Идол липовый, слегка говорящий - Бахрошин Николай

Подобная реакция настораживала. Обычно Гаврилову, этому бывшему чиновнику пресс-службы прежнего президента, всегда находилось что сказать, о чем напомнить. Присутствие подчиненных его в выражениях не стесняло.

Тем не менее Саша быстро воспользовался неожиданным либерализмом. Облегченно отдуваясь, он скользнул на диванчик в углу, на свое обычное место рядом с Бломбергом. Тот немедленно прояснил ситуацию. Трагическим шепотом Мишка подробно и не без удовольствия поведал ему на ухо о невиданном скандале в благородном семействе. Оказывается, главный художник Аркаша Бойков нажрался вчера вечером в зюзю. Сам по себе факт неудивительный и ничего скандального в себе не несет, но при этом художник куда-то задевал слайд с Наткой Глюкиной без штанов. Главное, Бойков и подержал-то слайд в руках всего минут десять, а найти до сих пор не могут. Сейчас творца бульварных дизайнов морально распинают, но скоро начнут прибивать гвоздями оргвыводов, так что самое интересное Саша не пропустил. Хотя рисковал, конечно, опаздывать с утра пораньше на святую вечерю. Он, Бломберг, давно ему говорил: бросай свою шайтан-арбу внутреннего сгорания и езди, как все, на метро. Найди наконец в себе мужество слиться с массами и признать свою среднестатистическую посредственность как объективную данность.

Таким же гробовым шепотом Саша пообещал Бломбергу все – и с массами слиться, и на метро ездить, и собственную посредственность как факт признать. До кучи можно сознаться в убийстве Кеннеди – не убудет, но это пока под вопросом.

Между делом Саша оглядел высокое собрание. Атмосфера вокруг была напряженной и даже зловещей.

Аркаша Бойков, большой, лохматый и круглый, в молодежном джинсовом костюмчике, из-под которого выпирал крепнущий пивной живот сорокалетнего мужика, еще вчера был авторитетным главным художником. Расхаживал по коридорам пузом вперед, гонял верстальщиков матерными словами и громко костерил службу фотоподборки. Теперь он словно бы сразу сдулся на несколько размеров. Казался поблекшим, потрепанным и потасканным одновременно. Его отсадили к стене на какой-то унизительно-маленький стульчик, где он и пребывал в видимом нервном расстройстве. Опускал свой яркий нос почти до колен, прятал глаза, завешивался длинными сивыми волосами и нервно мял в руках распечатки готовых полос. Показывал, как он переживает, кается и готов немедленно искупить вплоть до высшей меры самобичевания. Оправдываться, зная вспыльчивость Гаврилова, не пытался, хоть на это хватало его похмельного ума.

Историю появления в редакции злосчастного слайда Саша знал. Недавно восходящая звездочка эстрады Ната Глюкина, по паспорту – Наталья Самуиловна Горбатюк, крепко повеселилась на очередной шоу-тусовке, проще говоря, нализалась текилы на халяву, отправилась в дамскую комнату и, выходя оттуда, забыла застегнуть штаны. Ринувшись прямо из туалета снова в танец, штаны она, естественно, потеряла и поймала их только на уровне колен. В этой пикантно-согнутой позе ее успел щелкнуть вольный папарацци Забелин. Эксклюзивный кадр с розовыми, «звездными» трусиками в центре экспозиции маэстро с удовольствием впарил «Экспресс-фактам» аж за 500 баксов наликом. Вчера Гаврилов, потирая руки, целый день планировал громкую обложку с самолично придуманной подписью: «Звезда Глюкина ничего не скрывает».

Теперь главный сидел мрачнее грозовой тучи, наливался административной злобой и готовился к раздаче слонов. В тон ему хмурились замы и ведущие редактора, а главный художник упоминался руководством уже в третьем лице и только по фамилии. Вороны, что собираются обычно над трупом, тоже вряд ли обсуждают его как личность, сообщил Саше Бломберг.

– Нет, но когда он успел-то нажраться? Я вот этого не понимаю! Я же его за час перед этим видел трезвого, как стекло?! – вопрошал Гаврилов своим гулким номенклатурным баритоном.

– Понятно когда – с позавчерашнего небось, – определил ответственный секретарь Мануйлин, первый собутыльник Аркаши Бойкова.

