Роберт Стайн - Нашествие упырей
Я спрыгнул на пол. Моя голова отчаянно работала. Как подать им знак, что это я? Как заставить их меня выслушать?
Я увидел мамину записную книжку, лежащую открытой на столике у окна. А рядом — карандаш.
Напишу записку! — решил я.
Я увидел, что папа встает с кровати.
— Пошли, Герцог, — сонно вздохнул он. — Не пытайся удрать. Тебя придется выставить.
Я отвернулся от него и вскочил на письменный столик. Я выпустил когти и сцапал карандаш. Он выкатился из-под моей лапы.
Я попробовал еще раз.
Нет. Никак.
Нипочем не удержать.
Я опустил голову и попытался схватить карандаш в зубы. Но он снова выскользнул, прокатился по столу и упал на ковер.
Прежде чем я бросился за ним, папа сгреб меня в охапку:
— Безмозглый котяра! Нашел время с карандашами играть.
Я брыкался, извивался и истошно мяукал. Но папа спустился по лестнице и вышвырнул меня с черного хода.
И дверь захлопнул.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить равновесие. Я все еще не привык ходить на четвереньках. Потом я бросился обратно к кошачьей дверце. Нагнул голову и боднул лбом.
АУЧ!
Папа запер дверцу.
Ладненько. Нет проблем, подумал я. Я — кот. Меня в дверь, а я — в окно.
Я стремительно вскарабкался по стволу дерева, росшего на заднем дворе. После чего осторожно пробрался по ветке к окну моей спальни.
Набрав в грудь побольше воздуха, я выгнул спину дугой — и вскочил на подоконник.
Окно было приоткрыто на несколько дюймов. Лежит ли упырь в моей постели? Колышущиеся на ветру занавески не давали разглядеть.
Я попытался протиснуться внутрь. Щель была довольно узкой. Но кошки и не в такие отверстия пролезают, верно?
Я сунул голову в комнату. Протискивался. Протискивался… В конце концов я влез в окно и оказался в спальне
Вокруг меня колыхались занавески. Я бесшумно спрыгнул на пол.
Пересек комнату, подошел к кровати.
Вскочил в изножье — и ахнул.
21
Подушки были растерзаны в клочья. Пух и перья покрывали кровать, пол и мою одежду.
Простыни тоже были изодраны. Разорваны на тонкие полоски. В центре матраса зияла огромная дыра.
В свете, падавшем из окна, я увидел, что дверца стенного шкафа сорвана с петель. Теперь она стояла, прислоненная к стене. Одежда была вытащена с полок и раскидана по всей комнате.
Обои возле комода свисали лохмотьями. Казалось, стену драли когтями.
— Он настоящее зло! — выдохнул я. — Он… он чудовище!
Но где же он сам?
И тут послышался звон разбитого стекла. Тихий стук. Откуда-то снизу.
Я бросился к двери. Выскользнул в коридор и поспешил на звук — на кухню.
И там стоял он. Там, освещенный светом из холодильника, стоял я.
Я тихонько вошел на кухню. Он меня не видел. Он был слишком занят — обжорством.
Склонившись над холодильником, он пригоршнями запихивал в рот еду.
В ужасе смотрел я, как он открыл банку пикулей и одним махом проглотил. А саму банку швырнул об пол.
Потом он принялся хватать из холодильника сырые яйца и выдавливать в рот.
Он взял бутылку колы, отбил горлышко о край холодильника и опорожнил одним глотком. После чего зашвырнул бутылку через всю кухню и затолкал в рот целый кочан латука.
Я подошел поближе и очутился в прямоугольнике света, падавшего из холодильника.
Упырь опрокинул в рот полную баночку майонеза и принялся жадно заглатывать. Он еще слизывал остатки майонеза со стенок, когда его взгляд упал на меня.
— Какой голод… — пробормотал он — моим голосом! — Какой ужасный голод! Двести лет не ел!
Он бросил баночку на пол и уставился на меня.
Я вскрикнул, увидев его глаза.
У него были мое лицо, мои волосы и мое тело.
Но глаза были пустые и мертвые. Я смотрел в два глубоких черных омута.
Черных, как сама смерть.
Он отгрыз верхушку пакета с молоком и опрокинул в рот. Молоко полилось с подбородка, собираясь в лужицы у его ног.
— Я знаю, кто ты, — пробулькал он. — Зря только время теряешь.
Я смотрел на него, смотрел в бездонные дыры там, где должны были находиться мои глаза.
Его лицо исказилось в безумной усмешке.
— Сказать тебе, кто я такой? — спросил он. — Я — это ты!
— Нет! Я хочу вернуть свое тело! — крикнул я.
Слова прозвучали, как кошачий мяв. Но он, кажется, меня понимал.
— Ступай обратно на кладбище, — процедил он сквозь зубы. — Теперь твой дом там. Ты — кладбищенский упырь.
— Нет, — сказал я. — Верни мне мое тело.
— Ха! — ответил упырь. — И это ты называешь телом? Это жалкий набор костей! На что мне сдалось такое тело?
Он сорвал очки, швырнул их на пол и раздавил ногой.
— Мои очки! — завопил я. — Ты не должен был этого делать!
— Вот сейчас доем, и знаешь, что тогда сделаю? — он криво усмехнулся. — Пойду на улицу и подыщу себе другое тело — хорошее, крепкое. А твое уничтожу.
— Неееееет! — завопил я. Я прыгнул на него. Я приземлился ему на ногу и обхватил ее всеми четырьмя лапами.
Я вселюсь в него, решил я. Я заберу свое тело обратно. Но он грубо сдернул меня за шкирку и поднял к ухмыляющемуся лицу.
— Неужели ты думал, что это будет так легко? — рассмеялся он. — Неужели не знаешь, кисонька, с кем связался? Я — Освальд Мэнс. Какие у тебя шансы против меня?
Держа меня перед собой на весу, упырь принялся сжимать мою шею.
Сильнее… Сильнее…
— Прошу… — выдавил я на последнем издыхании. — Прошу…
22
Боль пронзила все мое тело, когда упырь стискивал мое горло.
От ужаса шерсть на мне встала дыбом.
Передо мной распахнулась дверь. Мы уже были на середине лестницы, ведущей в подвал, когда я, наконец, понял, что происходит.
Он отнес меня в темный угол возле печи.
Одной рукой удерживая меня на весу, он с шорохом протащил что-то по полу.
Я не видел, что он делает. Но от этого звука по спине у меня пробежал холодок. Я принялся отчаянно лягаться всеми четырьмя лапами. Но вырваться не удалось.
А потом он внезапно меня отпустил.
Я тяжело ухнул в темноту. Она окружила меня со всех сторон.
Моргая, я поднялся на ноги. И понял, что он кинул меня в большую картонную коробку. Крышка захлопнулась у меня над головой.
Я жалобно взвыл.
Коробка затряслась, когда он поддал ее ногой. Я завалился на бок.
— Не плачь, кисонька, — бросил он на прощание. — Ты хотел как лучше. Но проиграл.
Я стоял в коробке, вслушиваясь в шаги поднимавшегося по лестнице упыря. Хлопнула дверь подвала.
Еще не все потеряно! — сказал я себе.
