Наставники Лавкрафта (сборник) - Джеймс Монтегю Родс

Еще несколько минут продолжались слезы и жалобы, но мало-помалу они стали затихать, и снова послышался голос той, кого он принимал за ройю.

Она сказала:

– Хотя мы и слышали о вашем искусстве в игре на лютне, но такого удивительного таланта, какой вы проявили, мы все-таки не ожидали. Нашему господину благоугодно было выразить, что он был бы счастлив вознаградить вас. Но он желает, чтобы вы являлись сюда с вашей музыкой и пением в течение следующих шести ночей. Вероятно, после этого промежутка времени он предпримет обратное путешествие. Но завтра вы должны быть здесь в то же время. Воин, который привел вас сегодня, будет и дальше вашим проводником. Но мне приказано передать вам просьбу о том, чтобы вы никому не говорили о ваших посещениях, пока наш великий господин находится в Шимоносеки. Так как он путешествует инкогнито, он вам приказывает хранить молчание. А теперь вы свободны и можете вернуться в свой храм!

Поблагодарив за приглашение, Гойши дал себя проводить до ворот, где его уже ждал самурай, который и довел его до храма.

Там он попрощался и покинул его.

Уже начинало светать, когда Гойши вернулся к себе. Его отсутствие не было замечено. Священник вернулся очень поздно и, вероятно, подумал, что его друг уже почивает.

На другой день Гойши отдохнул, но никому ни слова не сказал о своем приключении. Среди ночи самурай снова за ним пришел, как и в предыдущий вечер, и свел его туда, где его ждало высокое собрание. Он имел такой же успех, как и накануне, но дома его отсутствие было замечено. Когда он вернулся на рассвете, священник позвал его к себе и сказал тоном ласкового упрека:

– Мы очень тревожились о вас, друг Гойши, потому что с вашей слепотой выходить одному ночью слишком опасно. Почему вы меня не предупредили? Я дал бы вам в провожатые моего слугу… Куда вы ходили?

Гойши отвечал уклончиво:

– Простите меня, мой добрый друг! Я должен был закончить очень важное личное дело. И вчера настал срок, когда я мог наконец прийти к его заключению…

Священник был больше изумлен, чем огорчен словами Гойши. Он видел, что его ответ был не искренен, и подумал, что тут таится нечто странное. Больше вопросов он не задавал, но приказал двум служителям наблюдать за слепым и, если он вздумает вечером уйти, проследить за ним.

На следующую ночь подсмотрели, что Гойши снова покинул храм. Служители торопливо зажгли свои фонари и последовали за ним. Шел дождь, и было так темно, что прежде, чем они могли его догнать, Гойши скрылся из вида. Он должен был для этого идти очень быстро, что для слепого было прямо удивительно.

Служители обошли все улицы, спрашивали у всех ворот, не видал ли кто слепого музыканта. Никто его не видал!

Наконец, когда они возвращались уже берегом домой, до них донеслись звуки лютни, раздававшиеся с кладбища. Лютня звучала с такой горячей страстностью, что они даже испугались!.. Во мраке ночи были видны лишь блуждающие огоньки, но это не помешало служителям ускорить шаги и поспешить к обители мертвецов… Там, при свете своих фонарей, они увидели Гойши, сидящего в одиночестве перед могильным памятником молодого императора Антеко-Тенну!

Слепой бешено ударял по струнам и декламировал поэму о сражении Дан-но-ура! И вокруг него, над могилами, летали, сверкая, блуждающие огни!.. Никто никогда не видал такого количества этих «демонических огней»!

– Гойши-сан! Гойши-сан! – закричали пришедшие в ужас люди. – Гойши-сан, вы зачарованы, вас околдовали!

Но слепой их не слыхал. Он как безумный заставлял петь свою лютню и со все возраставшим жаром воспевал жалобную песнь о великой битве.

Служители в ужасе ухватили его за одежды и начали кричать еще громче:

– Гойши-сан! Гойши-сан! Сейчас же пойдемте домой с нами!

Тогда он им возразил с упреком:

– Нельзя меня так прерывать перед столь высоким собранием!

