Майкл Грубер - Тропик ночи
— Меня на самом деле зовут Яго. Не слишком подходящее имя для школьного двора. Потому я Джимми.
— И твоя мать тоже называет тебя Джимми?
— Когда она в хорошем расположении духа. Если нет, я превращаюсь в Яго или во что-нибудь еще похуже.
— Мы, чародеи, предпочитаем называть вещи и людей настоящими именами. Поэтому, если позволишь, я стану тебя называть Пазом. Лус и Паз, что в переводе с испанского означает свет и мир. Моя дочь и мой детектив. И союзник.
— Это хорошее предзнаменование?
— Да будет так, — сказала Джейн.
Глава тридцать первая
Я сижу на крылечке и вспоминаю ночь, когда Долорес вышла в сад в своей футболке, услышала пересмешника, и время остановилось, а я начала превращаться в самое себя. Сейчас тот самый момент, когда, как говорят арабы, едва можно отличить белую нитку от черной. Сад одноцветен, воздух недвижим, ни шороха; листья монументальны, словно выкованы из металла, а так как температура сейчас самая низкая за день, вся влага из воздуха осела на гладкие поверхности, и они блестят, будто покрытые лаком. Этот рассвет может стать последним в моей жизни, но я не боюсь смерти, я только боюсь, что меня уничтожат как личность, — ведь именно это произошло с моим мужем.
Но не проходит и двух секунд, как все меняется. Возвратились краски: снова сделалась красной крыша дома Полли, розовеет гибискус, небо бледно-голубое, и по нему двинулись в свой обычный утренний вояж белые пышные облака. Перепархивают с места на место и звонко щебечут птицы, и первый зомби входит во двор шаркающей походкой, словно инспектор счетчиков для воды, совершающий очередной обход. Он направляется в тень живой изгороди, а я приветственно машу ему рукой. Пора браться за дело.
Я надеваю свой рабочий комбинезон, футболку и поднимаюсь в комнату Лус. Она еще спит. Я присаживаюсь на край ее кровати и смотрю на нее. Если бы мы с Уиттом зачали ребенка, он, наверное, родился бы примерно с таким же цветом кожи, как у Лус. Скоро девочка просыпается, но не сразу, как обычно просыпаюсь я, а медленно, словно распускающийся цветок. Первое, что она видит, — это мои глаза; быть может, это тоже хороший знак.
Но первое, о чем она спрашивает, переведя взгляд на пакет из магазина, который стоит у нее на ночном столике, — это приготовила ли я ей костюм для спектакля.
Я не приготовила, ленивая и дурная мать. Приношу извинения. Лус начинает обиженно хлюпать носом. Мы отправляемся в детский сад. Миссис Ломакс берется сделать костюм сама. Она забирает у меня пакет из магазина и смотрит на меня как-то странно.
Потом я уезжаю по делам и трачу огромное количество денег на покупки. Покупаю одежду и продукты, покупаю за семьдесят восемь тысяч долларов шхуну «Гитара». Осматриваю ее. Она старая, но в отличном состоянии. Новая оснастка и такелаж, — одним словом, игрушка для богатого человека. Договариваюсь с парнем, который сторожит судно, чтобы он загрузил ее продуктами и горючим на месяц плавания, а также заменил прежнее название на другое — теперь шхуна будет носить имя «Ястреб». Я занялась и собой: сделала модную стрижку в салоне на Гроув и переоделась в элегантный полотняный брючный костюм кремового цвета. На голове у меня красивая соломенная шляпа.
Время далеко за полдень. Я не спала уже… сколько это? Трое суток. Я занимаю столик в ресторане, выходящем окнами на Диннер-Кей, и заказываю банановый дайкири в честь мамы, чьим излюбленным напитком и практически единственной пищей он был в течение нескольких лет. Присматриваюсь к посетителям, встречаюсь с ними глазами, явно привлекаю восхищенные взгляды. Стильная женщина, свободная, одна, обманщица, но они этого не знают; обнаруживаю, что прежней Джейн для меня маловато, — так же, как Долорес.
Я допиваю свой дайкири и уже собираюсь заказывать еще один, как вдруг появляется пааролаватс. Тот самый грязный бородатый белый мужчина в солдатской рабочей куртке с обрезанными рукавами, в шортах до колен, черных от грязи, и в солдатских ботинках на босу ногу. Его лицо и передняя часть голеней покрыты мелкими красными болячками. Туристы этого не замечают, так как не смотрят на него, отворачиваясь точно так же, как отвернулись бы от своих собратьев, не ставших зомби, а просто попавших в беду. Вероятно, они думают, что он может выкинуть какой-нибудь безумный фортель или начнет клянчить деньги. Два официанта беспокойно поглядывают на него: эта человеческая руина может повредить репутации заведения. Я расплачиваюсь по счету и ухожу, забрав свои пакеты с красивыми лейблами. Зомби медленно разворачивается и шаркает за мной.
Второй бродит вокруг церкви, когда я заезжаю забрать Лус из детского сада. Таким способом Уитт напоминает мне о себе, вроде бы передает сообщение. Вести себя так глупо и навязчиво не в его вкусе, но, видно, вкус его изменился после того, как он стал колдуном.
Я приехала немного раньше времени — дети разучивают песню, которую они должны будут исполнить, обходя в пышной процессии вокруг Ноева ковчега. Потом они хором исполняют «Морской гимн», который я нахожу замечательным. Это одна из первых песен, которые училась петь я сама. Ее учил меня петь отец, тогда мне было примерно столько лет, сколько сейчас Лус. Он будет рад, что она ее знает, когда они встретятся и познакомятся друг с другом.
Мы уносим с собой пакет с пресловутым костюмом. Лус обещает вечером надеть его, чтобы я полюбовалась. О, только не сегодня вечером, детка!
Мы едем домой. Дома любуемся новыми платьями и новыми игрушками. Я читаю Лус на сон грядущий, пока глаза у нее не начинают слипаться, и тогда я укладываю ее в постель в новой ночной рубашке с кружевами. Потом я переодеваюсь в другой свой новый наряд — зеленую шелковую блузку и желтые слаксы. Цвета Ифы для моей большой ночи.
Паз приходит около семи. Он, мне кажется, скрывает страх за своей обычной бравадой.
— Просвети меня, чтобы я не чувствовал себя дураком.
Я говорю:
— Не чувствуй себя дураком. Я вижу, что ты еще носишь амулет твоей матери. Это мудро. И пожалуйста, отдай мне твой пистолет.
Немного помедлив, он вручает мне пистолет, и я кладу его на верхнюю полку посудного шкафа рядом с другим пистолетом и кадоулом. Последний я с полки снимаю и со стуком ставлю на стол. Паз смотрит на него.
— Что это?
— Африканский магический состав. Не хочешь ли чаю?
— Какого чаю? — спрашивает он с некоторым подозрением.
— «Тетли», Паз, не более того. Послушай, ты должен мне верить. Это, — тут я касаюсь кадоула кончиком ногтя, — для меня. Только я войду в невидимый мир. Ты здесь для вида. Как и цыпленок.
