Глен Кук - Покоритесь воле Ночи
Герис поникла:
– Неужели все зря? Неужели я снова перемудрила?
– Снова?
– В первый раз. И что теперь делать?
– Иди к другой баллисте, она тоже установлена подальше от Орудия. Начинай. Когда все внимание Харулка полностью сосредоточится на тебе, эти гномы передвинут свою баллисту поближе.
– Ты так хорошо разбираешь их тарабарщину? Все понял?
– Догадываюсь кое о чем, исходя из ситуации. К тому же часть меня понимала гномий язык, когда еще жила отдельно.
– Ясно. Ты же с элен-коферами столько времени проторчал. Значит, начинаем. Иду к другой баллисте, а вы, мальчики, работайте. Прекрасно у вас получается.
Сын Ярнейна, Медяк, который занимался второй, самой большой баллистой, успел нахвататься от Герис, Асгриммура и Девятого Неизвестного фиральдийских словечек.
– Почему вы еще не выстрелили в эту проклятую тварь? – гневно спросила Герис.
– Нам велено не начинать, пока ты не появишься.
Герис пробормотала себе под нос: мол, теперь понятно, почему ее брат порой впадает в ярость.
– Ладно. Рассказывай, Медяк, что собираешься делать? И откуда у тебя такое имечко?
Остальные гномы захихикали. Герис с негодованием отметила про себя, что ее вопрос они поняли прекрасно, но потом вспомнила: элен-коферы могут, если им вздумается, благодаря волшебству понимать любой язык. Если они чего-то не понимают, то делают это намеренно.
– Неудачная шутка. Сделал одну глупость несколько сотен лет назад, – объяснил Медяк.
– Ладно. Захочу узнать – спрошу Железноглазого. Что вы делаете?
Кое-что было понятно и так: элен-коферы взводили тетиву, да так, что баллиста отчаянно скрипела.
– Для первого выстрела важнее всего скорость, – заявил Медяк. – А это снаряд, мы его подготовили, пока ждали.
Гном жестом подозвал Герис и показал ей баллисту – некое подобие огромного лука, изготовленного из слоистого рога. Рог этот принадлежал созданию, которое в срединном мире не водилось.
Натянув тетиву, элен-коферы занялись аккуратно разложенными на ровном пятачке стрелами. Герис насчитала восемь стрел, каждая четырнадцать футов длиной, диаметром от трех до шести дюймов. Гномы выбрали одну, самую толстую. Она напоминала мраморный стержень с бороздками и, казалось, была сделана изо льда. Наконечник длиной в три фута расширялся до фута в диаметре и формой напоминал шишку.
– Похоже на лед.
– Это и есть лед. Сначала мы тщательно заморозили стрелу, а потом связали особыми нитями – такие же использовались для радужного моста. Было бы сейчас солнечно, ты увидела бы, как чудесно она переливается.
– Но как лед повредит Ветроходцу? Он же бог зимы!
– При ударе лед растает и превратится в воду. Притом горячую. Одна толстая стрела расщепится на двадцать тонких, и в Орудие ударит двадцать водных струй. От такой боли он не сможет сосредоточиться.
Баллисту зарядили, а элен-коферы отошли, но недалеко – после первого выстрела им снова придется натягивать тетиву.
– Это была твоя идея, а мы только смастерили, – сказал Медяк. – Как и положено элен-коферам. Забирайся на почетное место и засади-ка старой жабе стрелу в глаз.
Герис отвели к баллисте и усадили в кресло – наверху и слева от основания ледяной стрелы.
– Видишь, у тебя под правой рукой два дубовых рычага, – объяснил Медяк. – Ближайший к тебе – предохранитель. Сначала нужно переключить его вперед. А как захочешь выстрелить, переключи второй. Именно в таком порядке – левый рычаг, правый рычаг. Иначе большая беда случится.
– Поняла. Ближайший рычаг вперед, потом второй, чтобы выстрелить.
Герис положила руку на предохранитель, похожий на рукоятку топора, и все свое внимание устремила на Орудие, которое, в свою очередь, устремило внимание на Герис.
Божество понимало, что сейчас произойдет, и готовилось отразить атаку. Харулк был предельно сосредоточен, он покинул Обитель Ночи окончательно. Борьба пойдет не на жизнь, а на смерть, и никакие иные события за всю историю девяти миров и Ночи значения не имеют. Здесь и сейчас настал решающий момент. Возможно, и для Герис, и для Ветроходца. Герис ощутила всю тяжесть того, что хранило в себе Орудие. Нельзя творить такое злодейство. Она – избранная…
Внезапно левую ягодицу словно что-то ужалило. Подскочив на месте, она посмотрела вниз.
– Дитя человеческое, собралась стрелять – стреляй, – подмигнул Медяк. – Левый рычаг, правый рычаг.
