Энн Райс - Лэшер
«Но теперь Лэшер мертв, – мысленно произнес Майкл. – И убил его я».
Дрожь пробежала по всему его телу.
«Сейчас утро, ночной мрак развеялся, – сказал он себе. – Волноваться не о чем. Наступает новый день».
В комнату неслышно вошел Гамильтон Мэйфейр.
– Хотите кофе, Майкл? Вы можете спуститься в столовую. Я побуду с ней. Сегодня утром она такая… такая красивая.
– Она всегда красивая, – отозвался Майкл. – Я, пожалуй, и в самом деле пойду выпью кофе.
Он вышел из спальни и спустился вниз по лестнице.
Дом был залит солнечным светом. Брызги дождя сверкали на чистых оконных стеклах.
Майкл ощутил легкий запах дыма. Значит, минувшей ночью Мона выполнила свое намерение: затопила камин в спальне и сожгла его испачканную кровью одежду.
Ему вдруг захотелось разжечь огонь в обоих каминах в гостиной и выпить кофе там, наслаждаясь одновременно теплом пламени и теплом солнечных лучей.
Майкл подошел к первому камину, самому своему любимому, мраморному, покрытому затейливой резьбой, уселся на пол, скрестил ноги и прижался спиной к холодному мрамору. У него не было сил приготовить кофе, принести дрова, развести огонь. Он не знал, кто из родственников и служащих остался в доме. Не знал, что ему теперь делать.
Майкл закрыл глаза.
«Лэшер мертв, – повторил он про себя. – Мертв. Я убил его. Все кончено».
До слуха его донесся стук входной двери. В гостиную вошел Эрон. Поначалу он не заметил сидевшего на полу Майкла, а увидев его, слегка вздрогнул.
Эрон был безупречно выбрит. На нем была свежая белая рубашка с галстуком и новая светло-серая шерстяная куртка. Густые седые волосы были тщательно причесаны, лицо казалось отдохнувшим и посвежевшим, а глаза – ясными.
– Я знаю, вы никогда не простите мне того, что я его уничтожил, – сказал Майкл. – Но я не мог поступить иначе. Не мог, поверьте. И я не жалею о том, что совершил.
– Что значит – никогда не прощу вас? Поверьте, я вовсе не считаю, что должен за что-то вас прощать, – мягко возразил Эрон. – Не думайте больше о том, что произошло. По крайней мере сейчас. Выбросьте это из головы. От подобных воспоминаний один лишь вред. Так что, прошу вас, постарайтесь все забыть. И не держите на меня зла за то, что я не стал вам помогать. Я не мог это сделать.
– Но почему? Вы хотели пролить свет на тайну, которую он унес с собой? Или вам жаль это существо? Или он действительно заворожил вас?
Эрон молчал, словно что-то обдумывая. Потом он огляделся по сторонам, словно желая удостовериться, что в комнате никого больше нет, медленно подошел к Майклу и опустился на краешек стула.
– Причины моего бездействия неизвестны мне самому, – сказал он, не сводя с Майкла пристального взгляда. – Знаю одно: я не мог его убить. – Голос Эрона упал до едва различимого шепота. – Не мог, и все.
– А как же ваш орден? Какие распоряжения вы получили оттуда?
– Никаких. Все мои запросы остались безответными. Мне приказывают лишь связаться с Лондоном или Амстердамом. Приказывают безотлагательно вернуться. Но я никуда не поеду. Юрий полон желания во всем разобраться. Он уехал сегодня утром. Ему стоило немалых усилий расстаться с Моной. И все же он уехал. Обещал, что будет звонить нам каждый вечер. Моне и мне. Слепому видно, от Моны он без ума. И все же сознание своего долга оказалось сильнее. Он намерен во что бы то ни стало добиться встречи со старшинами. И узнать, какова подоплека произошедших здесь событий. С какой целью прибыли сюда Столов и Норган? Действительно ли они намеревались вернуть нас в лоно ордена? И если это так, согласно чьим указаниям они поступали?
– А что на этот счет думаете вы? Или тут уместнее употребить слово «подозреваете»?
