Мэйв Флай (ЛП) - Лид С. Дж.

Таллула остановила нас у бара "Радуга", откуда доносился запах несвежего пива и чистящих средств. На ней была широкополая шляпа с черными полями и огромные черные солнцезащитные очки. Она протянула мне винтажный шарф от "Гермес" с обезьянками и змеями на нем. Я обдумывала, как бы мне в него завернуться, как мне и было задумано, и пока я размышляла, перед нами остановился огромный красный двухэтажный автобус. Двери с шипением открылись, и водитель кивнул.

- Доброе утро, мисс Таллула, еще один прекрасный день!

Автобус остановился на уровне тротуара, и моя бабушка царственно шагнула внутрь.

Мы уселись на два правых задних сиденья на открытом верхнем уровне - Таллула явно давно претендовала на них. Экскурсовод кивнула ей, и в течение нескольких следующих остановок автобус наполнился жаждущими туристами, такими же новичками в городе, как и я.

Я смотрела, как они заходят в автобус, в их глазах читалось волнение, некоторые из них устали с раннего утра, некоторые были ошеломлены, они не были городскими жителями или, возможно, не привыкли к мстительной жаре.

- Мы делаем это каждое воскресенье, - сказала Таллула. - Заруби себе на носу, если собираешься быть здесь.

Я повернулась к ней, но она смотрела на город, а не на меня. Я не знала, означает ли это, что я могу остаться, не хотела думать об этом, вдруг я ошибаюсь. Я смотрела на утренние улицы Голливуда, на нетерпеливых людей, которые записывались на экскурсию в этот час, и на их семьи, которые тащили за собой, на блеск нашего красного автобуса.

Я повязала шарф на волосы, и Таллула молча выразила свое одобрение. Она вручила мне большие солнцезащитные очки, которые я тоже надела. Я слушала, как гид указывал на дома знаменитостей и места самоубийств и убийств. Все было таким монументальным, таким полным смерти и жизни. Какая-то часть меня не могла примириться с мыслью о моей безупречной бабушке и этих пешеходах-туристах, и все же в этом был полный смысл. Мы ехали по городу, который неспешно просыпался вокруг нас, как дыхание жизни, и я никогда не чувствовала, что мир таит в себе такие перспективы. Передо мной открывалось столько возможностей, и в то же время я чувствовала, что никогда не смогу захотеть чего-то большего, чем просто это.

На губах моей бабушки играла улыбка - моя бабушка, даже произнести это про себя было так многозначительно, - и я старалась, чтобы она не видела, как я смотрю. Мне хотелось узнать эту женщину, чей генетический материал составлял столь значительную часть меня. Мы остановились на Голливудском бульваре, чтобы туристы могли полюбоваться звездами и отпечатками рук, и несколько из них сошли, чтобы приседать и позировать. Китч. Клише. Дешевые острые ощущения, реплики, эксплуатация чужаков, тех приезжих, которые никогда не почувствуют, как это место пульсирует в их жилах. Все это так удивительно американское, западное, калифорнийское, анжуйское. Очень похоже на себя. Блеск студийных декораций, полировка, голуби, мусор, рюкзаки и камеры мобильных телефонов, слишком белые зубы и селфи в Snapchat. Смотри, мам, я попала в Голливуд ;)

- Ну, что скажешь? - голос Таллулы, властный и четкий. Ее глаза были закрыты под очками, а голова театрально откинута назад. - Разве это не просто...?

Она помахала красными отполированными пальцами.

Я выглянула из-за крыши автобуса, посмотрел вниз на сверкающие звезды и грязные улицы, на Китайский театр, Египет и музей восковых фигур. Но Таллула не смотрела ни на что из этого. Не город приносил ей такую радость. Ее взгляд был устремлен на туристов. И я поняла. Между этим городом и женщиной рядом со мной не было никакой разницы. Туристы восхищались Голливудским бульваром, и она это чувствовала. Каждая улица, каждый фонарный столб были ее частью, настолько частью, что мне показалось, что они родились в одной и той же великой сейсмической трещине. Безмолвный неведомый бог, которому все эти смертные неосознанно отдавали дань, наблюдал за ними из задних рядов. Просто наблюдал.

