны бежать. Здесь вам угрожает серьезная опасность.
По выражению его глаз она видела, что он говорит правду. Ей оставалось лишь удивляться, как раньше она могла не доверять ему. Он знал истину, он сам был истиной.
И тут боль вернулась. Она была хуже, куда хуже. Из горла Монти вырвался мучительный крик. Теперь голова была полна голодных муравьев, которые вгрызались в мозги; она прижала пальцы к ушам, чтобы остановить их. Но теперь они атаковали оптические нервы; подрагивая усиками, они грызли их и кусали тыльную сторону глазных яблок.
Она попыталась закричать, но горло было забито ползущими муравьями. Слава богу, доктор Кроу продолжал стоять здесь, такой добрый, такой полный сочувствия — ее единственная надежда.
— Слушай меня, Монти. Делай, как я тебе говорю.
Она отчаянно закивала.
— Твой отец умрет, если ты не сможешь спасти его. Он испытывает такую же боль, как и ты; только ты можешь освободить его от этих болей. Ты готова?
Да, да. Она готова.
— Влезь на стол, Монти.
Плача от боли, она медленно, по очереди переставляя ноги, влезла на стул, а потом и на стол; она чувствовала, как стол качается под ее весом и как висящий на шнуре бумажный абажур ударил ее по лицу.
— А теперь поднимись! — приказал Кроу.
Монти медленно выпрямила одно колено, а потом другое. Боль пронзила тело. Муравьи копошились глубоко в глазных яблоках, и она понимала, что видеть ей осталось всего несколько секунд.
— Вставай! Держись за шнур, пусть он возьмет на себя твой вес!
Придерживаясь одной рукой, она сделала левой ногой шаг по столу. Ее качнуло, повело в сторону, но, вцепившись в шнур, она как-то смогла остаться на ногах. Стол опасно накренился, чуть не сбросив ее, но, чувствуя спокойное влияние доктора Кроу, она сохранила равновесие.
— Хорошая девочка, ты все сделала отлично, и я горжусь тобой. Все мы очень гордимся тобой и очень любим.
Боль стихла, но лишь чуть-чуть. Доктор Кроу сделал ее терпимее, и она понимала, что если он облегчил ее положение, то облегчит его и для отца.
— А теперь, Монти… — улыбнулся он. — А теперь возьми шнур и три раза обмотай его вокруг шеи.
Полная глубокого и неколебимого доверия, она посмотрела в лицо доктора Кроу, которое виднелось в проеме портьер, и сделала, как он сказал ей.
107
Израиль. 31 июля 1985 года
Вертолет без помех поднялся с высокого каменистого плато, повисел в воздухе, опустил нос и затарахтел над чашей Мертвого моря по направлению к ярко-красному шару заходящего солнца.
В то же самое время две фигуры в черных галабеях быстро, как насекомые, выбрались из расщелины в скале, торопливо скатали две флуоресцентные ленты, которые образовывали посадочный знак, и, опасливо озираясь, вернулись обратно в скалы.
Час спустя на дне расщелины, которая на полмили рассекала скальный массив, являя миру все внутренности горы, четверо часовых, охраняющих Священную Могилу Сатаны, безмолвно застыли на краю естественного водоема, напоминающего небольшую лагуну. Считалось, что ее глубина составляет три мили, и свинцово-серая поверхность вздымалась брызгами, потому что об нее с громовым грохотом разбивалась струя воды, отвесно падавшая с высоты двести футов на мель в северной точке водоема.
Между водопадом и скальной стеной за ним на Камне Очищения неподвижно стоял Теутус. Промокший от водяной пыли, он стоял с закрытыми глазами, повторяя заклятие очищения, которое с давних пор знал наизусть.
Когда он закончил, вышли стражники в их черных галабеях с капюшонами, безмолвно осушили его нагое тело чистыми льняными полотенцами и провели Теутуса через пустоту в скале по проходу, который заканчивался маленькой впадиной; она представляла собой камеру, освещенную единственной сальной свечой.
Это помещение было совершенно пустым, если не считать ряда из семи серебряных кадильниц, которые на цепочках свисали с крюков. Кроме них здесь была приподнятая плита на полу, семи футов в длину и двух в ширину. Вырезанную из чистого малахита, ее столетиями еженедельно полировали, пока она не обрела тускло-зеленое сияние. После своих занятий Теутус знал, что это Алтарь Помазания, второй этап очищения. Был и третий этап, который его беспокоил, потому что подходило его время. Он готовился к нему тридцать лет.
Он занял положение спиной к алтарю и начал повторять про себя Ключи к Помазанию; стражники, чье безмолвие никогда не нарушалось, начали Помазание Сосудами Семи Планет.
Один из них взял первую кадильницу, серебряный шар с отверстиями, как и остальные украденный много лет назад из Ватикана и оскверненный менструальной кровью, семенем, мочой и калом. В нем содержался аромат шафрана, соответствующий Солнцу, смешанный с измельченными мозгами орла.