При этих словах служители, несмотря на обуявший их страх, не могли удержаться от смеха. Уверенные, что Гойши являлся жертвой колдовства, они заставили его встать и силой потащили назад к храму.

Священник приказал прежде всего снять с него мокрые одежды и дать ему выпить и поесть. Затем он позвал его к себе и потребовал объяснения его странного поведения.

Долго колебался Гойши, прежде чем заговорить, но наконец, сознавая, как встревожило священника все с ним случившееся, он рассказал, как было дело.

Когда он окончил, священник ему сказал:

– Гойши! Мой бедный друг! Вы находитесь в большой опасности! Ваш дивный талант принесет вам много горя! Вы должны теперь увериться, что эти три ночи вы играли совсем не в высоком собрании знатных людей, а провели их на кладбище между могилами Гейки! Сегодня вечером мои люди нашли вас сидящего под дождем перед памятником Антеко-Тенну!..

Все, чему вы слепо поверили, были только иллюзии… все, кроме призыва мертвецов! Повиновавшись этому призыву, вы отдали себя им во власть.

Если после того, что случилось, вы снова последуете их призыву, они вас живого не выпустят, они разорвут вас в клочки! Впрочем, этим бы все равно кончилось ваше приключение… Завтра я, к несчастью, не могу остаться с вами: меня позвали к умирающему… Но, прежде чем удалиться, я защищу ваше тело, начертав на нем священные стихи.

Незадолго до захода солнца священник с помощью своего помощника раздел Гойши, и тонкими кистями они начертили на его спине, груди, голове, шее, на лице и на конечностях – словом, по всему телу – священные слова сутры, называемой Гониа-Шин-Кио. Когда они покончили с этой работой, жрец сказал слепцу:

– Сегодня вечером, когда я уйду, садитесь на веранду и ждите. Вас будут звать, но вы не отвечайте, что бы ни происходило. Даже не двигайтесь! Оставайтесь безучастны, как бы углубившись в размышления. Не шевелитесь и не производите шума, иначе вас разорвут в клочки! Но бояться вам нечего и призывать на помощь некого – никто не может в таком случае вам помочь. Если вы в точности исполните все, что я вам сказал, опасность минует, и в дальнейшем вам бояться будет нечего.

Наступила ночь. Священник ушел, куда его призывала его обязанность. Гойши уселся на веранде, как он ему приказывал. Лютню он положил рядом с собой и, приняв позу человека, углубленного в размышления, он сидел неподвижно, стараясь не кашлять и даже сдерживая дыхание.

Так он оставался в течение нескольких часов. Наконец он услыхал приближающиеся шаги… Они пересекли сад и остановились у веранды, очень близко от него.

– Гойши! – послышался звонкий призыв самурая.

Слепой старался не дышать и не двигаться.

– Гойши! – снова раздался голос, но уже более грозный.

И наконец в третий раз слово «Гойши!» прозвучало уже яростно.

Слепец замер.

Голос прошептал:

– Это так не пройдет! Я должен увидать, где он!

Тяжелые шаги в железной обуви застучали по ступенькам террасы, приблизились и замолкли возле слепого. Затем в течение долгих минут – причем Гойши казалось, что он слышит биение своего сердца, – царила глубокая тишина.

И вдруг совсем рядом с ним грубый голос проговорил:

– Вот лютня! Но музыканта я не вижу!.. Я вижу только два уха!.. Это мне объясняет, почему он мне не отвечал: не имея рта, ему говорить было нечем. От него остались только два уха!.. Я их снесу моему господину в доказательство того, что я исполнил, насколько мог, его приказание!

И в ту же минуту Гойши почувствовал, что его уши были грубо схвачены железными пальцами и оторваны от его головы!.. Несмотря на адскую боль, он все же не испустил ни одного крика. Шаги стали удаляться, прошли через сад и затихли вдали. С обеих сторон лица чувствовал слепой страшную боль, горячая густая кровь лилась обильно, но он не смел поднять руки.

Незадолго перед рассветом вернулся священник и поспешил на веранду. Его ноги поскользнулись на чем-то клейком. Он с криком отступил… При свете фонаря он увидал неподвижно сидящего Гойши, между тем как кровь сочилась из его ран.