Герис потянула за рычаги. Этот волосатый паскудник еще пожалеет о своей выходке. Только переключив правый рычаг, она посмотрела на Ветроходца.
Тетива вытолкнула стрелу, и баллиста резко накренилась, а потом рухнула обратно, чуть не вышибив из Герис дух.
Навстречу ледяной стреле устремился жабий язык. На мгновение все ощутили мрачное насмешливое торжество. Вот сейчас Харулк отобьет языком стрелу, а потом сотворит избранных.
Стрела элен-коферов не могла не подчиниться физическим законам срединного мира, тем более что в этой его части волшебства почти не осталось, а то, что осталось, растратило зимнее божество.
Жабий язык действительно отклонил гномий снаряд, но снаряд этот летел так быстро и с такой силой, что отклонился совсем на чуть-чуть.
Он угодил почти в яблочко и сработал, как и было задумано. Недаром же оружие делали элен-коферы.
Гномы засуетились вокруг баллисты – навели на цель, снова натянули тетиву, уложили стрелу.
– Эта почти целиком сделана из соли, – сказал Медяк. – Корбан придумал. Не знаю, что ему в голову взбрело. Вряд ли соль Ветроходцу сильно повредит. Хотя внутри запрятаны железные ножи. После выстрела они полетят в разные стороны.
Герис наблюдала, как гномы заряжают орудие.
– Левый рычаг, правый рычаг.
– Помню.
На этот раз баллиста подпрыгнула не так сильно – тетиву не стали натягивать до предела.
Герис увидела, что элен-коферы установили и второе орудие, выстрелило оно всего на мгновение раньше Герис. Третья стрела оказалась длинным деревянным древком, нашпигованным тысячами свинцовых дротиков с железными или серебряными остриями. Дротики должны были отделиться от стрелы, и тогда чуть изогнутые острия вопьются в божественную плоть, причем не под прямым углом.
Дротики действительно отделились еще в полете и, разлетевшись большим облаком, поразили Ветроходца.
Вторая баллиста выстрелила точно такой же стрелой.
Жабья шкура запестрела тысячей волдырей. Божество подскочило, почти целиком оторвавшись от склизкого и покрытого пятнами галечного берега. Жуткий вопль, и явственный, и мысленный, парализовал нападавших. Почти полминуты Герис не могла сосредоточиться.
Вздрагивая, она постаралась взять себя в руки. Внизу то же самое отчаянно пытался сделать Ветроходец. Он поскользнулся в прыжке, нога и кончик хвоста оказались в воде. Там, куда угодили дротики, поднимался зловонный серый дым.
Чудовищный крик все не смолкал.
Элен-коферы упорно делали свое дело, но работали так, словно их сдувало сильнейшим ветром и прижимало к земле двойной силой тяжести. Они снова взвели баллисту.
– А вы, ребята, сами не хотите попробовать? – крикнула Герис, свесившись вниз.
– Не можем! – завопил в ответ Медяк. – Мы – элен-коферы. Нам нельзя. Мы только изготавливаем и объясняем, как пользоваться.
Герис сочла эту отговорку чушью собачьей. Элен-коферы могли действовать и действовали, если думали, что это сойдет им с рук.
Медяк просто осторожничал, юлил, во что бы то ни стало старался избежать ответственности, хотя сам бросил все силы и умения элен-коферов на создание смертоносных машин.
Сражение превратилось в казнь. Ветроходец слишком ослаб и не мог сопротивляться. Он просто покорно принимал наказание и надеялся выжить. Надеялся, что враги больше не тронут его до наступления зимы.
А зима придет. Спасительная зима. Самая суровая за последнюю тысячу лет. Миру не суждено от нее оправиться.
– Давайте сбавим темп, – предложила Герис. – Пусть стрела сделает свое дело, и уже потом будем запускать вторую.
Облачка дыма над Ветроходцем превратились в струи пара. Вокруг чудища образовалось облако. Герис хотела подождать, пока оно не рассеется.
А пока решила слезть с баллисты, чтобы размяться.
– Ничего себе, да? – спросила она у вознесшегося и поглядела на солнце.
Прошло уже много времени. Возможно, они не успеют закончить до темноты.
– Мне нехорошо, – признался Асгриммур.
– Что?
– Плохо себя чувствую. Так паршиво мне не бывало с тех пор, как со мной учинили нечто похожее.
– Но мы ведь Ветроходца терзаем, а не тебя.
– Да. В теории – не меня. Вот только некоторая часть меня связана с Ночью. А то, что происходит с Харулком, ощущает вся Ночь. Она боится, гневается, недоумевает, а еще отчетливо понимает: происходит нечто неслыханное.
– И твои Старейшие тоже?
– Они – в первую очередь.
– А другие Старейшие?
– Вряд ли. Они сейчас заперты там, где нет сообщения с девятью мирами, а ведь только девять миров соединяются с Ночью.
