Иван Сербин - Собачий Рай
— Что? — «Кашемировый» даже усмехнулся. — Я? Организатор побега? Это же нонсенс! О каком побеге вообще может идти речь? Какой может идти разговор о побеге гражданина Родищева? Он в принципе имел право уйти, когда хотел! Это же смешно!
Двое боевиков метнулись к нему, придерживая болтающиеся на боках автоматы, подхватили под руки, выхватили из шеренги, поставили у холодильника, лицом к строю.
— …воспитанник Гордеев Артем Дмитриевич! — продолжил круглолицый.
Гордеева вытащили и поставили рядом с «кашемировым».
— Ну что, коллега, — пробормотал побледневший, вспотевший разом Лавр Эдуардович. — Поздравляю. Мы первыми испробовали на себе действие машины времени в натуре.
— …искупивший Яковлев Владлен Львович!
— Что? — Стоявший в стороне Владлен от изумления даже открыл рот. — Я? Ах ты, гнида! Змееныш ползучий. Падло дешевое!
Его подхватили под локти, потащили. Владлен забился-, заорал: «Отпустите меня! Суки, да вас всех закопают! Завтра же! Всех, до одного!»
— …воспитанница Осокина Светлана Владимировна.
Светлана побледнела, лицо ее пошло пятнами. Она начала медленно оседать на пол. Упасть ей не позволили, оттащили к короткой шеренге обвиняемых, поставили к холодильнику.
Круглолицый свернул лист, сунул его в карман куртки.
— Итак. Вот они! Вот эти четверо изменников, врагов народа, вредителей нашему общему делу. Полагаю, все остальные, присутствующие в этом зале, являются по-настоящему честными и патриотичными гражданами, искренне вставшими на путь исправления и не имеющими ничего общего с этими чудовищами в человеческом облике! Я не стал подписывать приговор, решив, что будет справедливо, если их осудит само общество. Вы, товарищи. Какое же наказание надлежит применить к этим, с позволения сказать, людям?
В зале повисла тяжелая тишина. Стоящие опускали глаза, мялись, старались укрыться друг за другом.
— Итак… — повторил круглолицый. — Мне хочется верить, что я не ошибся в вас. Каково же будет ваше решение?
— Смертная казнь! — произнес кто-то.
— Кто это сказал? — вскинулся круглолицый. — Выйдите из строя, товарищ! Пусть остальные посмотрят на вас и увидят человека, обладающего настоящим мужеством. Мужеством вынести суровый приговор своему бывшему товарищу, вставшему на путь предательства и измены. Выйдите! — Вперед шагнул лысый. — Кто-нибудь еще хочет высказаться?
И тут же бодро шагнул управский дуболом с картофельным носом:
— Не, ну так это… Товарищ прав. Им же говорили, что… это… если хорошо вести, а они вон как поступили. Конечно, эт… самое, наказание только одно тут… может быть. Я, значит, это… тоже, значит, предлагаю.
— Что именно? — Круглолицый взглянул на него с раздражением. — Выражайтесь яснее.
— Не, ну так… это… смертная казнь им должна быть!
— Правильно! Сволочи, всех хотят под монастырь подвести! — гаркнул кто-то из заднего ряда. И тут же зашумели все разом, заголосили, понеслось отовсюду, как заклинание: «Смерть им! Смерть предателям! Казнить тварей!»
Круглолицый вскинул руку, и разом наступила тишина.
— Тут ребенок хочет сказать! — выкрикнула «брыластая».
Круглолицый удивленно повернулся к ней, кивнул. Вперед бодро шагнул рыжий:
— Я предлагаю для… — он запнулся, взглянул на благостно кивавшую «брыластую». Та подсказала одними губами. — …для вредителей смертную казнь.
Круглолицый поднял ладоши и несколько раз звучно хлопнул. Хлопки тут же подхватили в рядах воспитанников. Не прошло и трех секунд, как зал завяз в дружных аплодисментах.
— Ну что же, — наконец возвестил круглолицый, — как говорится: «Устами ребенка глаголет истина». Итак, объявляется приговор: «Обвиняемых Гладышева, Гордеева, Яковлева и Осокину приговорить к смертной казни через повешение!»
«Роговая оправа» затравленно оглянулась.
— Люди! — крикнула она. — Да что же вы молчите? Почему вы молчите, люди? Сделайте же что-нибудь! Мужчины! Сделайте что-нибудь! Их же убьют сейчас.
Громила уже привычно-ловко ударил ее прикладом в лицо. Очки у «роговой оправы» лопнули, дужка улетела под стеллажи с молочными продуктами. «Роговая оправа» поползла по полу, оставляя за собой дорожку из мелких кровавых капель.
— Анна Андреевна, — растерянно произнес кто-то из «лояльных» детей, но его тут же одернул другой:
— Так ей и надо. Она дружит с врагами народа.
— Налево, вредители, — гаркнул громила. — Живенько, вон туда, бегом!
Шеренга распалась, сбилась в стадо, потрусила к указанному углу и замерла испуганно, подалась назад. За рядом прилавков, у хлебного отдела, стояла импровизированная виселица — поперечная стальная перекладина для транспортировки туш, укрепленная на высоте полутора метров, на стальных же «ногах», с приделанными по низу колесиками. Колеса сняли, а чтобы было повыше, виселицу водрузили на специальные деревянные стремянки, получилось в самый раз — метра два с половиной. Под перекладиной уже были предусмотрительно установлены четыре табурета, над которыми покачивались три петли. Худощавый верткий боевик как разумело вязал четвертую. Повернулся, подмигнул весело:
— Ну что, враги! Милости прошу к нашему шалашу.
Круглолицый остановился в стороне, наблюдал за происходящим с любопытством.
— Знаете, Артем Дмитриевич, — произнес «кашемировый», пока их вели к месту казни, поднимали на табуреты, связывали за спиной руки. — Император Калигула как-то сказал: «Надо убить многих, и тогда твое преступление сочтут за добродетель». На мой взгляд, он вовсе не был деспотом. Он был исследователем-психологом. Проверял, до какого же уровня скотства можно низвести людей, прежде чем они наконец вспомнят о том, что они — люди.
— Это вы к чему? — спросил рассеянно Гордеев.
— К тому, что Рим был государством свободных людей, а Калигула правил целых четыре года. Вдумайтесь, коллега.
С улицы донесся шум двигателя БТР.
— Оставьте меня! — заорал Владлен. — Существует Конституция! Женевская конвенция, в конце концов! Я требую беспристрастного суда.
— Перебьешься, — крикнули из толпы воспитанников. — Достаточно вы крови простого народа попили!
— Да за одно это вас вздернуть стоит! Банкота паршивая!
— Пожировал? Расплачивайся теперь, тварь позорная!
Караульные открыли двери, Тоха и Родищев вошли в зал.
— Что здесь происходит? — недоуменно спросил Игорь Илларионович. — Свет везде. Праздник, что ли, решили устроить?
— Точно, праздник, — кивнул караульный. — Врагов вешают.
— Как вешают? — оторопел Родищев. — За что?