– Нет, но с похмелюги тоже не сразу развозит, время же нужно… – вставил редактор отдела информации Пинюков, второй неизменный собутыльник Бойкова.

– Может и сразу развести, если хряпнуть водки на опохмелку, а потом вдогонку отлакировать пивом, – со знанием дела заметил Мануйлин.

– При Бойковской комплекции черта лысого его сразу развезет. Его никогда сразу не развозит, время нужно, у него башка крепкая, – заметил тощий Пинюков.

– А в Барселоне помнишь, в том кабаке…

– Ну, в том кабаке ты, между прочим, первый натрескался, а уж потом Бойков…

Тема беседы становилась интересной, и редколлегия оживилась. Периодические коллективные выезды за границу высшего руководства редакции давно уже стали чем-то вроде фамильных преданий о бесчинствах привидений в подвалах замка.

– Вот и я говорю – время! – сказал Гаврилов, прекратив прения похлопыванием по столу. – А когда у него было время? Просто физически не было времени! Вот что мне непонятно!

– Если с вечера начать, с утра на старые дрожжи добавить, а после обеда начать клюкать по маленькой, к вечеру будешь уже в окончательном шоколаде, – пояснил с галерки обозреватель Бломберг. – И отрубаешься, кстати, моментально, без всякого перехода. Все, как рассказывает подследственный. Я все-таки предлагаю господам присяжным не рубить с плеча по живому, а в порядке альтернативы рассмотреть вопрос о взятии товарища художника на поруки. Если он, конечно, на коленях пообещает перед трудовым коллективом больше не прятать слайдов с жопами знаменитостей от глаз народа.

– Я пообещаю! – быстро вскинулся Аркаша.

– А ты сиди пока, алкоголик! – цыкнул на него первый зам. главного Коробейчик, бывший пожарный подполковник, непонятно каким боком очутившийся в журналистике. В редакции про него болтали, что он «черный глаз», «смотрящий» от хозяина, ФСБ и бандитов одновременно. Что-то из этого наверняка правда, считал Саша.

Главный художник снова увял и сгорбился.

Остальной редакторат приглушенно хрюкал, пряча в кулаках усмешки.

– Может быть, может быть… – задумчиво почесал нос Гаврилов. Потом до него дошло, и он опять быстро и откровенно разозлился. – Нет, но это только представить себе! Ната Глюкина – звезда мирового уровня, и так бездарно просрать ее фотку раком! Что же дальше, я спрашиваю?!

– А дальше уже не будет… – снова вставил Бломберг.

Решением главного редактора его почти каждый второй месяц лишали зарплаты за разные нетрезвые подвиги, и терять ему, в сущности, было нечего. Гонорары за тексты Гаврилов не урезал никогда, не без основания опасаясь, что писать тогда совсем перестанут.

– Как так? – покосился на него главный.

– А вот так, – пояснил Мишка. – Куда тут дальше-то? Если Натаха Глюкина-Горбатюк – звезда мирового уровня, то дальше уже ничего и быть не может. Это уже называется – докатились. Дальше только Апокалипсис и Судный день.

– А разве Апокалипсис и Судный день – это не одно и то же? – тонким, детским голоском поинтересовалась редактор телепрограмм Нина Ивановна, женщина не молодая, заслуженная, но редкой и дремучей наивности. Впрочем, при ее работе это был скорее плюс, полагал Саша, как бы иначе ей удавалось писать свежие анонсы к фильмам, которые смотрели еще бабушки и дедушки.

На этот раз редколлегия закисла от смеха уже более откровенно. Даже плечи подследственного Аркаши подозрительно вздрагивали, хотя глаз по-прежнему не было видно.

Не смеялся только один Гаврилов. Главный, наоборот, наблюдал за всем происходящим достаточно мрачно. Чуством юмора он никогда не отличался, еще со времен чиновной работы, как говорили знавшие его люди.

– Так, так… – сказал он. – Веселитесь. Конечно! Номер срывается, обложки нет никакой, а всем вокруг весело и вольготно! Так, так… – он обвел взглядом кабинет, явно выискивая жертву для индивидуальной расправы. – Кстати, Кукоров!

– Да, Геннадий Петрович, – вздрогнул от неожиданности Саша.

– А ты почему здесь? Почему не на Крайнем Севере?

– Так наши еще не в городе! – вставил окончательно распоясавшийся Бломберг.