Яков Шехтер - «Треба знаты, як гуляты». Еврейская мистика
Спустя несколько дней, когда скука вновь стала одолевать вельможную чету, они снова отправились в местечко. Остановили экипаж перед зажиточным домом. Пока пан с супругой вылезали из коляски, слуги отыскали хозяина и потребовали немедленно накрыть стол для почетного гостя.
— Все уже готово, — ответил хозяин. — Пусть пан и его супруга взойдут в горницу.
Но в горнице разохотившихся гостей ожидал пустой стол.
— Что это значит? — грозно вопросил пан.
— Ваша милость не хочет ни есть, ни пить, — ответил хозяин дома. — Ваша милость храбрый солдат и хороший вояка и поэтому желает издеваться над беззащитными людьми. Если вы хотите избить еврея, так с этого и начинайте. Зачем вводить меня в лишние расходы — кормить дорогими яствами вас и ваших слуг, а потом получить за гостеприимство тумаки и оплеухи.
Пан не ожидал, что его замысел настолько очевиден для всех. Развернулся и уехал.
Евреи Польши надеются на императорскую милость, — закончил раввин Дискин свою речь. — И она состоит в том, чтобы сломить бесчеловечную власть панства. Вместе с евреями на вас с надеждой смотрит и польский народ, над которым паны издеваются точно так же, как и над евреями. Ради этого Всевышний и направил ваше императорское величество в Польшу.
Наполеон наклонился к секретарю и попросил поручить министру юстиции подготовить записку об изменении существующего положения вещей.
И действительно, при Наполеоне в Польше начались существенные изменения структуры власти. Увы, эти изменения прервались с захватом королевства русскими войсками. Однако после окончания войны император Александр Первый, памятуя о поддержке, которую оказала шляхта французам, существенно урезал права аристократии. Все получилось по слову раввина: приход Наполеона в Польшу помог — пусть не тем путем, как хотелось, — ослаблению ига вельмож и облегчению жизни еврейских общин.
Шинель Наполеона
Записано со слов р. Элиягу-Йоханана Гурари, главного раввина города Холон.
Потерпевшая поражение под селом Красное, армия Наполеона полностью утратила боеспособность и превратилась в аморфную толпу. Император передал командование Мюрату и во главе небольшого отряда поспешил во Францию. За ним, буквально по пятам, гнались казаки Платова. Так получилось, что отряд сбился с дороги. Счет шел на минуты, еще немного, и острия казачьих пик окажутся в опасной близости. Возок императора завернул в первый попавшийся дом.
Хозяином дома оказался Йосеф Лурия. Не узнать Наполеона было невозможно: он был одет в роскошную шинель из голубого сукна, украшенную золотыми галунами и шевронами. Стоит ли объяснять, как выглядела шинель императора всей Европы?
Лурия не успел и рта раскрыть, как в избу ворвался дюжий улан, с головы до ног запорошенный снегом.
— Ваше императорское величество, — обратился он к Наполеону, — казаки в пределах видимости, сотни две, не меньше.
Пока император собирался с мыслями, Йосеф Лурия предложил:
— Пусть уланы выйдут через заднюю калитку в заборе и схоронятся в лесу. С дороги их не заметят, а императора я спрячу в доме.
Времени на размышления не оставалось, десятку уланов ввязываться в бой с двумя сотнями казаков было равносильно самоубийству. Предложение пришлось принять, уланы поспешно ретировались через заднюю калитку, а императора Йосеф Лурия отвел в дальнюю комнату, уложил на кровать и навалил сверху все перины, которые смог отыскать.
Когда в дом ворвались казаки, они обнаружили мирно сидящего у стола еврея. Тот спокойно пил чай и читал толстую книгу в захватанном пальцами переплете.
— Император? — недоуменно поднял брови еврей. — Проезжал тут какой-то француз, но он уже полчаса, как умчался по могилевской дороге.
— Ты дурачка из себя не строй, — заорал есаул, — императора он не узнал! И какие еще полчаса, мы его почти в руках держали!
— А может, это был другой француз, — невозмутимым тоном предположил еврей. — Мало ли их этой зимой по дорогам шастает? Так вы говорите, сам Наполеон проезжал? Ой, как интересно, пойду, расскажу Циле.
— Какой еще, к черту, Циле? — загремел есаул.
— Циля, ваше благородие, это моя жена, — пояснил еврей, — она сейчас корову доит. В нашем народе издревле порядок заведен, сразу все рассказывать женам. В первую очередь им, а уж потом всем прочим. Вы же понимаете, если со мной что случится интересное, я сразу к жене поспешаю, а тут такая история, сам Наполеон…
— Обыскать дом и двор, — рявкнул есаул, перебивая Лурию. — Ну, смотри, еврей, если отыщем у тебя императора, это твой последний чай в жизни.
Лурия прищурился и невозмутимо отхлебнул из чашки.
— Ищите, где хотите.
Уверенный вид хозяина смутил казаков. Они быстро осмотрели небольшой домик и задержались возле кровати, накрытой высокой стопкой перин.
— Может, там он? — спросил есаула один из казаков.
— Вряд ли, видишь, как аккуратно застелено. Ну, на всякий случай, проверь шашкой.
Казак вытащил саблю, перекрестился и вонзил ее в самую середину постели. Клинок вошел до середины и остановился.
— Ишь, навалили, — проворчал казак, вытаскивая саблю, — любят жидки в тепле поспать.
И он принялся осматривать клинок.
— Что смотришь, — усмехнулся есаул. — Был бы там человек, он бы уже орал, как недорезанный. Пошли, видимо, еврей правду сказал. Надо гнать вовсю по могилевской дороге, может — нагоним.
Когда последний казак скрылся из виду, Йосеф отправился за уланами и лишь после того, как двое из них вошли в дом, принялся снимать перины.
— Все в порядке, ваше императорское величество, опасность миновала.
— Воткнись шашка на ладонь ближе к стене, — одергивая мундир, произнес император, — Франция сейчас стояла бы перед выбором, кого возводить на престол. Ты спас меня еврей, — обратился он к Йосефу Лурии. — Проси награду.
— Ваше величество, — ответил тот. — Больше всего на свете я хотел бы знать, что император чувствовал, когда казак пронзил шашкой перины.
Наполеон задумался на мгновение, а затем гневно свел брови.
— Ты мог попросить денег или почестей, но предпочел залезть мне в душу. А это не что иное как оскорбление императорского достоинства. Эй, — приказал он уланам, — вывести его во двор и расстрелять.
Йосеф глазом моргнуть не успел, как уланы скрутили ему руки за спиной, выволокли во двор и поставили возле стены сарая.
— Ваше императорское величество, — взмолился Лурия, — вы ведь сами сказали, что я спас вам жизнь! Неужели одно неосторожное высказывание способно перевесить чашу весов?!
