Дин Кунц - Шорохи
В июне Бобби принялся за старое – точно с такой же легкостью, как человек после нескольких лет воздержания снова начинает курить. Запретный плод в таких случаях становится еще слаще. В этом месяце Бобби изнасиловал двух женщин и еще двух – в июле. В августе число потерпевших возросло до трех, а первые десять дней сентября дали еще две жертвы. За семь лет в тюрьме Бобби соскучился по женщине.
Полицейские не сомневались, что все девять преступлений – а может быть, и еще несколько, оставшихся неизвестными, – дело рук одного и того же человека – Бобби Вальдеса. Прежде всего, во всех девяти случаях преступник одинаково приступал к делу. После того как одинокая женщина выходила из своей машины на безлюдной стоянке, он выныривал из темноты и, приставив к ее боку, спине или животу пистолет, говорил: «Я крутой парень. Едем со мной. Тебе ничего не будет. Откажешься – выпущу кишки. Если не будешь сопротивляться, тебе не о чем беспокоиться. Я и в самом деле крутой парень!» Каждый раз он произносил одно и то же. Жертвы запомнили эти слова, потому что уж очень они не вязались с юношеским, почти детским, обликом «крутого парня». Точно так же Бобби действовал восемь лет назад, в самом начале своей карьеры насильника.
Все жертвы одинаково описывали напавшего на них человека. Стройный. Ростом пять футов десять дюймов. Вес примерно сто сорок фунтов. Смуглый. Ямочка на подбородке. Каштановые волосы и карие глаза. Нежный девичий голосок. За этот голос и юное миловидное лицо приятели прозвали его Ангелочком. Бобби исполнилось тридцать лет, но он все еще выглядел на шестнадцать. Пострадавшие утверждали, что он показался им чуть ли не подростком, однако вел себя как жестокий, опасный, больной мужчина.
Бармен «Парадиза» поручил свою работу помощнику и внимательно ознакомился с тремя фотографиями Бобби Вальдеса, предложенными ему Фрэнком Говардом. Бармена звали Отто. Это был видный бородатый мужчина с красивым темным загаром. На нем были темные брюки и голубая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами; оттуда выглядывали жесткие курчавые волосы и золотая цепочка, на которой болтался зуб акулы. Отто перевел взгляд с фотографий на Фрэнка и нахмурился.
– Вот не знал, что Санта-Моника попадает под юрисдикцию лос-анджелесской полиции.
– Нас пригласил шеф полиции Санта-Моники, – объяснил Тони.
– Гм.
– Мы сотрудничаем в расследовании особо тяжких преступлений, – нетерпеливо произнес Фрэнк. – Ну что, вы когда-нибудь видели этого парня?
– Ага, заходил пару раз.
– Когда?
– Э… с месяц назад. Может, и раньше.
– Не в последнее время?
В это время на эстраду после двадцатиминутного перерыва вышел джаз и заиграл одну из песенок Билли Джоэла. Отто повысил голос, чтобы перекричать музыку.
– Говорю вам, я не видел его больше месяца. Я почему запомнил – он показался мне совсем сопляком, из тех, кому не положено отпускать спиртное. Пришлось спросить удостоверение личности. Он аж взбеленился. Начал тут выступать.
– Чего он хотел?
– Требовал управляющего.
– И все? – спросил Тони.
– Обзывался нехорошими словами, – угрюмо произнес Отто. – Меня никогда так не обзывали.
Тони приложил руку к уху наподобие раковины, чтобы лучше слышать бармена. Он ничего не имел против мелодий Билли Джоэла, но не в исполнении музыкантов, явно считавших, что энтузиазм и громкость способны компенсировать плохую игру.
– Значит, он вас оскорбил, – констатировал Фрэнк. – Дальше?
– Дальше ему пришлось извиниться.
– Так просто? Сначала он требует управляющего, обзывает вас, а потом этак запросто приносит свои извинения?
– Ага.
– Это с какой же стати?
– А с такой, что я попросил его об этом.
Фрэнк придвинулся к бармену поближе: музыка сделалась прямо-таки оглушительной.
– Извинился только потому, что вы его об этом попросили?
– Ну… сначала он полез на рожон.
– Вы подрались?
– Не-а, – лениво ответил Отто. – Если какой-нибудь сукин сын начинает выступать в моем баре, мне необязательно марать о него руки, чтобы заставить заткнуться.
– Должно быть, вы их гипнотизируете, – буркнул Фрэнк.
Джаз влупил на полную катушку. Казалось, от такого количества децибел глаза вылезут из орбит. Солист предпринимал жалкие попытки подражать Билли Джоэлу.
Рядом с Тони сидела, прислушиваясь к разговору, ослепительная зеленоглазая блондинка. Она вдруг открыла рот.
– Валяй, Отто. Покажи свой фокус.
– Вы что, умеете творить чудеса? – спросил Тони. – Например, делать так, чтобы нарушитель испарился в воздухе?
– Он их пугает, – объяснила блондинка. – Это высший класс. Покажи им, Отто.
Тот пожал плечами и, пошарив под прилавком, достал высокую стеклянную пивную кружку. Несколько секунд он выжидал, давая полицейским возможность рассмотреть ее – словно они никогда не видели ничего подобного. Потом поднес кружку к губам и, откусив кусок стекла, выплюнул в урну. Оркестр как раз сделал небольшую паузу, и было слышно, как хрустит стекло.
– Ничего себе! – воскликнул Фрэнк.
Блондинка захихикала. Отто повторил свой трюк. Наконец он отгрыз весь верх и швырнул кружку в урну.
– Я всегда так делаю, если кому-нибудь хочется побузить. И говорю, что, если он не успокоится, я откушу ему нос.
Фрэнк был потрясен.
– Неужели вам приходилось это делать?
– Что – откусывать нос? Не-а. Обычно хватает одного обещания.
– И часто здесь бывают драки? – осведомился Фрэнк.
– Не-а. Это приличное место. Не больше одной в неделю.
Джаз снова врубил на полную мощность.
– Как вы это делаете? – крикнул Тони.
– Кусаю стекло? Ну, есть тут один секрет. Но вообще-то нетрудно научиться.
– И вам никогда не случалось порезаться?
– Бывает, хотя и редко. Только не язык. Чтобы узнать, умеет ли человек это делать, попросите показать язык. Мой – в полном порядке.
– Но вы сказали, что у вас были несчастные случаи…
– Ясное дело. Губы. Хотя и не так уж часто.
– От этого трюк еще эффектнее, – вмешалась блондинка. – Видели бы вы Отто в тот момент, когда у него по бороде течет кровь, а на губах кровавая пена! – Ее зеленые глаза зажглись таким восторгом, что Тони стало не по себе. – Вы и представить себе не можете, как быстро они делаются паиньками!..
– М-да, – только и смог вымолвить Тони.
Фрэнк опомнился первым.
– Ну ладно. Вернемся к Бобби Вальдесу. – Он постучал костяшками пальцев по фотографиям на прилавке.
– Я же сказал, он уже месяц носу не кажет.