– Признаюсь откровенно, я теряюсь в догадках. Иногда мне кажется, я всю жизнь плясал под чужую дудку. Меня просто дурачили, использовали в собственных интересах. Думаю, попытка выйти из-под власти старшин ордена не сойдет мне с рук. Скоро они со мной разделаются, как: разделались с теми двумя докторами. А уж если они решили меня убрать, никто и ничто не сможет помешать им. А иногда ко мне возвращается былая уверенность в том, что орден – это всего лишь группа старых ученых, которых интересует исключительно сбор информации. И тогда я вновь не могу поверить, что орден преследует оккультные цели. Мне это представляется невероятным. Очень может быть, вскоре мы выясним, что Столов и Норган самостоятельно решили заняться разведением существ, подобных Лэшеру. Когда в их руки попала поразительная медицинская информация, они не смогли противиться искушению. Вероятно, нечто подобное произошло с Роуан. Ее ослепила блестящая перспектива, неожиданно открывшаяся возможность совершить переворот в медицине. Не исключено, именно об этом она думала, когда выпустила отсюда это существо. Считала, что науке чужды понятия добра и зла. Что информация, способная совершить научный переворот, обладает абсолютной ценностью. Да, думаю, так оно и было, – продолжал Эрон. – Эти двое тоже решили, что стоят на пороге грандиозного научного открытия. И поэтому столь вероломно поступали с остальными и вводили в заблуждение старшин. А может, и нет. Я так далек от подобных ухищрений. Все это меня не касается. Какой бы ни была правда, мне, скорее всего, не суждено ее узнать.
– А что будет с Юрием? – спросил Майкл. – Разве он не подвергает себя опасности?
Эрон тяжело вздохнул.
– Надеюсь, что нет. Его членство в ордене будет восстановлено. По крайней мере, так обещали старшины. Одно могу сказать с уверенностью: он ничуть их не боится. Он отправился в Лондон, чтобы поговорить с ними напрямую. И уж конечно, он считает, что в любом случае сможет за себя постоять.
За время короткого знакомства с Юрием. Майкл не успел составить о нем четкого впечатления. Он чувствовал лишь, что в этом человеке соединяются несоединимые качества: острый ум, сила, проницательность и в то же время наивность и доверчивость.
– Я не особенно волнуюсь за Юрия, – заметил Эрон. – Главным образом потому, что он влюблен. Уверен, теперь он будет особенно осторожным. Ради Моны.
– Полагаю, вы правы, – с улыбкой согласился Майкл.
– Надеюсь, Юрий получит ответы на все свои вопросы. Загадки, связанные с Таламаской, с возможными оккультными целями ордена, со старшинами, не дают ему покоя. Но если кто и способен ему по-настоящему помочь, так это только Мона. Ведь меня самого спасла Беатрис. Не правда ли, все-таки странно, что члены этой семьи наделены столь неодолимой силой? И при всем при том они не могли противостоять… ему.
– А как: насчет Столова и Норгана? – перебил Майкл. – Как вы думаете, будет их кто-нибудь искать?
– Думаю, нет. Смерть этих двоих вам тоже лучше выбросить из головы. Юрий обо всем позаботился. Свидетелей случившегося нет. Уверен, никто не явится сюда, чтобы выяснить, какая участь постигла двух пропавших членов ордена.
– Вашему спокойствию и невозмутимости можно позавидовать, – заметил Майкл. – Однако, должен признаться, вы не производите впечатления счастливого человека.
– Полагаю, время для счастья еще не пришло, – мягко возразил Эрон. – И все же поверьте, сейчас я куда счастливее, чем был когда-либо за всю свою долгую жизнь. – Он помолчал и добавил: – Бесспорно, эти двое натворили много зла. Но это еще не повод расстаться с убеждениями, которых я придерживался на протяжении многих лет.
– Но ведь Лэшер сказал, какова была цель вашего ордена, – напомнил Майкл. – Его слова невозможно истолковать двояко.
– Да, конечно. Но то, о чем он говорил, происходило несколько столетий тому назад. За это время многое изменилось. Теперь люди более не верят в то, во что непоколебимо верили тогда.
– Несомненно, это так.
Эрон вновь вздохнул и слегка пожал плечами.
– Так или иначе, Юрий все выяснит. И он обязательно вернется.
– Но если подозрения, о которых вы упомянули, справедливы… Неужели они и правда попытаются вас убить?
– На самом деле я так не думаю, – покачал головой Эрон. – За эти годы я успел кое-что понять… И, полагаю, они просто-напросто не захотят утруждаться…
Майкл промолчал.
– Теперь я более не принадлежу ордену, не являюсь его членом, – продолжал Эрон. – Я разорвал все связи. Мой дом здесь. Я женат и хочу провести остаток дней рядом с Беа и с людьми, которых считаю своей семьей. А что до всего прочего… до ордена Таламаска, его скрытых целей, его тайн… Все это меня не касается. Возможно, я понял, что более не хочу служить ордену, еще на Рождество, когда Роуан… проиграла первый тайм. А может, когда увидел Роуан на каталке, бледную, неподвижную. Так или иначе, к делам ордена я теперь не имею отношения. То есть, точнее будет сказать, я отношусь к ним точно так же, как ко всем прочим жизненным проблемам, с которыми мне волей-неволей приходится сталкиваться.
– Скажите, а почему вы не вызвали полицию? Может быть, следовало сообщить властям о гибели Столова и Норгана?
