Елена Блонди - ТАТУИРО (HOMO)
Свита, привыкнув ко всякому – шоу-бизнес! – успокоилась.
Витька тут же забыл обо всем, что за спиной. Выпутал руку из темных прядей и медленно, любуясь, разложил их веером по затоптанному полу. Провел пальцами по нежной щеке до уголка губ. Тина беспомощно, по-детски смотрела на него снизу.
…Подцепил пальцем лямочку прозрачной майки и потащил с плеча. Тронул колечко в соске.
Тина сжавшись, попыталась отвернуть лицо. Прикусила губу.
Щелк. Щелк.
Профиль на фоне разбросанных волос.
Неловко выворачивая ткань изнанкой, он вернул майку на место. Вскочил, не отрывая взгляда:
– Можешь вставать, – сказал сверху.
Тина зашарила руками по полу, оперлась. И в это время Витька наступил ей на волосы ногой.
Уже почти встав, она подранком забилась, выгибая спину и пытаясь удержаться на ладонях, упертых в пол. Лицо запрокинуто, нижняя губа закушена, жилка на открытой шее…
Щелк.
«На кадре будет виден кусок кроссовка у самой головы», с отстраненным удовлетворением подумал Витька. Убрал ногу с волос. Поспешно отступил на пару шагов.
Девушка взвилась с пола. Разъяренная, с горящими злобой глазами, размахнулась тонкой рукой и кинулась на Витьку.
Звякнуло под каблуком туфельки упавшее колье.
Щелк.
Витька бросил аппарат на диван и выставил перед собой руки, ловя, не давая добраться, расцарапать лицо.
– Ну-ну-ну, – успокаивающе приговаривал, уворачиваясь, – все уже, все.
Тина всхлипнула, плечи ее обмякли. Махнула рукой и, повернувшись, побрела к дивану. Повалилась на него ничком и зарыдала в голос, завесив лицо растрепанными волосами.
Степан, боязливо обойдя Витьку по широкой дуге, присел рядом. Стал гладить вздрагивающие плечи, темные волосы.
– Ну-ну-ну, – бормотал он ей те же слова, что и Витька, не замечая этого, – ну все уже, Танюшка, все. Успокойся, девочка, ну, хватит.
– Да-а-а, – пожаловалась и дернула плечом. Почему-то было понятно, что дернула обвиняюще, в Витькину сторону. И сквозь рыдания задышала прерывисто, успокаиваясь.
– А полу-у-учится-а-а? – вопросила, не поднимая головы, уткнувшись лицом в сгиб локтя.
– Конечно! – поспешил успокоить ее Степан, продолжая гладить затылок. И испепелил Витьку взглядом.
Витька закивал и показал Степке большой палец. Сел в кресло и потянулся, закинув руки за голову. Прикрыл глаза. Слушал Степкино бормотание, Тинкины всхлипы – все реже и реже. Вот процокала мимо визажистка со своим волшебным чемоданчиком, обходя кресло подальше.
Через две минуты, вернув прежнее высокомерие, дива направилась к выходу, отрывисто обговаривая со Степаном детали сессии. На Витьку не посмотрела.
Но у самых дверей не удержалась. Повернулась и процедила сквозь зубы, сузив глаза:
– Не получится, уничтожу…
– Да, да! – закивал Витька, улыбаясь. И послал воздушный поцелуй.
Стало тихо. В окно, на поводке желтого луча, билась сонная муха.
Витька сидел, наблюдая, как Степан курсирует по зальчику, бесцельно перенося с места на место кипы старой бумаги, мотки шнуров. Молчали. Степан – укоризненно, Витька – благодушно.
– Ну…, – собрался начать разговор Витька. И Степка взорвался:
– Ну, ну! Что, ну? С-скотина! Ты чего сделал, пакость такая! Ты же мне, блин, всю карьеру испоганил! Она же теперь! Эхх!
И безнадежно махнул свободной рукой. Подумал, взъярился снова и с силой швырнул в стену отражатель из старого зонтика. Со стены с грохотом упала деревянная рама. Заныли пружины в брюхе старого дивана.
