Сакс Ромер - Ведьмино отродье
— Роб, Роб, спокойнее, мальчик. Слышишь меня?
— Да, да, — раздался слабый голос.
— Молись, сын, молись, чтобы Бог дал силу, и все будет нормально. Продержись еще минут десять. Десять минут — понял?
— Да, да, боже милосердный, сэр, помогите мне, помогите, если можете, или…
— Не сдавайся, мальчик! Через десять минут ты победишь!
Доктор Кеан бросил трубку, выбежал из библиотеки, схватил шляпу с вешалки в холле, мгновенно спустился по ступеням и влетел в ожидающий автомобиль, прокричав шоферу адрес.
На Пикадилли было шумно и весело: пестрые толпы театралов и гуляк заполняли улицу. Доктор выскочил из машины и бросился к подъезду, в котором произошла встреча Роберта и Майры. Брюс Кеан пронесся мимо лифта на лестницу и начал подниматься, перепрыгивая через три ступени. Он давил на кнопку звонка Энтони Феррары, пока дверь не открылась и из проема не показалось смуглое лицо.
Посетитель ворвался внутрь, не обращая внимания на попытки одетого в белое человека задержать его.
— Эфенди,[21] никого дома.
Доктор Кеан жилистой рукой схватил слугу, высокого араба, за плечо и толкнул так, что тот, вертясь, был отброшен практически на середину мозаичного пола мандары. Воздух казался тяжелым от запаха благовоний.
Не говоря ни слова слуге, доктор Кеан вошел в дверь. Он рывком отодвинул занавес и оказался в темном коридоре. Сын подробно описал квартиру, поэтому Брюсу не составило труда понять, где находится кабинет.
Он повернул ручку — было не заперто — и вошел в неосвещенную комнату.
В камине пылал огонь, стояла невыносимая жара. На столе тускло горела серебряная лампа. Остальное помещение тонуло во тьме.
Одетая в черный балахон фигура сидела на стуле с высокой резной спинкой; похожее на монашескую рясу одеяние закрывало часть стола. Человек приподнялся и оглянулся — в отблесках пламени Энтони Феррара показался вошедшему самим духом зла.
Доктор Кеан подошел и встал напротив хозяина кабинета.
— Покажи, что у тебя на столе, — коротко сказал он.
Феррара взглянул на противника: в глубине его странных глаз горел огонь. В Средние века одного такого взгляда было достаточно, чтобы послать человека на костер.
— Доктор Кеан… — хриплый голос растерял всю свою мелодичность.
— Ты слышал мой приказ.
— Приказ! Доктор, пока я нахожусь в собственном…
— Покажи, что у тебя на столе. Или я сам должен сделать это за тебя?
Энтони Феррара придержал ладонью черную ткань, закрывавшую стол.
— Осторожнее, доктор Кеан, — спокойно проговорил он. — Вы рискуете.
Внезапно Брюс перешел в нападение: он уверенно схватил лежащую на материи руку и заломил ее Энтони за спину. Другим быстрым движением он освободил стол. В раскаленном воздухе начал чувствоваться слабый запах разложения и затхлости.
На столешнице оказалось выцветшее полотно, испещренное почти нечитаемыми египетскими иероглифами, а на нем был выложен стройный геометрический рисунок — выложен многочисленными черными насекомыми.
Доктор отдернул руку, а Феррара сохранял спокойствие, держась прямо и глядя перед собой.
— Кожееды! Из черепа мумии! Ах ты, гнусный подонок!
Окончательно придя в себя, заговорил Феррара:
— Что такого предосудительного в изучении жуков?
— Мой сын видел их вчера, а прошлой и этой ночью ты создал их увеличенных магических двойников и наслал эти жуткие чары на него! Способом, который известен и тебе, и мне, ты пытался материализовать свои мыслеформы.
— Доктор Кеан, мое уважение к вам безгранично, но боюсь, ваши чрезмерные занятия свели вас с ума.
Феррара, улыбаясь, потянулся к шкатулке из черного дерева.
— Даже не смей ее трогать!
Энтони замедлил движение, вскинув брови:
— Опять приказы, доктор?
— Точно.
Доктор Кеан схватил тряпку и жуков на ней и, пройдя через всю комнату к камину, швырнул в него этот неаппетитный сверток. Языки пламени взметнулись вверх, сопровождаемые мерзким треском, словно иссохшие черные тельца хранили в себе жизнь. Доктор повернулся к молодому человеку.
Феррара вскочил с почти звериным криком и начал быстро бормотать что-то на явно не европейском языке. Мощный и зловещий, смотрел он на Брюса, все еще пытаясь нащупать шкатулку.
— Перестань! — повелительно сказал доктор. — Повторяю в последний раз, не смей ее трогать.
Феррара замолчал. Дрожь била его тело.
— Сейчас уже нет законов, мудрых законов старого времени, по которым тебя полагалось бы сжечь, — начал Брюс. — Правосудие здесь бессильно, но Бог еще способен покарать таких, как ты.
— Может быть, — прошептал Энтони, — вы хотели бы вместе со мной сжечь и шкатулку, присутствие которой так сильно будоражит вас?
— Никакие силы в мире не заставят меня коснуться ее. Но ты, ты ее трогал, и ты знаешь, что ожидает тебя за это. Ты пробудил силы зла, дремавшие столетиями, и попытался покорить их. Страшись! Я знаю, сколько человек ты убил, сколько несчастных оказались в сумасшедшем доме из-за тебя! Я клянусь, что теперь жертв станет меньше. Есть способ покончить с тобой!
Он развернулся и собрался уйти.
— Страшитесь вы, доктор Кеан, — Феррара говорил тихо и вкрадчиво. — Сами сказали, что я пробудил силы зла.
Кеан тут же вернулся к Энтони: кулаки мужчины были сжаты, каждый мускул сухопарого тела напряжен. Даже при скудном освещении чернокнижник видел, что он бледен, а в глазах мерцает сталь.
— Ты пробудил иные силы, — тихим, но твердым голосом произнес Кеан, — но от этого не менее злые.
Энтони Феррара, повелитель безымянного ужаса, весь съежился перед ним, обычным кельтом, доведенным до точки кипения. Доктор был невысок и худощав, но в отличной физической форме. Сейчас он являлся и воплощением силы — силы праведного гнева. Да, он был опасен, и Феррара осознал это.
— Боюсь… — хрипло начал чернокнижник.
— Не пытайся спорить со мной, — голос доктора был холоден как лед. — Отвечай прямо или, клянусь небом, я убью тебя!
Феррара молча сидел, вцепившись в подлокотники и не смея поднять глаза. На несколько секунд время словно замерло, но доктор повернулся, и все встало на свои места.
На часах была четверть двенадцатого, когда мужчина вошел в квартиру на Пикадилли. Тогда же в другом доме его сын, задыхаясь среди назойливых гадких существ, молил бога о пощаде. Он уже падал в их скопление, когда в комнате вдруг не стало ни шевелящихся усиков, ни горящих глаз, ни волосатых лапок. Вся кошмарная фантасмагория, сопровождаемая гнилостным запахом, растаяла, как лихорадочный сон, как только доктор Кеан добрался до создателя кошмара.
