Роберт Говард - Собрание сочинений. Том 2. Голуби преисподней
Его глазам предстала большая комната, служившая хозяину усадьбы залом для пиршеств, залом совета и жилой комнатой одновременно. Сейчас в ней сидели, развалясь на сколоченных из неструганных досок лавках, или лежали на полу золотобородые викинги. Они пили из рогов и кожаных бурдюков пиво и ели мясо, огромными кусками отрезая его с жарившейся здесь же на открытом огне туши. С дикой внешностью этих людей, с их примитивными завываниями и пьяными криками странным образом контрастировали висевшие на стенах зала предметы — образцы материальной культуры гораздо более высоко развитых цивилизаций, захваченные викингами в набегах. Здесь были великолепные ковры, вытканные нормандскими женщинами, инкрустированное драгоценностями оружие, принадлежавшее когда-то французским и испанским принцам, богатые одеяния из Византии и стран Востока — туда тоже добирались драккары пиратов. Среди этих прекрасных вещей висели также охотничьи трофеи в знак того, что викингам дикие звери не страшны так же, как и люди.
Современный человек с трудом смог бы понять чувства, которые Терлог Дабх О’Брайен питал по отношению к викингам. Он считал их порождением тьмы, оборотнями, гнездившимися на севере с единственной целью: грабить и угнетать мирные южные народы. Они властвовали над миром — могли брать из него все лучшее, карать или миловать его обитателей: все зависело от их мимолетных капризов. Кровь стучала в висках Терлога. Он ненавидел — как может ненавидеть кельт — их барскую невежественность и их гордыню, их силу и их презрительное отношение ко всем иным расам, их угрюмые жестокие глаза, прежде всего эти глаза, с угрозой и издевкой взирающие на мир. Кельты тоже были жестокими, но в их жизни все же находилось место любви, дружбе, иным человеческим чувствам. Сердца викингов вообще лишены были всего этого.
Зрелище, открывшееся глазам Терлога, подействовало на него подобно пощечине. Только одного еще не хватало, чтобы довести его до белого каления. И он это увидел. Во главе стола сидел Торфель Красивый — молодой, пригожий, дерзкий, на его щеках играл хмельной румянец от пива и спеси. Да, он действительно был очень красив, этот юный пират. Телосложением он походил на Терлога, но на этом их сходство заканчивалось. Если кожа Терлога казалась темной даже по сравнению с кожей его смуглых соплеменников, Торфель мог бы похвастать исключительной белизной своего тела. Его волосы, борода и усы сияли чистым золотом, светло-серые глаза лучезарно светились. А рядом с ним… Терлог сжал кулаки так, что пробил ногтями кожу ладоней. Среди этих золотоволосых гигантов и их высоких, атлетически сложенных женщин Мойра О’Брайен казалась пришелицей из иного мира. Тоненькая, почти хрупкая, темноволосая, ее кожа тоже была белой, но с таким нежным розовым оттенком, каким не могли похвастаться даже первые здешние красавицы. Ее полные губы были белыми от страха. Терлог видел, как она задрожала, когда Торфель нагло положил руку на ее плечи. Зал качнулся перед глазами далказианина, все вокруг заволокло багровым туманом. Он с огромным трудом взял себя в руки.
— Освик, брат Торфеля, сидит справа от него, — шепнул он сам себе. — С другой стороны Тостиг; говорят, он одним ударом меча рассекает вола пополам. А там сидят Халфгар, Свен, Освик и сакс Ательстейн — единственный человек в этой волчьей стае. И… черт возьми… это еще что такое? Священник?
Действительно, среди пирующих, бледный и сосредоточенный, молча сидел священник, перебирая пальцами бусины четок. Его полный сочувствия взгляд устремлен был на стройную ирландскую девушку, съежившуюся под тяжеленной ручищей пирата. И тут Терлог увидел еще кое-что. На боковом, меньшем столе, богатое убранство которого указывало на южное происхождение, стоял Черный Человек, покалеченные викинги все-таки затащили его в зал. Терлог присмотрелся к статуе и оторопел, забыв на секунду о происходившем вокруг. Неужели в статуе было всего пять футов? Теперь она казалась гораздо более высокой. Черный Человек возвышался над пирующими, словно бог, размышляющий о каких-то глубоких и таинственных проблемах, недоступных пониманию кишевших у его ног людишек-насекомых. Как и прежде, в разуме вглядывавшегося в Черного Человека Терлога открылись врата, ведущие во внутреннее пространство, и он почувствовал ветер, дующий со звезд. Ждет… он ждет… кого же он ждет? Быть может взгляд его каменных глаз пронзает стены домов, снежную пелену, устремляется за мыс… А оттуда, навстречу ему по темной тихой воде быстро скользят пять длинных узких лодок. Но Терлог ничего не знает ни о лодках, ни о людях, сидящих в них за веслами, — невысоких темноволосых мужчинах с очень смуглой кожей.
— Эй, друзья! — прорезался сквозь пьяный гомон голос Торфеля.
Все замолчали, глядя на него. Юный вождь встал.
— Сегодня ночью, — крикнул он, — я прощаюсь с холостяцкой жизнью!
Вопль одобрения поколебал почерневший от дыма потолок комнаты. Терлог беззвучно выругался в бессильной ярости.
Торфель схватил Мойру и с неуклюжей галантностью посадил на стул.
— Разве она не годится в жены викингу? — воскликнул он. — Стыдлива, правда, чересчур, но это ведь пройдет, не так ли?
— Все ирландцы — трусливые собаки! — завопил спьяну Освик.
— Клонтарф и шрамы на твоей роже тому свидетели, — сказал Ательстейн и дружески хлопнул Освика по плечу так, что тот присел. Зал взорвался хохотом.
— Ты присматривай за ней, Торфель, — крикнул сидевший поодаль юный Джуно. — У ирландских девиц кошачьи когти!
Торфель рассмеялся с уверенностью человека, убежденного в своем превосходстве над другими.
— Пусть только попробует, отучу быстро. Ладно, хватит. Поздно уже. Эй, ты, священник, принимайся за дело!
— Дочь моя, — неуверенно начал священник, поднимаясь с места. — Эти язычники силой привели меня сюда, чтобы я совершил христианский обряд бракосочетания в этом безбожном доме. Хочешь ли ты по доброй воле и без всякого принуждения стать женой этого человека?
— Нет! Нет! О Боже, нет! — с отчаянием крикнула Мойра. На лбу Терлога выступили капельки пота. — О Господи, спаси и сохрани меня, избавь от такой судьбы. Они похитили меня из дому, чуть не убили брата, который хотел меня защитить! Этот человек тащил меня на спине, как мешок, как лишенное души животное!
— Замолчи! — рявкнул Торфель и ударил ее в лицо — легко, но с силой, достаточной, чтобы на нежных губах девушки показалась кровь. — Клянусь Тором, ты начинаешь меня выводить из себя. Я решил жениться и девичьим писком меня не удержишь. Смотри, неблагодарная, я притащил священника только из-за твоих дурацких предрассудков. Мне плевать на них, и если ты не хочешь быть моей женой, станешь наложницей.