Степка диковато глянул на диван, скривился и, подбежав, плюхнулся на продавленное сиденье. Упер руки в колени и уткнулся в кулаки подбородком.
– Девочку жалко, – невнятно и тоскливо сказал он, – унизил.
Витька сорвался с кресла и заходил взад-вперед по залу.
– А ты не жалей. Год назад ты ее унизил куда больше. Скотина, говоришь? Пленочку прояви сегодня же. И учти, мой эксклюзив. Все переговоры – со мной. А проявишь, тогда и поговорим, кто кого унизил и кто кому карьеру сломал.
Остановился перед Степаном и посмотрел на рыжую макушку:
– Карьера! Ты ее хочешь, карьеру? Ты хочешь спокойно и радостно жить, трахая девок, и по тусовкам слоняться. Коньяк наш где?
– В лаборантской, – пробубнил Степка, – зря ты так, про меня. Я ж с тобой хорошо. У нас так хорошо все было. Ровно.
– Ну, ровно. Я тут недавно, Степа, одну вещь понял. Говно это ровно. Если ровно, значит – вниз. А выбирать надо, Степа, или вверх, или вниз.
Он сходил в лаборантскую, налил из початой бутылки коньяку и вернулся к другу. Сунул стакан куда-то под рыжие кудри:
– На, герой-любовник. И пленку прояви, не тяни резину. Я утром появлюсь.
– И куда тебя понесет, интересно? – Степан выпил залпом, перекосив тоскливое лицо.
Витька у окна отпил глоток и поставил стакан на подоконник. Засмотрелся на огненный дикий виноград, лезущий по козырькам подъездов.
– В ботанический сад поеду. Гулять. За вдохновением.
– Вот, бля, – подытожил Степан, провожая взглядом Витькину спину. Сходил к подоконнику, допил коньяк из его стакана. И пошел проявлять пленку.
… Нагулявшись среди пенсионеров, антикварными пешками ходившими по дорожкам парка, насмотревшись на листья, ветки, стволы, камни и жухлую траву, Витька попал домой поздно вечером. Уставший, с трудом разделся и упал ничком на измятые простыни. Ткнулся носом в тающий запах Наташиных духов. Уже засыпая, изогнулся и снова крепко потер ноющую икру.
Ночью, во сне, первый раз полетел…
Глава 7
Витька ехал в вагоне метро, глядя в черное стекло. Если покачать головой, то отражение, перетекая, вытягивает челюсть, раздает в стороны скулы, скашивает глаза. Попытался найти положение головы, при котором отражение будет более-менее симпатичным. Почти нашел, но обширная спина заслонила стекло. Грузная тетка, вся в черной коже – даже кепи матово поблескивает на пышной прическе. Он прикрыл глаза. Вспомнил американский ужастик про огромных тараканов. Да-да, как раз в метрополитене они и водились. А вдруг это и не тараканы вовсе, а такие тетки в своих колом стоящих длиннющих кожанах, тем более, что цвета – черный да темно-коричневый, как раз самое оно.
Покачиваясь, представлял темный тоннель, по которому снуют перебежками кожаные тетки, поджидая неосторожного пассажира. Что же они там с ними делают, в черном зеве тоннеля, где капает сверху медленная вода? Пусть они их едят, но не просто, а, как настоящие хозяйки, маринуют или мелко рубят для салата оливье.
Потом шел пешком, щурясь на мокрые взблески осеннего солнца. Неожиданное солнце – выглядывает, никого не предупреждая. Смотрел на синий глаз неба в прорывах ватных облаков за домами. Небу, наверное, тоже интересно смотреть на землю. Как из иллюминатора самолета. Маленькие домики, дороги; озера и реки сверкают так яростно, будто сделаны из фольги, кажется, даже края у них приподняты над землей. Небо, может быть, забывает, как именно выглядит земля, когда она долго спрятана под облачным одеялом.