И я подумала, даже осмелилась надеяться, что, возможно, я тоже зародилась там.

- Изысканно, - сказала я.

Таллула была рядом со мной, улыбаясь так, что я могла видеть ее клыки, вдыхая все это, наивность и благоговение посетителей, сам их дух.

- Ты понимаешь, - сказала она, поправляя солнцезащитные очки, опираясь локтем на край ограждения рядом с собой. - Что, полагаю, теперь может означать только одно...

Я прочистила горло и посмотрела, как мужчина в козырьке, сидящий в ряду перед нами, пытается отбиться от нападающего голубя. Я затаила дыхание.

Таллула обратила на меня свою клыкастую улыбку.

- Теперь Лос-Анджелес и твой тоже.

* * *

В другой комнате зазвонил телефон. Я тихонько закрываю бабушкину дверь и отвечаю.

- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Я буду любить тебя всегда-всегда!

Кейт. Еще одна вечеринка. Еще одна возможность сделать карьеру в облике подходящего прелюбодейного мужчины. И ей нужна ведомая женщина. Я не хочу идти, я не хочу быть нигде. Но я знаю, какими бывают эти мужчины. И я в долгу перед ней. Возможно, Кейт не всегда будет нуждаться в моей заботе, но пока...

9

И вот я здесь, одна, мои стринги все глубже и глубже врезаются в ягодицы, а мужчина с подносом шампанского не появлялся уже почти шесть минут, но, несмотря на это, в мире не найдется столько алкоголя, чтобы отвлечь меня от умопомрачительной толпы мешков с мусором из Беверли-Хиллз, которая каким-то образом окружила меня. Кейт тем временем в другом конце комнаты разговаривает с кем-то, кто очень похож на Дерека из "Вавилона", но может быть (и не быть) его точной копией с другим именем в той же сфере деятельности. Он не особенно привлекателен, но ночь только началась. Все эти мужчины одинаковы. Напротив меня стоит другой, разговаривает. Я осматриваю зал в поисках еще одного напитка.

- Да, мы познакомились еще в моей первой венчурной фирме, это была и его первая работа, и он действительно такой парень. Я никогда не думала, что он первым пойдет к алтарю, но, наверное, когда хочешь закрепить отношения, надо их закрепить, правда?

Это вечеринка по случаю помолвки.

- Ммм, - говорю я, бросая взгляд на девушку, которая, как я полагаю, тоже очень хотела бы, чтобы ее закрепили.

- А как вы познакомились? - спрашиваю я, провожая взглядом двух симпатичных двадцатилетних парней, удаляющихся в туалет, чтобы "дунуть".

- А вот так, ни за что не догадаешься. Догадайся.

Он ждет и наблюдает за мной, полный головокружительного ожидания. Есть две вещи, которые я презираю в этом мире больше всего на свете: первая - это когда человек заставляет вас о чем-то догадываться, как будто вы - экстрасенс или ребенок, или, возможно, настолько интересуетесь его жизнью, что тратите свои умственные способности на подпитку его нарциссических наклонностей, на полное наблюдение за ними и повторение какого-то аспекта его жизни. Это наблюдение возвращается к нему к его полному удовлетворению, и он проглатывает все это, как благодарная маленькая порнозвезда проглатывает большую порцию...

- Она - твой проктолог, - говорю я.

Он замирает, широко улыбается, поднимает брови, как будто я ударила его по лицу.

Через мгновение он несколько раз моргает, а затем находит слова.

- Ну... да. В смысле, она такая. Как ты...?

Я удивлена не меньше его.

- То есть ты прощупала его и понялa, что он - тот самый?

Я адресую этот вопрос проктологу, которая, как я теперь понимаю, выглядит так, как будто она действительно видела некоторые вещи. Мне интересно, сколько предметов ей пришлось извлечь из прямой кишки, и я на мгновение представляю ее обнаженной в море блестящих анальных пробок, бутылочек из-под "Gatorade" и различных овощей.

- Он пригласил меня на свидание после проверки. Такое случается чаще, чем ты думаешь. Но я не знаю, наверное, застал меня врасплох в момент слабости, - она пожимает плечами и делает глоток своего напитка. - И его не волнует, что я провожу свои дни, засунув руки в задницы других мужчин, так что и это тоже.